Помещая рассказ Вяч. Яркова о судьбе первого уральского старателя Маркова, редакция «Уральского следопыта» предполагает дать своим читателям серию очерков и рассказов из истории уральской золотопромышленности с первых дней ее зарождения до современного состояния, чтобы показать, как из царского кустарного промысла Советский союз создал действительную золотую индустрию.
Следуя призыву т. Сталина—«учетверить золотодобычу» поиски и добыча золота стали делом чести трудящихся Союза ССР.
«Дело добычи золота есть дело первой государственной важности» — так оценил золотую индустрию т. Орджоникидзе.
В печатаемом рассказе-были т. Яркова читатель увидит исторически правдивое описание зверского отношения царских чиновников к первому уральскому старателю. Какое глубокое различие между этими отношениями и современными заботами о старателях!
Не всякий прежде «старался»! За золото платили мало. Обманывали скупщики и приемщика золота. Не даром существовала поговорка: «золото моем — голосом воем».
Ныне же, благодаря мероприятиям, поощряющим поиски золота, не только профессионалы, но просто любители в дни отдыха наполняют уральские пади и леса, стремясь лишним граммом золота увеличить мощь Союза
Не всегда, однако, бывают удачны такие поиски.
«Уральский следопыт» в предполагаемых очерках рассчитывает в занимательной форме показать, как природа создает месторождения этого металла, как его искать и как извлекается золото с поверхности или из недр земли.
Тумпасы
С легкой руки и под наблюдением шведского выходца — поручика Реф, знатока и любителя самоцветов, в новом уральском городе Катеринбурхе развивалось гранильное дело. Реф устроил гранильные станки и приучил уже несколько человек «искустно резать камни и наводить грани».
Первыми самоцветами, из которых катеринбурхские гранильщики выделывали «разные каменья», были «тумпасы» (дымчатый горный хрусталь) и «строганцы» (прозрачные кристаллы горного хрусталя). Их доставляли крестьяне ближайших деревень.
Особенно красивые и значительные по размерам тумпасы приносил из соседней деревни Шарташа раскольник Ерофей Марков.
Будучи по вере близко знаком с некоторыми гранильщиками, Ерофей быстро познал всю премудрость оценки камней. Он понял из какого камня что возможно выделать. Каждый камень ценился по-разному: у одного только сбоку можно взять, так как остальная часть в трещинах, в других — средина годная, а иной был и весь чистый, но цвет не такой густой.
Гранильщики владеют тайной искусства из камня густого дыма, путем запекания в хлебной корке, преобразовать этот «дым» в прекрасный золотистый или нежно-желтый цвет. Поэтому некоторые тумпасы шли на крупные поделки без «опечки», другие же пеклись, как окорока в печи. Знать, из какого «дыма» что выйдет— нужна была большая опытность.
Через знакомых гранильщиков Ерофей познакомился и самим Рефом, который научил его, где и как искать тумпасы.
Сначала Ерофей тумпасы добывал по берегу р. Березовки, протекающей неподалеку от Шарташа.
Здесь, в песках отмелей и берегов, тумпасы и строганцы легко было находить: во-первых, грунт рыхлый, а во-вторых, самое главное, вода камень обмывала и не надо было больших усилий распознать достоинство его.
Недолго это, однако, продолжалось — тумпасы по Березовке стали попадать все реже. Ерофею пришлось уже отойти от реки и копать «ширфы» (шурфы).
Много пришлось накопать ширфов, так как не каждый давал что-нибудь. Это научило Ерофея особенно тщательно следить за каждым камешком, галькой, попадающейся в глине и песке. На речке было хорошо — тут же вода, да и галя обмытая, а в ширфах, наоборот, все обмазано глиной и песок непромытый.
Воду Ерофей носил большей частью питьевую, немного в туесочке, поэтому много подозрительных камешков он просто обмусливал слюной, чтобы хотя немного разглядеть природный цвет камня и не принести домой «дикаря».
Благодаря этому у Ерофея наметался глаз, появился инстинкт настоящего горщика и он уже, как знаток, способен был различать в земле годный материал.
Очевидно, частые раскопки научили Маркова, где искать тумпасы — это вблизи речек и болот, т.е. там, где текущая вода разрушила твердые коренные породы и вновь отложила их в виде наносов или россыпей.
Загадочная находка
Выкопав однажды ширф у болота, Ерофей наткнулся на хорошую залежь тумпасов и строганцев.
Работая один, Ерофей провел несколько дней над раскопкой. Тумпасов оказалось много, но довольно глубоко — 3 аршина. Чтобы удобнее работать, ширф разнес в виде ямы, до 4 аршин шириной. Показалась вода. Глина перешла в песок, в котором вода размывала породу, и привычному глазу Ерофея уже легко было различать «камни».
Копнув лопаткой и вытащив на ней мокрый песок, Ерофей усмотрел на лопате среди песка какой-то желтый камешек, цвета и вида еще небывалого.
Ерофей тотчас же смекнул, что тут дело пахнет чем-то новым, и опытность горщика заставила его тщательно расследовать это дело. Перебрав руками песок, он нашел еще несколько штук этих «желтых камешков» и, кроме того, несколько «скварчинок» (кварца), в которых такие же желтые камешки сидели, как зернышки крупы.
«Чтобы это могло быть?» думал Ерофей. Взял в рот один, другой, обмуслил языком, выплюнул на руку: тяжелый на вес, но не похожий на тумпас. Правда, ему попадались как-то строганцы такого же желтого цвета, но по виду это не строганцы.
Выбрал из ямы сколько мог песку. Отобрал новые камешки, которые возможно было разглядеть на лопате. Завернул их в тряпку.
Дома снова долго разглядывал находку, но ничего не мог понять, и решил поехать в Катеринбурх к знакомым гранильщикам.
Не могли ему помочь ни соседи, ни жена его Парасковья Васильевна, которая привыкла также к тумпасам и строганцам и различала достоинство каждого камешка.
—Мало ли чего в земле нет,— решила она.
Выбрав день, Ерофей поехал в крепость.
Продав знакомому гранильщику часть тумпасов, Ерофей показал ему свою загадочную находку.
— Посмотри-ка, что мне еще попалось.
Гранильщик долго разглядывал камешки, но не мог разгадать. В одном он убедился,— что это не такой камень, как тумпас, и посоветовал сходить к Дмитриеву—серебряных дел мастеру.
Дмитриев прибыл недавно из Москвы и был, очевидно, знаком уже с золотом.
Попробовав один камешек на угле «фефкой» (паяльной трубкой), Дмитриев этот «камешек» расковал на наковальне. Расковка убедила его, что это настоящее золото. Он поздравил Маркова с находкой.
— Я в Москве слыхал, что это золото добывают где-то за морями, в чужеземных краях. В нашем царстве его нет, привозят оттуда. Объяви канцелярии, казна будет тебя благодарствовать, говорил Дмитриев. Он слышал об указе Петра производить «розыски всех металлов».
Раскованный листок золота весил четверть золотника.
Когда Ерофей передал жене разговор с серебряником и советы его показать Канцелярии, Парасковья Васильевна не разделила эту мысль.
— Брось связываться с табашниками. Добывай лучше тумпасы.
Но Ерофей все-таки решил отправиться в Горную канцелярию и объявить о своей находке. Его соблазняла награда. Ерофей не подозревал, сколько горя испытает он, связавшись с этими «табашниками».
21 мая 1745 года Марков предъявил в Канцелярии свою находку. Добродушный Ерофей подкрепил свое «объязление» указанием, что об этом знает такой-то серебряник, который-де утверждает, что это золото.
Немедленно послали солдата за Дмитриевым, который на допросе показал, что «принесенные Марковым крупиночки он сплавлял и явилось золото, которое при том и объявил, что раскованное тонко оно весило с 1/4 золотника».
По принесенному вместе с отдельными крупинками (очевидно небольшие самородки) куску «скварщины» с видимым золотом Канцелярия решила, что Марков нашел действительно «золотую руду», поэтому немедленно послало штейгера-рудокопа на указываемое Марковым место.
Камни у него все отобрали и приказали посланным людям указать яму.
Для разведки был послан чиновник Канцелярии асессор Порошин со штейгером иностранцем Вейделем и достаточным числом работников. «Велено было то место осмотреть и разведывать копанием вглубь».
Первая разведка
Для разработки и разведок железных и медных руд на Урале в это время были привезены несколько человек саксонцев-штейгеров, которые умели разрабатывать только эти руды, о золоте же, особенно россыпном, понятия не имели.
Не знали его и русские.
Между тем Марков нашел именно золотую россыпь «Скварщина» с видимым золотом показывала, что коренное месторождение залегает где-то неподалеку. Если бы среди иностранцев, которых посылали разведывать марковскую находку, был бы хотя один знаком с россыпным золотом, то его быстро бы обнаружили: достаточно было проделать то же самое, что делал Марков, т.е. исследовать пески, и золото было бы легко найдено. Между тем искали «жилу» и это погубило все дело.
— Как ты нашел его?— спросил Ерофея Вейдель, когда тот подвел разведчиков к своему шурфу.
— Я искал тумпасы. Сначала хорошо было выбирать их, а потом пошла вода, песок. На лопатке и попались камешки золота, а откуда они — не знаю.
Этот момент был весьма знаменателен, ибо решалась судьба возникновения новой отрасли промышленности Урала, отрасли, которая к тому времени в Европе существовала лишь в одной Венгрии, где добыча россыпного золота встала уже прочно, появились прииски с механизированным извлечением золота из песков — зейфенверки, т. е. золотопромывательные заводы. В России же, в частности на Урале, техника делала лишь пробные свои шаги. Но крепостная Россия слепо переносила опыт заграницы и на все смотрела глазами иностранцев. Они были авторитетом.
Действительно. Чего проще был опыт шарташского раскольника, хотя и случайный, как многие значительные открытия, но потребовались семьдесят один год, чтобы начать разработку россыпного золота на Урале (1816 г.).
В два дня вычерпали воду деревянными ведрами, и Вейдель приказал углублять почву, так как, по его мнению, «земля неподходящая, жиле негде родиться».
И действительно, жилы не встречалось, «а пошла разных видов сбела и красна, и синя земля!»
31 мая Порошин донес Канцелярии, что место, показанное Марковым, «находится на северо-востоке от деревни Шарташ, по дороге у этой деревни к р. Пышме верстах в трех, а от этой дороги примерно с версту на восток, на ровном месте у болота. Найдена была тут выкопанная Марковым яма, кругловатая, глубиной в 3, в диаметре в 3 и З 1/3 арш. На этом месте произведена была горная разработка, но ничего подобного предъявленным от Маркова образцам не нашлось, только оказался кварц и тумпасные знаки».
Прочитав рапорт Порошина, Канцелярия была удивлена, что золото не было найдено Вейделем, так как факт присутствия золота все-таки был налицо.
Значит, либо Марков показал не то место, где нашел свои «камешки», либо Вейдель действительно не нашел их.
Марков был вызван в Канцелярию и «под крепким допросом» горячо уверял, что именно в этой яме попалось ему золото.
Оставить так находку Канцелярия не решилась и постановила розыски поручить другому чиновнику — асессору Юдину. Для непосредственной же работы командировать другого штейгера, также иностранца — Маке, которому Марков должен быть «нескрытно» объявить место, где взял золото.
Новые открытия Ерофея
Снова Ерофею пришлось вести людей к своему шурфу. В числе рабочих оказалось двое, работавших с Вейделем. Они подтвердили Маке, что действительно эту яму Ерофей тогда указывал, что углублялись в почву на сколько можно было, но никакого золота не нашли.
Маке наметил новые шурфы рядом с ямой, при чем, чтобы не мешала вода, старался пробивать их дальше от болота, благодаря чему отошел от россыпи и окончательно потерял золото.
Пока Маке бился около первой ямы, Ерофей бродил по кромке болота, разыскивая тумпасы. Не мало он их встретил. Иногда приходила ему мысль — найти снова золотые камешки, и он старательно разглядывал глину.
Однажды ему удалось встретить опять новость: попалась неглубоко груда каких-то новых камней. Такие же тяжелые, но другого цвета и вида, чем золото.
«Что это опять такое? Бросить или нет? То ли показать им или же глубже закопать?» — думал Ерофей на все лады, вертя в руках новую находку.
Взяв несколько кусков, Ерофей понес их Маке.
— Ваше благородие, вот еще новый камень сегодня попался. Не глубоко и много их, так грудкой и лежат.
— Далеко?
— Да нет, с полверсты не будет. Вот туда…
Маке весьма заинтересовался новой находкой Ерофея и, взяв двух рабочих, пошел за Марковым.
— Это свинчак, у нас его в Саксонии, на Рудных горах, много.
Действительно, эта находка Ерофея оказалась свинцовой рудой и эта груда камней — головой настоящей жилы. Поскольку на первом месте золота не встречалось, то Маке с разрешения Юдина перевел рабочих на разведку свинцовой руды.
Руду передали для испытания в лабораторию, которая подтвердила, что это свинцовая руда и содержит в центнере 62 фунта, «а из того свинцу серебра 3 лота».
Но Маке, знакомый, может быть, с фрейбергскими свинцовосодержащими жилами, разгадать природу Березовских жил был не в состоянии. Там, на его родине, жилы тянутся по простиранию до 400 сажен, а здесь они заключены в нешироких границах березитовых стаек (всего несколько сажен).
Это обстоятельство и заставило Маке сделать вывод, что это есть действительно «свинцовая руда, коя идет жилою, токмо вдаль надежды не кажет, поэтому-де она не заслуживает внимания».
Как «ученый штейгер», Маке сделал план всех разведок как на золото, так и на свинцовую жилу, нанес на нем «экспликацию горных пород» и преподнес Юдину. Последний 17 августа 1745 г. донес Канцелярии, что «в указанном Марковым месте и в окрестных местах золотой руды не найдено, а в шурфах попадаются только пустой камень и глина, и что шурфовать тут не для чего. А свинцовая руда хотя и может быть почтена за жилу, но сродни заграничным не будет, ибо вдаль надежды не кажет».
Сам Ерофей в розысках золота не принимал участия и был очень обескуражен, что золото не находится.
— Сам не пойму, как это сейчас оно не попадается. В тот раз как ловко вышло. Само лезло на лопату.
— Еще бы тебе было. Вон этот окаянный Маке задушил его табачищем. Трубку изо рта не выпускает. Всю крещенску воду издержала, каждый раз святила горницу, как проклятый немец побывает у нас. Сегодня уже ходила к отцу Андрею — взяла новой святой водички,— сетовала со своей стороны Парасковея.
Но все это в судьбе Ерофея были цветочки, ягодки еще впереди.
Неудача розысков двух иностранцев породила подозрение на него, что он скрывает золото и указывает не те места, так как для всех было ясно: присутствие металла несомненно, но даже такой знаток рудокопного дела, как Маке — и тот не обнаружил золотой руды, хотя «железной и медной он у себя на родине и здесь, в чужом краю, не мало сыскал».
Все думали, что если бы Ерофей указал действительно настоящее место, то не может быть, чтобы Маке не нашел. Ясно, что Марков скрывает.
Что же надо было сделать если не Вейделю, то Маке?
Раз их раскопки не обнаруживают золота, то нужно было бы спросить Маркова — как же он все-таки нашел свои «камешки», если это место есть действительно то, где они ему попались.
Тогда Ерофей указал бы песок или тот грунт, в котором золото показалось и прием — как он их собирал. Несомненно, если не Вейдель, то Маке, которого, повидимому, считали более «искусстными» в горном деле, сообразил бы где следует искать золото.
Но ложное убеждение в утаивании Марковым настоящего места и гордость иностранца — ученого штейгера — послушать простого крестьянина сыграли отрицательную роль.
«Под смертною казнью»
Рапорт Юдина и заключение Маке Канцелярия обсудила и пришла к заключению, что Марков утаивает настоящее месторождение золота, поэтому решила:
«Горной работы в этих местах более не производить. Маркову объявить с крепким подтверждением, чтобы он те места, из которых крупинки золота и камешки с золотом в Канцелярии объявил, подлинно показал бы без всякого закрытия. Дать ему для объявления точных к тому мест сроку две недели, а чтобы он до того никуда не сбежал, в том взять на нем надежные поруки, а буде таких порук не даст, приставить к нему караул. Буде же, по происшедствии двух недель, о тех местах подлинно не объявит, то с ним поступить по силе указов другим образом».
Несчастный Ерофей не подозревал, какая участь его ждет.
Однажды Ерофей был в огороде, когда к нему без ума прибежала Парасковея и, захлебываясь от испуга, сказала:
— Иди скорее в избу — солдаты из крепости требуют тебя!
У Ерофея ноги подкосились.
— Что такое опять сделалось?
— В Канцелярию треба тебя немедленно доставить. Ты нашел золото и скрываешь, — заявили солдаты.
В деревне соседи знали, что Марков нашел какое-то золото, но утаивает и вот, дескать, повели дружка в крепость.
Стыдно было Ерофею итти, как арестанту, но выхода не было.
— Что же они, братцы, от меня еще желают знать? Как богу сказал место, где взял золото. Не знаю больше этого. И как это они не могут найти его? В тот раз ловко вышло. Просто не пойму, что это выходит. То ли некошной нам мешает или что другое,— объяснял дорогой солдатам Ерофей.
В крепость пришли вечером. Присутствие было закрыто, поэтому солдаты сдали Маркова на гауптвахту.
— Кто ты такой? — закричал на него начальник караула.
— Ерофей Марков… из Шарташа, — заплетающимся от страха языком пролепетал Марков.
— В чем провинился?
— Бог его знает, сам не знаю, зачем требовала Канцелярия.
Так как в то время Горная канцелярия сосредоточивала у себя все дела, гражданские и военные, то на гауптвахте находились все преступники.
— Что ты вздумал запираться? — снова послышался грозный окрик офицера.
— Ничего не знаю,— все, что мог, по чистой правде сказал,—заявил Ерофей.
— Посадить его в одиночку!
И Ерофей, как государственный преступник, был заперт на тяжелый затвор.
Далеко за полдень, на другой день, Ерофея потребовали в присутствие. Под конвоем его отправили с гауптвахты пред грозные очи чиновника Канцелярии, который объявил определение Канцелярии, при чем это объявление сопровождалось крепким подтверждением «без утайки объявить подлинное место находки золота».
Снова чистосердечное признание — что то место, где производили розыски Вейдель и Маке, есть доподлинное, других мест Ерофей не знает.
Но чиновники плохо слушали заверения Ерофея. Для них одно было ясно, что раз саксонцы-рудознатцы не нашли, значит злодей-раскольник умышленно утаивает и водит всех за нос.
С большим трудом уверил Ерофей, что никуда он не сбежит в эти две недели, перечислил фамилии знакомых гранильщиков и серебреника Дмитриева, которых он будет просить взять его на поруки. Наконец, в Шарташе его могут взять.
На другой день были вызваны в Канцелярию указанные Ерофеем гранильщики и Дмитриев. Последний под разными предлогами, помня первый допрос, увернулся от поруки, боясь связываться вообще с этим делом, но гранильщики, также староверы, взяли Маркова на поруки, зная его по доставке тумпасов.
Передача на поруки или, вернее, отпуск Ерофея с гауптвахты прошел с большой формальностью. С поручителей взяли клятвенные обещания следить за преступником и, в случае побега, отвечать движимым и недвижимым и даже головой «за убытки казны».
В сотый раз покаялся Ерофей, что не послушался своей разумной Парасковеи Васильевны — не связываться с чиновниками. Как мог, уверял он своих поручителей, что действительно указал то место, где нашел в первый раз золото, на всякие лады прикидывал, как это в другой оно не показывается ему.
— Судьба видно моя такая,— в унынии твердил он.
Переночевав у одного из своих поручителей, жившего на этой стороне города, ближе к Шарташу, Ерофей на другой день рано пошел домой.
В полной, тяжелой безызвестности провела семья Ерофея эти дни.
Ног под собой не чувствовал Ерофей, идя домой.
Положив великий семипоклонный начал пред кивотом больших старинных икон, частью вывезенных еще из Троицко-Сергиевского монастыря слободы (откуда Марков приехал один из первых староверов на Урал в 1724 г.), частью купленных уже на Урале из переотправленных из Москвы для «вящшего сохранения древлеотеческих святынь» от гонения истинной веры, Марков, рассеянно поздоровался с семьей, сел на лавку и глубоко задумался, вспоминая тяжелые переживания минувших дней.
Главное — необычайные условия, в которых Ерофею пришлось отправиться в город: конвой, а с ним позор и позор совершенно незаслуженный. В городе никто из ездивших соседей его не видел. Как в воду мужик канул.
Парасковея икону сняла, уверяя, что золота в доме не осталось, и она теперь его, проклятого, никогда даже в ограду не пустит, не только что в горницу.
— Что бы такое сделать, чтобы помочь найти золото?..
В избу собрались соседи, пришел начетчик разузнать, что такое случилось с Ерофеем.
Долго судили, рядили, но ничего не могли придумать.
Не один раз Ерофей рассказывал, как ему попалось золото.
Клялся, что не утаивает место.
Начетчик, отец Андрей, «началил» Ерофея, что связался и послушал инаковерующего табашника Дмитриева показать золото начальству. Лучше было переслать его в Москву на Рогожское, там благодетели умно бы сделали.
— Тебе бы лучше и вере не ущерб.
Через две недели Ерофей явился в Канцелярию.
В Канцелярии уже поджидали его. Решено было для усовещания кержака, которые вообще слывут за хитрых, скрытных людей, заставить Маркова клятвенно подтвердить свои показания «под смертною казнью».
Для совершения такой клятвы Маркова увели на место, где совершались наказания — рвали ноздри, прижигали каленым железом лоб и казнили преступников.
Вызвали солдат и под дробь барабанов белого, как мука, Ерофея ввели на красную плаху. Палач в яркой красной рубахе взмахнул широким топором над наклоненной головой Ерофея, и последний принес клятву, что он не утаит места находки золота и укажет его при первом спросе.
После этой церемонии Канцелярия определила:
«Маркова отдать, впредь до указу, на надежные поруки и при том объявить, чтоб он для совершенного оправдания приискивал как в объявленных от него, так и в других местах таких и других руд и как приищет, то не вынимая из земли, для свидетельства, объявил бы в Канцелярию, и являться ему в Канцелярию каждый месяц по дважды».
Очевидно в Канцелярии среди чиновников нашлись все-таки благоразумные люди, которые были против такого «крепкого усовещания», какое проделали с Марковым.
21 сентября 1745 г. Канцелярия об этих событиях подробно донесла Берг-Коллегии в столицу, приложив план разведок, сделанный Маке, и образцы золота как самородного, так и в кварце, а также и образцы свинцовых руд.
В конце своего донесения Канцелярия добавила:
«Хотя Канцелярия признает, что показанные Марковым каменья едва ли из тех мест взяты, из коих показал он, однако же строго или с крепким пристрастием поступить с ним опасно, чтобы другим через то к объявлению руд не воспрепятствовать», скрыв, таким образом, факт взятия клятвы с Ерофея «под смертною казнью».
У тогдашних бюрократов не нашлось даже мужества сознаться в своих поступках и бессилии найти самим золото.
Конечно, эти события не могли остаться в стенах только Канцелярии, это чиновники прекрасно понимали и притом указы Берг-Коллегии подтверждали, чтобы к «розыскам руд и металлов приложить старания».
С железными и медными рудами хорошо шло дело.
Найдены были на Полевских гуменцах остатки чудских работ, на которых был создан знаменитый Гумешевский медный рудник. Крестьяне несли образцы железных руд, а вот попался такой лакомый кусок как золото, и вдруг… ничего не вышло… Вот почему Берг-Коллегия и добавляла:
«Золото могло быть и в других местах, поэтому если со строгостью, по силе указов, поступать, то чтобы охоту к розыскам не отбить».
Может быть тут оказали некоторое влияние иностранные штейгера, которым тогдашние русские порядки были непонятны и которые, повидимому, как более развитые технически, чем русские чиновники, ратовали за развитие горной промышленности.
Новое открытие золота
Верстах в 70-ти вниз по р. Исети, в то время, когда происходили описанные события, разрабатывался медный рудник Шилово-Исетский, близ дер. Шиловой. Работами руководил саксонец Захар Штор.
Штор, очевидно, был более любознателен, а может быть и более развит, чем его сородичи Вейдель и Маке.
Весть о находке Марковым около Шарташа золота, которое при разведке не было найдено, распространилась, конечно, между горняками и, в первую очередь, среди саксонцев-штейгеров.
Штор уже знал золото, и вот ему посчастливилось 3 ноября 1754 г. в одном шурфе, в куске медной руды, встретить зернышко самородного золота, видимое на-глаз. О своей находке Штор немедленно заявил бригадиру Беору, заведывавшему Уктусским медным заводом.
Металлурги-иностранцы посоветовали Канцелярии плавить золотосодержащие медные руды вместе с обычными на роштейн (полупродукт).
Канцелярия, конечно, снова горячо ухватилась за новую находку и решила «около тех мест шурфовать сильною рукою и богатыя руды проплавлять в плавильных печах на роштейн и тот роштейн опробовать на серебро, золото и другие металлы».
Разведывая рудное золото, Штор в 1747 г. объявил, что песок в берегах Исети содержит золото, и предложил обрабатывать его промывкой.
Горе-руководители оказались и здесь на верху своего технического невежества. Так как по сравнению с рудами, пески золотом были «убоги», то предложение Штора осталось без последствий.
Тем временем богатые золотосодержащие медные руды возили на Уктусский завод. Плавка шла хорошо, но получать золото при обработке роштейна оказалось весьма затруднительно.
Ныне это делается просто. При медной плавке в современных печах из употребляемых руд золото и серебро прекрасно извлекается и остается в черновой меди, а затем при так называемом электролизе черной меди отделяется.
В то время этой премудрости не знали, и вот 22 октября 1748 г. Канцелярия отрапортовала Берг-Коллегии, что «из добытых золотосодержащих руд, через огонь золото доставать признается за неудобность, затем что оные руды генерально не богатые, а лучше и прибыточнее такие руды толчи и промывать, и для того должно, быть близ рудника на р. Исети построить плотину, а при ней толчею и промывальну».
Судя по историческим документам, и сама Берг-Коллегия не сильна была в вопросе металлургии рудного золота.
Ответ на этот рапорт от Берг-Коллегии последовал лишь в 1753 г., где она согласилась построить у Шиловой плотину и толчею с промывальней.
По какой-то причине переписка по шиловскому золоту затянулась еще на ряд лет (до 1771 г.) и плотина все-таки не была построена. А в 1759 г. Шилово-Исетский медный рудник был закрыт и только через 175 лет, в 1934 г., здесь снова начали добывать золотосодержащие руды.
Указ Берг-Коллегии
5 ноября 1745 г. Берг-Коллегия рассматривала доношение Горной канцелярии об открытии Марковым золота. В Свердловском областном архивном управлении сохранился в подлиннике ответ Берг-Коллегии:
«1. Оный чертеж сообщить с прочими, а золото расплавленное и в кварце и руды в Берг-Коллегии хранить, а оной Канцелярии с вышеупомянутым Марковым поступать без озлобления, дабы через то к совершенному и полезному прибытку и впредь мог он тщиться и отыскивать, а о награждении за оной имеет быть впредь не оставлен, понеже хотя по свидетельству в первой яме золота и не найдено, однако же другие обстоятельства явились яко кварц, глина и песок, в чем обыкновенно золото находится и тако иноземцам обер-штейгерам надлежит известным быть, как за морем бывает, при тех заводах, которые зейфекверком называются и в тех заводах золото промывается из песков, из глины и из кварцев.
2. Что же касается до свинцовой и серебряной руды, то такая же руда при свидетельстве подлинно явилась и хотя мало, но Берг-Коллегия из того видит, что около Катеринбурха натура склонная к произведению таких металлов и впредь упование есть найти оного больше.
3. А понеже в тех ширфах, в которых самородное по объявлению показанного Марковым золото найдено и при свидетельстве явился кварц и прочее, как выше объявлено, и почему может быть хотя золото и находится, но оного глазами видеть не можно, того ради надлежит тамошний кварц, песок и глину малыми пробами в лаборатории пробовать толчением, промыванием, обжиганием на капелях и ртутью, а особливо ежели песок и глина в тех ширфах лежит слоями, то надлежит всякий слой пробовать, для того, что один слой с другими сходен быть не может, а об оном Маркове, где он родился и напредь сего живал, прислать известие и Канцелярии главного правления сибирских и казенных заводов о вышеописанном учинить по сему ее императорского величества указу».
Так посмотрела на это дело Берг-Коллегия.
Она верно определила, что Марков нашел россыпь, но дать прямые указания, чтобы песок промывать,— Берг-Коллегия не сумела, а приказала спросить иностранцев-горняков, которые должны знать венгерскую практику разработки россыпей. Что Берг-Коллегия сама не знала этой практики, видно уже из того, что заставила в лаборатории пробовать каждый слой на тот случай, что если не в одном, то в другом слое золото все-таки может быть открыто.
Более сведуща Коллегия оказалась в оценке другого открытия Маркова, именно свинцовой и серебряной руд, которые Канцелярия хотя и признала за малоценные, но по мнению Коллегии раз «натура около Катеринбурха склонна к произведению таких металлов», то-есть надежда найти и ценное месторождение.
Получив указ Берг-Коллегии, Канцелярия разослала приказы некоторым находящимся на ближайших заводах и рудниках саксонцам-штейгерам, а также металлургам явиться.
Штор такое приглашение почему-то не получил, так как он дал бы правильную оценку открытию Маркова. Те же лица, которые были опрошены согласно указа, не могли ничего объяснить, отговариваясь, что они никогда не бывали в Венгрии, потому разработки «песчаного» золота не знают.
Тем временем Ерофей аккуратно являлся в Канцелярию два раза в месяц, хотя уже наступила зима и работ производить уже было нельзя.
Маркова заставляют «щегерить».
В начале 1746 г. из Берг-Коллегии пришел запрос — что сделано по ее указу и как идет опробование слоев.
Этой науки, то-есть опробования земли на золото, в лаборатории не знали — опробовали только железные и медные руды.
Поэтому в 1746 г. приступили к организации пробирного дела.
Ерофей, придя однажды на очередную отметку, был весьма удивлен распоряжением Юдина;
— Ну как, Марков, ищешь золото?
— Ваше высокоблагородие, не бывал еще ныне в лесу. Ha-днях собираюсь.
— Вот что ты теперь будешь делать. Мы тебе дадим людей и ты указывай им, где и как делать розыски на золото, а потом приходи и докладывай. Будешь вести табель работным дням. Грамотный?
— Маракую по-своему.
— Ну, тут не надо большой грамоты, главное старайся напасть на следы.
— По первоначалу надо места обыскать, куда ставить народ, а то ведь в лесу места много. Как раз сдуру накопаешь, — заметил Ерофей.
— Правильно ты сказал, это хорошо. Приходи в очередной день прямо ко мне, мы тебе отрядим людей.
Марков надивиться не мог новому обороту дела.
Действительно, трудно было понять, почему ему вдруг оказано такое внимание: вместо иностранных штейгеров Маркову, по существу, поручалось руководство поисками золота.
Но секрет заключался в том, что Канцелярия узнала об опытности Маркова в поисках тумпасов. Так как по первому опыту возможно было заключить о какой-то связи тумпасов и золота, то, следовательно, он при своих поисках тумпасов еще раз мог найти золото.
С другой стороны, и Берг-Коллегия в своем указе предписывала с Марковым поступать без озлобления, дабы через то к совершенному и полезному прибытку и впредь он мог «тщиться и отыскивать». Канцелярия это распоряжение по-своему выполнила: пусть он не один ищет, тогда труднее скрыть, если золото снова будет найдено. Кто-нибудь проговорится…
— Ну, мать, послушай-ко какое диво опять со мной стретилось,— весело говорил Ерофей, придя домой.
Парасковея испугалась сначала, услыша, что это связано с золотом— прошлые события ей живо представились.
—Не бойсь, мать. Щегерить заставляют, как лонись Мака делал. Дают работников разыскивать золото. Не знаю сам еще, как и что выйдет. Завтра отойду в лес, покумекаю. Больно мне не хочется.
К вечеру уже весь Шарташ знал, что Канцелярия заставляет Ерофея «щегерить».
Вечером к Маркову полная изба набралась народа. Кто с недоверием отнесся вообще к рассказу Ерофея; другие, наоборот, поощряли его. — Дескать, ищи, друг, найдешь — работа всем будет.
На другой день Ерофей отправился в первый раз за это лето в лес. Много исходил он мест, но решил попробовать поискать тумпасы около старой ямы, где их в прошлом более всего встретил и хорошего дыма.
Ерофей сам не понимал— почему тумпасы связаны с кварцевыми жилами, в которых будет и золото, но Юдин говорил ему, что тумпасы приведут его обязательно к золоту.
В июне ему отрядили 5 человек рабочих, и он повел их ширфовать, чтобы до страды чего-нибудь разыскать, так как после будет страдная пора и, пожалуй, до заморозков не придется в лес итти. А там какая осень будет — дожди да холод.
На этот раз счастье улыбнулось Ерофею.
В трех шурфах ему вновь попались хорошие «скварчинки» с видимым золотом, а в одном — опять железная руда, где крупинки золота были особенно явственны.
Довольны новой находкой были и в Канцелярии. Последняя убедилась, что Марков действительно не скрывает, но нашлись скептики, которые предписывали это тому, что раскольник «устрашился», поэтому, дескать, и указывает на этот раз.
Широких разведочных работ на этих местах Канцелярия, однако, не производила, ожидая когда лаборатория будет готова к опробованию.
Железную руду, где золото хотя и показалось, в Канцелярии оставили без внимания, так как повторить опыт плавки шилово-исетских руд не хотелось из-за невозможности получить обратно металл. Поэтому Ерофею наказано было следить больше за кварцем.
За зиму в лаборатории организовали опробование всяких руд на золото. Из Москвы приехал «пробирный мастер» Рюмин, под руководством которого в лаборатории строился горн для плавки и муфель.
В мае 1747 г. Рюмин получил предписание взять из шурфов, где покажет Ерофей Марков, «по несколько фунтов глины и песку разного вида» как предписывала в своем указе от 5 ноября Берг-Коллегия.
Рюминское опробование показало, что некоторые камешки содержат действительное золото, но самое залегание этих камешков в грунте было так неопределенно, что в Канцелярии не знали, что дальше делать: золото есть, но «грудного залегания, яко явственной жильной руды», не обнаруживается.
Зимой, в конце 1747 г., в Катеринбурх приехал новый асессор Райзер, немец, которого из-за границы привез в Россию Ломоносов. Райзер окончил высшую школу горных искусств и знал золотое дело.
Знакомясь с делами, он заинтересовался розысками Ерофея и результатами опробования.
В 1748 г. он настоял, чтобы поставить правильную разведку, при чем взялся сам следить за работой. Непосредственно руководить работой он поставил приехавшего вместе с ним берг-гауера Глесса.
Местом новой разведки он выбрал как раз тот шурф Маркова, где встретилась железная руда, забракованная прежде Канцелярией.
Глесс шурф этот углубил и обнаружил «настоящую коренную жилу, рожденную тут на месте».
В июле в 1748 г. Глесс торжественно представил Райзеру образцы руды «яко облитые нароком золотом».
Рюмин определил содержание 13 золотников в 100 пудах, в действительности же содержание было, конечно, выше.
Если первый момент — 23 мая 1745 г., когда Вейдель приступил к розыскам золота в первой яме Маркова, оказался несчастливым для уральской золотопромышленности, то этот день нужно считать первым днем ее рождения на Урале.
КОЕ-ЧТО О ЗОЛОТЕ
Золото не ржавеет. Даже тонкий слой позолоты предохраняет любой металл от ржавления или коррозии. Это замечательное техническое достоинство золота. И если б золота было много, им хорошо было бы, например, покрывать консервные банки, а из золоченых листов железа получились бы долговечные крыши зданий.
Но золота мало на земном шаре. Только в некоторых местах оно собралось в таком количестве, что его можно добывать с выгодой.
По запасам золота в недрах земли наш Союз стоит на первом месте во всем мире, а по добыче — на втором, уступая только Трансваалю (рудники Витватерфанд, английская колония в Южной Америке). Считается выгодным обрабатывать золотоносную породу, если из тонны ее извлекается не меньше 12 граммов металла.
Золото в природе — довольно подвижный металл. Оно одинаково склонно и к собиранию и к распылению. Из добытого уже золота ежегодно теряется без возврата около тонны — истиранием, распылением при носке золотых вещей, при счете золотых монет и т. п. Кроме того, золото при некоторых условиях переходит в раствор и разносится водами повсюду.
Если сделать химический анализ березового листка с дерева, что растет на золотом прииске, то можно обнаружить в этом листке следы золота. Конечно, ничтожные следы. Оно пробралось в зеленый листок в соках дерева, гонимых по тончайшим жилкам.
Растворенное золото уносится водами рек в моря. Вся морская вода представляет собою, в сущности, золотую «руду», в ней до шести тысячных грамма золота на тонну воды. Понятно, «такую руду» разрабатывать невыгодно. Если даже переработать на обогатительных фабриках все моря и океаны (представляете, размах работ?!), то было бы извлечено золота всего на 10 миллиардов рублей. Как раз столько, сколько по подсчетам геологов осталось золота в одном руднике Витватерфанд.
Подземные воды, наоборот, изредка способствуют собиранию золота в большие «слитки» — самородки. Вода растворяет золотую пыль, которая содержится в породе, и откладывает золото в определенных местах. Медленно вырастает около одной точки тяжелый рогатый клубень чистейшего металла. Близ Миаса в 1842 году был найден самородок весом больше двух пудов (36 килограммов).Известен еще больший самородок из Америки— тот потянул 72 килограмма.
Условия роста самородков загадочны до сих пор. Одно бесспорно: если бы водные растворы не собирали и не концентрировали золота в виде крупинок и в виде крупных самородков, это золото оставалось бы распыленным в толщах, пород и человеку было бы не менее трудно извлечь его, чем из морской воды.
Знаменитый австрийский геолог Зюсс, автор многотомного труда «Лик земли», предсказал, что где-то в Якутии золото должно быть найдено в колоссальных количествах.
Может быть, в дикой тайге когда-нибудь отыщутся россыпи с самородками в тонну и больше весом. Может быть, среди горных пород обнаружатся пластины чистого золота толстые как тротуарные плиты…
Про Урал одно время ходили слухи, что золото в его россыпях кончилось: все вымыто за двести почти лет работы. Наши дни доказывают, что это вовсе не так.
Урал богат золотом и в коренных рудных месторождениях (Березовск в 12 километрах от Свердловска, Кочкарь на Южном Урале) и в россыпях по всему хребту и по обоим склонам хребта. Почти каждую неделю бывают находки старателями самородков в десятки, а то и в сотни граммов.
В Свердловском музее выставлен слепок самородка причудливой формы, найденного старателем в Березовске в 1933 году. Он весит почти 600 граммов. На Южном Урале (Башкирия) недавно найден восьмикилограммовый самородок.
В Березовске предполагалась стройка «Золотой Магнитки» — грандиозного комбината для добычи и переработки бедных руд. Содержание золота в кварцевых жилах Березовска приблизительно такое же, как в Трансваале: 11,5 грамма на тонну.
