Последнее слово оружейной техники — штуцер-экспресс. Эта совершенная „машина для убивания” настолько точна, что при правильном выцеливании на 150 метров пули не выходят из почтовой марки.
Нет настолько дальнозорких людей, которые могли бы простым глазом поймать на мушку на таком расстоянии цель величиной с почтовую марку. Если нужно полностью использовать необыкновенную точность штуцера, приходится употреблять телескопический прицел.
Огромная скорость полета маленькой пульки штуцера-экспресса (около 1000 метров в секунду) придает ей, весящей всего девять грамм, силу удара, равную падению с высоты одного метра гири в 384 грамма. Такая пулька без отказа валит двадцати пудового лося.
Таков штуцер-экспресс, и для его владельца нет слишком далекого расстояния и слишком крупного зверя.
Парадокс — ружье, стволы которого приспособлены одновременно для стрельбы пулей и дробью. Из такого ружья, только переменив патроны, охотник бьет и маленького чирка и громадного медведя.
Тройник. Два верхних ствола дробовые — из них бьют от бекаса до волка включительно, а под дробовыми стволами имеется третий, пулевой винтовочный ствол. Из него охотник стреляет на триста, четыреста шагов тетерева, а если вложить разрывную пулю, то кладет и лося, и медведя.
Обладатель тройника становится владыкой жизни и смерти всего живущего в лесах, степях и на озерах.
Но на ряду с этими чудесами оружейной техники, есть еще охотники, по-прежнему применяющие лук и стрелы.
Лук? Стрелы? Это наверное где-нибудь у африканских туземцев или индейцев реки Амазонки?
Нет, оружие наших предков и в настоящее время с успехом применяется в некоторых районах Омской области.
Здесь дело не в том, что отсутствие ружья вынуждает пускать в ход древнее оружие: у охотников ружья есть, и не плохие. Причина другая: лук, благодаря своей бесшумности и экономии в боеприпасах, оказался гораздо удобнее ружья в таких охотах, где не нужен дальний бой и не приходится иметь дело с крупным зверем.
Недалеко от Тобольска раскинулась громадная болотистая равнина. Озера, реки, речки, заливы, протоки, громадные без конца и края болота. Страна воды, камышей и осоки. Это территория Вармахлинского сельсовета. Немногочисленное население раскинуто по редким сухим островкам. Летом все сообщение ведется на лодках, и только зимой, когда замерзнут болота, можно ездить на лошадях.
Рыболовство и охота — вот основные занятия вармахлинцев. Зимой они бьют лося, белку, куницу, которых не мало водится в болотистых лесах и сухих гривах, а летом стреляют уток. Вот на утиной-то охоте и получили применение лук и стрелы.
В буйном море камышей пробирается маленькая речка, местами расплывается она широкими плесами-озерами. Здесь утиный рай: крупные тяжелые кряквы, юркие чирки, хлопотливая чернядь, стройная длинношеяя серая утка, сапсан с характерным громадным лопатообразным носом — вся эта водоплавающая братия сейчас в хлопотах: подрос молодняк и мамаши по горло заняты воспитанием своего быстрорастущего, многочисленного и невероятно прожорливого потомства.
Всюду: в зарослях, среди кочек, на чистой воде шныряют и разноголосо кричат утки.
Вверху, плавно описывая широкие круги, показался ястреб, и как по команде „смирно”, все смолкло, замерло. Только мамаши искоса, тревожно поглядывают вверх. Но ястреб сыт и пролетел дальше.
Настоящая опасность не здесь.
Тихо, чуть заметно шевеля кормовым веслом, плывет в маленькой долбленой лодке охотник. Он уже высмотрел на широком плесе утиное сборище и старается из-за камышей подобраться ближе. Подъехал… До ближайших уток теперь шагов двадцать, двадцать пять.
Охотник достал лук, вложил стрелу, упругой дугой согнулся лук… „Бзинк!“ — спела коротенькую песню тетива, и пара молодых крякв, одна без головы, другая с перерезанным горлом, забились на воде.
Тревожно закрякала заботливая, но глупая мамаша, и выводок отплыл немного подальше. Но не видя и не слыша ничего подозрительного, утки успокоились и с новым усердием занялись прерванным обедом. „Бзыи-ин!“— летит новая стрела, и опять одна утка завертелась с начисто срезанной головой.
Это уж слишком! И матка поспешно уплывает с уцелевшим выводком в кочки.
Охотник подбирает добычу и плавающие на воде стрелы. А впереди на плесе видно еще много уток.
Стреляй охотник из ружья — давно бы не оказалось на плесе ни одной птицы — все от грома выстрела попрятались бы в камышевые крепи. А сейчас они так же спокойно пасутся на чистом плесе и к ним можно подобраться из-за камышей.
Срезанные стрелой утиные головы? Каким образом?
Дело в том, что для такой охоты употребляются особые стрелы. Наконечник такой стрелы представляет собою острый нож, по своей форме напоминающий пару крыльев стрекозы. Охотник старается попасть не в туловище птицы, а в шею: наконечник не колет, а режет. Благодаря этому не редки случаи, когда пущенная в густо-плывущую у тинную стаю стрела поражает сразу несколько птиц. Главное же преимущество такого способа в том, что птица сразу убивается насмерть и не распугивает остальных.
Немудро устроен лук вармахлинских охотников: хорошо оструганный прямой ствол молодой березки длиной около полуторых метров, крученый шнур-тетива — и все. Из такого лука обычно стреляют на расстояние не дальше 15—20 метров.
Гораздо более совершенные луки употребляются в далеких глухих таежных речках Вах и Сабун Ларьякского района.
Искусство делать луки у ваховских хантэ передается из поколения в поколение и берет свое начало от тех древних времен, когда не знали ружья. И теперь еще коротают хантэ долгие северные ночи легендами о богатырях, таких сильных и искусных охотниках, что стрелами навылет пробивали сразу двух лосей…
Теперь на лосей с луками не охотятся: у хантэ есть не плохие ружья, но лук остался, и с ним охотятся на белок.
Старательно и с любовью отделывает свое оружие охотник. Древко лука делается из двух тонких, тщательно оструганных и склеенных между собой пластин дерева разных пород. Это придает особую упругость луку. В середине древко толще, чем на концах, таким образом, вся тяжесть работы падает на концы, и нет опасности при сильном натяжении сломать лук. Снаружи лук оклеивается тщательно очищенной тонкой берестой, а концы — кожей с лебединных лапок. Благодаря такой отделке, дерево хорошо предохранено от сырости, и лук не теряет своей упругости многие годы.
Тетива сплетается из оленьих жил. Она чрезвычайно крепка и сама по себе довольно упруга.
Чтобы не портить шкурки белки, стрелы лишены острея: зверек убивается ударом тяжелого тупого конца стрелы.
На оперение стрел употребляются хвостовые перья орла.
Хороший стрелок из такого лука (конечно не без промахов, так как стрелков без промаха не существует) попадает на шестьдесят шагов в белку.
Но леса у рек Вах и Сабун невысоки, в огромном большинстве это мелкий болотный сосняк и ельник, и стрелять белок приходится редко когда дальше двадцати пяти — тридцати шагов.
Всюду на белок охотятся с собаками. Умная, чутьистая лайка находит зверька и лаем дает знать охотнику о добыче.
Ваховскому хантэ не нужно собаки. Неслышной тенью пробирается он родной тайгой, часто останавливается и внимательно вслушивается в тишину северного леса. Маленькие, зоркие глаза пронизывают путаницу лесной чащи и замечают то, что не дано заметить человеку, не родившемуся в тайге.
Тихо бродит охотник в лесу и раньше услышит возню белки, чем белка услышит охотника.
Чуть заметно колыхнулась ветка.
Может быть от ветра? Или перелетела птица?
Нет, ветер не колышет только одну ветку. И не птица — был бы слышен взлет.
Охотник хорошо знает, что это застигнутая врасплох белка пытается спастись от опасности.
Но от зоркого, наметанного глаза спрячешься: охотник уже видит, где хитро притаилась белка, распластавшись на ветке.
С легким скрипом натянут упругий лук, слышен тупой удар стрелы и с дерева валится убитая белка.
Охотник не спешит подбирать добычу, — он затаился, слушает и смотрит: ведь если здесь один зверек, то должны быть и другие…
Верно. Не замечая ничего подозрительного, невдалеке чуть слышно зацокала другая белка, перескочила и, найдя шишку, — стала ее лущить.
Снова натянут лук, и другая стрела сбивает вторую белку.
Только убедившись, что вблизи больше белок нет, охотник подбирает добычу и стрелы: он хорошо помнит, где что упало.
Но почему же на этой охоте лук удобнее ружья? Все дело в том, что при малейшем шуме белка так крепко затаивается, что найти ее без собаки почти невозможно. Выстрелы пугают зверьков, и охотник с ружьем, но без собаки оказывается в худшем положении: он не найдет столько белок.
Лук в этом случае куда пригоднее усовершенствованного, далеко бьющего, но шумного ружья.
Охота на бурундука, на водяную крысу — зверьков, шкурки которых за последние годы заняли прочное место на пушном рынке, с успехом может производиться с луком. И только потому, что мы, не умея обращаться с этим в высшей степени интересным оружием, презрительно относимся к „дикарскому вооружению”, можно объяснить, что лук не применяется при добывании мелких зверьков.
В. Винницкий
ЛЕДЯНАЯ ЛОВУШКА
Для того чтобы зимой поймать горностая, нужно немного: ведро воды, кусочек сала и живая мышь. Все остальное дополняется изобретательностью человека.
Полное ведро воды выставляют на холод и замораживают настолько, чтобы образовалась ледяная корка толщиной около трех сантиметров. Разумеется, что такой же слой льда получается и на дне и на стенках сосуда. Сверху пробивается круглая дырка диаметром около пяти сантиметров и оставшаяся в середине незамерзшей вода выливается сквозь пробитую лунку.
Ведро ненадолго ставится в тепло, лед от железных стенок оттаивает и ледяной сосуд легко вынуть.
Ледяная ловушка готова.
В ледяную тюрьму сажают живую мышь, а чтобы она не замерзла, туда же ей кладут кусочек сала. Теперь надо найти место, где водятся горностаи, что очень нетрудно узнать по прихотливым кружевам следов на снегу.
Ловушка зарывается так, чтобы ее верхняя плоскость с лункой была заподлицо с уровнем снежного покрова.
Охотник сделал свое дело и уходит, предоставляя дальнейшее самодеятельности горностая.
Конечно, мышь крайне недовольна своим положением невинно заключенной. Она бегает по отведенной ей жилплощади, скребется, пищит, но выбраться не в состоянии. Мышь не знает, что всю эту возню отлично слышит извечный враг мышиного рода — белый красавец горностай.
Легкими прыжками бежит он на писк, заглядывает в отверстие ловушки, жадно втягивает чутким носом заманчивый запах законной добычи и ныряет в лунку. Мышь мгновенно задушена, и хищник приступает к обеду.
Ну, закусил — больше здесь делать и нечего. Но узкое отверстие, в которое только-только пролезть змеиному телу горностая, находится вверху. Стенки ледяной тюрьмы скользки, и напрасно их царапает острыми когтями одураченный хитрым человеком зверек.
Горностай пойман, и его дальнейшая судьба: пушной склад, мехообрабатывающая фабрика— и красивый, белый, как снег, палантин заграничной модницы.
В. Виницкий
