В лесах, вблизи Кабаковска, всего в в каких-нибудь 35 километрах езды по Богословской железной дороге, причудливой сеткой строений и подъездных путей разбросался Воронцовский рудник. День и ночь идет здесь кипучая работа. Острыми щупальцами буравят машины землю, стальные челюсти неутомимо вгрызаются в ее недра, вычерпывая ценную железную руду. Круглые сутки бегут по рельсам до отказа груженные вагоны, доставляя руду на Кабаковский металлургический завод.
Не все еще, однако, свои богатства открыла здесь земля. Только незначительная часть их разрабатывается пока. Глубоко под землей, скрытые в ее тайниках, продолжают веками дремать неисчислимые сокровища. К ним еще не притрогивалась рука человека. Совсем недавно, в глубине леса, в двух километрах к югу от рудника, найдено богатое месторождение красных железняков.
Геологи определили запасы этих месторождений в 800 тысяч тонн. А может быть они еще больше? Но пусть даже так, как сказали геологи. 800 тысяч тонн красных железняков, с содержанием в них до 59 процентов чистого железа, — разве это не клад?
Давно уже Кабаковский завод сидит на «голодном пайке» из-за крайне ограниченного поступления красных железняков. Близлежащий Ауэрбаховский рудник поставляет главным образом магнитный железняк. Из него выплавляются другие сорта металла. На других месторождениях, с которых красные железняки шли до сих пор, запасы их на исходе. Завод же бесперебойно должен давать стране ковкий чугун. В таких условиях воронцовские железняки — буквально неоценимая находка.
Но как ее взять? Заводу дорог каждый день. Воронцовская руда в самое ближайшее время должна пойти на его эстакады широким потоком. Условия же, в которых находится месторождение, препятствуют быстрой его разработке. Значительная часть залежей находится под землей, на глубине от 6 до 12 метров. Надо снять огромное количество почвы, чтобы обнажить руду.
Лесистость, бездорожье и чрезвычайная заболоченность почвы усложняют и без того нелегкую работу. Потребуется переброска на место работ эскаваторов и других машин затрата нескольких тысяч рабочих дней. Подсчитали и вышло, что, помимо огромных средств, уйдет пять месяцев драгоценного времени, если действовать обычным путем вскрышных работ. Завод ждать не может.
Решили искать иных путей, чтобы вскрыть недра земли.
* * *
По телеграфным проводам быстрыми, невидимыми искорками бегут взад и вперед срочные депеши. Неумолчно выстукивают телеграфные аппараты многочисленные вопросы и ответы.
Непосредственно с месторождения красного железняка специалисты передают свои выкладки и расчеты. Мелькают цифры, названия, технические термины. Из различных мест вызываются нужные для предстоящей работы опытные мастера.
Десятки людей до глубокой ночи сидят над чертежами и проектами, проверяют первоначальные наметки, сопоставляют их с новыми данными, полученными в последний час. Не раз, обнаружив в чем-либо неточность, люди покидают свои кабинеты, чтобы там, на месте будущих работ, самим произвести замеры и изыскания, составить новые расчеты. Возвратившись, они заново переделывают планы, вновь уезжают и возвращаются, пока, наконец, не добиваются нужных результатов.
Шла кропотливая, но упорая, воодушевляемая инициативой и смелостью работа. Люди готовились победить природу и знали, что победа придет только в результате огромной выдержки с их стороны и тщательной подготовки всего дела. Тщательность эта была нужна тем более, что предстоящая работа отличалась как новизной, так и особой сложностью.
Позади, правда, был богатый опыт. Взрыв породы и почвы на строительстве Турксиба, в Жигулевских горах и на Вахшской перемычке, наконец, знаменитые взрывы Бархатного перевала и горы Караульной — все они тоже были взрывами на выброс. И все же они отступали на второй план перед намечаемым взрывом Воронцовского месторождения. Впервые предстояло применить огромную силу в 95 тонн взрывчатого вещества. И впервые надо было взрывать не горы и скалы, не твердую породу, а буквально болото для того, чтобы вскрыть лежащие под ним полезные ископаемые.
В прежних взрывах речь шла всего навсего о дроблении породы или, в крайнем случае, о дроблении полезных ископаемых. Воронцовский же взрыв являлся первым взрывом на вскрытие месторождения полезных ископаемых. При этом, большинство прежних не могло с ним сравниться еще и по объему работ. Взрыв этот должен был одновременно решить три задачи.
Обнажить значительную часть поверхности рудного тела, вскрыв для этого площадь не менее 15 тысяч квадратных метров.
Выбросить в сторону около 40 тысяч кубометров земли и породы и образовать две глубоких (22—25 метров) траншеи, из которых потом начались бы разработки руды.
Подобного опыта еще не было в мировой практике взрывных работ. Это был новый этап, и Уральское отделение Союзвзрывпрома здесь держало трудный и интересный со всех сторон экзамен.
В кабинете главного инженера второй час шло заседание. Подводили итоги подготовки. Последний раз просматривались все планы, чертежи и расчеты, производилась расстановка сил. Назывались фамилии: Буханцев, Шарманов, Майоров, Гусев, Матвеев, Подрязанов — лучшие мастера взрывного дела. Каждому из них давался участок, на котором под его начальством должны были проходить все работы до последнего момента, когда будет дан приказ: «Оставить участок!»
Технику Орлову вверялась вся машина взрыва. Он должен был через 10 секунд после сигнала привести в действие 95 тонн аммонита — особого взрывчатого вещества обладающего огромной разрушительной силой.
Воронцовское месторождение окончательно решено было взорвать.
* * *
Всегда тихий и безлюдный, сегодня южный участок Воронцовского месторождения совершенно неузнаваем. Ключом бьет необычная для этих мест жизнь. На лесной площадке — груды строительных материалов, инструмента, разломанных ящиков. Весь участок изрыт ямами. Люди, задавшиеся целью поставить землю дыбом, буквально перевернули здесь все вверх дном.
С утра до ночи, как муравьи у потревоженного муравейника, копошатся они на площадке. Их много, около сотни. Сосредоточенные лица. Каждый с головой ушел в порученное ему дело. Да и весь хаос — только кажущийся. На самом деле здесь царит строгий порядок, дисциплина. Каждый знает свои обязанности, и во всем — тщательно продуманная система.
Но сегодня все как-то особенно напряжены — приближается конец всем работам. Завтра в два часа дня назначен взрыв. И от этого, от сознания важности надвигающегося события у всех удесятерились силы, прибавилось энергии.
Длинной вереницей по свеже проложенной просеке тянутся подводы — подвозят последние ящики с аммонитом. На приличном расстоянии от места работ подводы останавливаются, и люди, бережно снимая ящики, уносят опасный груз на площадку. От площадки, по бокам просеки, прямой линией уходят вдаль на край леса специально поставленные недавно столбы. Блестящие, новенькие, они напоминают цепь часовых. Поблескивают только что натянутые провода. Там, на краю леса, в 800 метрах от места взрыва, в особом блиндаже, они соединяются с рубильником и реостатом.
Оттуда по проводам, быстрее чем успеет мелькнуть мысль, пробежит искра, чтобы зажечь землю.
Двумя линиями, по шесть в ряд, площадку вдоль и поперек пересекают глубокие, правильной цилиндрической формы, ямы. Линии ям — это линии будущих траншей. Сами ямы — минные колодцы, крытые тесом изнутри. Осмоленные, проложенные толем и совершенно непроницаемые для влаги, они гигантскими жилами проникли к самому сердцу рудного тела, готовя ему сокрушительный удар.
На дне каждого колодца, в боковой стене, устроена зарядная минная камера. В каждой такой камере уже заложено от 6 до 14 тонн аммонита.
Все 12 колодцев решено взорвать одновременно.
Взрыв будет произведен электродетонаторами. А для гарантии, параллельно главной электромагистрали, будет действовать дублирующая сеть детонаторного шнура.
Скорость детонации — 3 тысячи метров в секунду. Это значит: через одну тысячную долю секунды после того, как в блиндаже будет включен рубильник, все 12 минных камер взлетят на воздух и 95 тонн взрывчатого вещества с титанической силой поднимут вверх огромные массы породы и с такой же силой разбросают их в стороны.
* * *
Наступил день взрыва.
Напряжение у всех растет с каждым часом, с каждой минутой. Как на зло, будто стараясь помешать, с самого утра льет дождь. Напрасные старания. Минные колодцы крепки и сейчас полным ходом уже идет их забойка. Еще крепче люди. Они только отругиваются по адресу разбушевавшейся стихии. — И так воды хоть отбавляй! Куда ни ступи — болото, нога тонет в трясине. А тут еще… И только напористей нажимают подрывники. Движимая неудержимой энергией людей, работа быстро идет к концу.
12 часов дня.
Забойка колодцев закончена. К ним идет подводка электромагистрали. На дорогах и в просеках, в полутора километрах от места взрыва, устанавливаются красные флажки — опасная зона. Первый сигнал означает окончание электромонтажа и, следовательно, всех работ на участке взрыва. Командиры взрывных работ, работавшие с начала до конца, последний раз обходят участок, проверяют готовность до мельчайших деталей.
Со всех сторон на границе опасной зоны выставляется оцепление. Из находящихся в этой зоне домов ушли люди, выведен скот! Опустела и стоящая на территории опасной зоны рудопромывочная фабрика.
Все затихло, притаилось. Лишь стайки птиц кружат над лесом, не подозревая опасности. С места недавних работ уносится инструмент и все то, что не нужно уже теперь, но еще понадобится в будущем.
Час дня.
Второй и за ним третий сигналы — приказ:
«Всем работающим оставить участок и отойти за пределы опасной зоны».
Из леса по дорогам тянутся первые цепочки человеческих фигурок.
С вершины большого холма, выбранного специально для наблюдения, видно, как люди покидают место, где еще недавно приложили столько энергии и силы, и направляются в сторону холма, чтобы издали посмотреть на результаты своего труда.
Необычный взрыв привлек к себе внимание специалистов и широкой общественности всей страны. Во втором часу дня были получены несколько телеграмм из Москвы с просьбой сообщить точное время взрыва.
На сейсмических станциях приборы были готовы к записи колебаний. На месте взрыва присутствуют корреспонденты центральных московских газет. Нервничают кинооператоры. Они должны все заснять на кинопленку. Но им мало высоты самого холма и поэтому трое из них уже взобрались на стоящую тут же на холме огромную вышку. Два кинооператора и фоторепортер остались в опасной зоне. В 400 метрах всего от места взрыва для них специально сооружен блиндаж. Из блиндажа будет производиться съемка.
Опасно, но увлекательно. В бинокль видно, как кинооператоры суетятся возле блиндажа, двое даже вылезли на его крышу.
На холме все больше скопляется народа. С него прекрасно виден весь лес и десятки пар глаз устремляют свой взор туда, на участок взрыва. Но там все тихо и безмолвно. Без наводящих указаний его, пожалуй, и не заметишь в этом сплошном лесном массиве.
Каким-то он будет через 3—4 часа? Где окажется эта избушка, которая сейчас виднеется из-за деревьев? Она в самом центре взрыва.
Напряженное состояние наложило отпечаток на лица. Почти у каждого в руках зажаты часы. Все ближе и ближе стрелки к назначенному сроку. Точно и аккуратно отсчитывают маятники минуты и секунды. И не менее точно в это время в груди у каждого отсчитывает свои удары сердце.
Напряжение достигает крайнего предела, когда часы начинают отсчитывать последние пять минут.
Взгляды всех устремляются вперед, туда, где через эти пять минут произойдет необыкновенное.
Мысли всех сосредоточены теперь на одном — на главном. И кажется, что все эти взгляды — мастеров, бригадиров, командиров и рядовых подрывников — один взгляд, и в нем застыл общий для всех вопрос:
— Все ли сделано, как надо? Не упущено ли что? Не допущено ли небрежности в чем-либо?
Взмах флажка — и мертвую тишину вспарывает последний сигнальный выстрел. Условные десять секунд… и невидимая, но опытная рука, там, в блиндаже, включает ток. Не успеваешь осмыслить, что собственно происходит раньше: движение ли руки к рубильнику, или…
Внезапно огромной силы взрыв раскалывает воздух. Даже здесь, на холме, в полуторых километрах, почва под ногами как будто вдруг уходит вниз.
Исключительно грандиозное зрелище открывается глазам.
Молниеносно разрастаясь в стороны, взлетает черный столб дыма и пламени. Черная туча застилает горизонт. С невероятным скрежетом и свистом в воздухе несутся с корнем вырванные деревья. На высоту до 500 метров летят огромные глыбы земли, камни и корни срубленных пней. Взлетая вверх, все это затем фантастическим веером разбрасывается в стороны. Куда девалась оставленная в лесу избушка? От нее нет и следа, только бревна, из которых она была сложена, взвились к небу.
С неимоверным грохотом и гулом, как бы злобствуя и пытаясь еще поспорить с силой человека, земля вскрывала свои недра, передавая веками дремавшие богатства в разумное пользование. Каких-нибудь 20 секунд — и человек совершил свой приговор над силами стихии.
Он поставил землю дыбом.
Двадцать секунд — и все кончено.
Только ветер относил в стороны дым, да не было птиц над лесом: им уже больше не взлететь.
Мы еле добрались до места взрыва. Увы, картину, которая открылась нам, при всем умении фантазировать, не представишь себе заранее.
Это было совсем не то место, где мы были утром.
Огромные горы породы буквально завалили лес на 400—500 метров от места взрыва. Казалось, что люди, добравшиеся туда раньше нас, стоят на горе — так много выбросило породы и земли.
Уцелевшие от взрыва деревья стояли с обломанными ветками и сучьями, черные, безжизненные.
Жизнь была тут опустошена. И вместе с тем жизнь здесь только начиналась: в центре опустошенной площадки зияли два огромных рва-карьера и на дне их, как на ладони, лежала руда красного железняка.
Руда эта непрерывным потоком пойдет на эстакады Кабаковского завода.
«Голодный паек» будет снят — и страна будет получать тысячи тонн ковкого чугуна.
Люди улыбались. Возложенная на них работа выполнена блестяще.
Смелость, выдержка и упорство победили природу.
Слой болотистой почвы был снесен взрывом. То, что требовало нескольких тысяч рабочих, сделано одной сотней. Каждый кубометр выброшенной породы обошелся не в десять рублей, а в пять. И самое главное — затрачено не пять месяцев, а один.
