Содержание глав очерка В. Еловских „В дебрях Урала”, помещенных в № 2 “Уральского Следопыта”. Группа студентов-геологов — Михаил, Василий и Николай — отправилась в дебри Урала искать полезные ископаемые. Одновременно с этим они решили исследовать истоки неведомой реки и найти „нечистую падь“, о которых имелись неясные сведения в Бюро краеведения. Истоки и падь находились где-то в северо-западной части Свердловской области, между Кабаковском и Кизелом. Один из исследователей, Николай, во время поисков горного хрусталя заблудился и провалился в подземный ход заброшенного скита.
Остальные, напрасно проискав его, решили продолжать работу. Добравшись до деревни Ягустянки, они встречают огневщика Тихона, который согласился быть их проводником. Тихон бывший золотоискатель, прекрасно знающий окрестности, обучает их приемам следопытов.
На кордоне Тихона георазведчиков ожидает радость: нашелся отставший от них Николаи. Оправившись от ушибов и истощения после невольных скитаний, Николай принимается за работу, и исследовательское путешествие молодых следопытов продолжается.
15. Стрелка волнуется
В то время как Михаил с Тихоном ходили проверять лесные участки, Василий с Николаем отправились в ближайшие горы на георазведку.
Николай поправился и теперь мог помогать Василию в его работе. Оба одели рюкзаки, захватили геологические молотки и окунулись в тайгу.
За рекой начинались обнажения горных пород, тонувших в густой траве. Василий вскочил на ствол гнилой сосны и увидел среди травы небольшой камень. Он поднял его и молотком отбил кусок, потом вынул лупу и посмотрел.
— Сильно давленый гранит,— сказал он. Оба вынули из боковых сумок книжки и записали: „№ 1. На пологом склоне горы небольшие обнажения серых роговообманковых, давленых гранитов”. Затем спустились в долину, миновали заросли мелкого осинника и стали подниматься на крутой склон. Невдалеке виднелся серый утесик. Николай в несколько прыжков очутился около него и отбил кусочек породы.
— Гранит!— крикнул он.
Василий подошел.
— Нет, это не гранит,— заявил он. Для гранита слишком мало кварца. Видишь вот эти белые тусклые пятнышки. Это кварц. Но его мало. Больше всего здесь розового полевого шпата, довольно много зеленоватых палочек роговой обманки, есть и листочки черной слюды—биотита. Эта порода менее кислая, чем гранит. Скорее это сиенит.
В сиените оказалось много жил — темных и светлых. Выколачивать образцы пришлось двумя молотками, употребляя один из них, как зубило.
В записной книжке это обнажение было записано под цифрой 2. И там же, около записи, был поставлен номер мешочка, в который сложили образец.
Тропинка вела все выше и выше и, наконец, вползла наверх. Десяток шагов в сторону, несколько секунд ожесточенной борьбы с колючим кустарником — и перед ними оказался большой белый утес.
Тело утеса, как сахар, чистое и крепкое. С молотком в руке Василий бросился к утесу. Удар, другой. Молоток отскакивал от породы, как от стали. Из под него лете ли искры. Наконец, маленький кусочек молочно-белой породы упал к его ногам.
Вынув перочинный нож, он пытался царапать камень. Нож не оставил на камне никаких следов.
— Это кварц,— заключил Василий,—пока ничего интересного. Сегодня нам не везет.
На другой стороне горы снова оказались обнажения сиенитов. Разведчики спустились в долину, чтобы оттуда взять прямое направление на кордон.
Весной и в большие дожди по этой долине мчатся бешеные потоки. Они смывают растительный перегной с каменистой основы дна и нагромождают груды окатанных кусков горных пород. Не идешь по такой тропинке, а прыгаешь с камня на камень.
Но вот стали попадаться выходы какой-то новой породы. Она темная, но очень похожа на гранит. Василий долго держал образцы в руках и затруднялся в определении.
— Может быть, это габбро, может быть, дунит, точно незнаю,— сказал он,—возьмем образец на всякий случай.
Сделав отметку в полевой книжке, пошли дальше.
Через несколько минут Николай, остановившийся с компасом в руках для ориентировки, закричал:
— Василий, стрелка ерундит!
— Что такое? — отозвался Василий.
— Мы идем на север, а стрелка отклоняется от северного направления на двадцать градусов,— пояснил Николай.
Василий отколол от ближайшего выхода породы образец и, затаив дыхание, поднес его к компасу.
И вдруг стрелка, словно пойманная на невидимую нитку, покинула направление север — юг и одним концом устремилась к камню.
— Николай! Ведь это титаномагнетит!— взволновался Василий, а порода, в которую он входит,— габбро. Это всегда так бывает: габбро и титаномагнетиты.
Радости обоих разведчиков не было конца. Они поспешно завернули в бумагу образцы, нанесли открытое месторождение на карту и счастливые возвращались на кордон.
Не шуточки было обнаружить месторождение титаномагнетитов, имеющих громадное значение в уральской промышленности.
16. На подступах к озеру Карасьему
— Ну, сынки, собирайся,— сказал Тихон.— Ичиги-то на закате. Скоро светать будет.
В семь часов утра на кордоне лихорадочные сборы были закончены и экспедиция в составе всех четырех участников вступила под своды тайги. Ровными прямыми мачтами стояли ели и пихты, образуя над головой почти непроницаемый шатер.
Сегодня предстояло пройти около сорока километров по тайге и горным тропам. Решили осуществить охотничью экспедицию на озеро Карасье.
Не успели углубиться в лес, как послышался отчаянный лай Жука.
— На белку лает,— сказал, прислушавшись, Тихон. — На птицу будет лаять чаще и взвизгивать.
На высокой елке сидел маленький зверек и с любопытством смотрел на подошедших охотников.
Белка летом нисколько не пугается людей, но в это время года шерсть ее никуда не годится, по этому никто белку не трогает. Но к зиме мех на ней становится густым. В эту пору белка делается осторожной и добыть ее трудно, особенно в ельнике. Забравшись на верхушку ели, она совьется клубочком и сидит неподвижно, как истуканчик, так что самый опытный охотник не всегда ее увидит. Собака лает и бегает вокруг дерева, а белки не видно. В таких случаях приходится рубить дерево, на котором она сидит. Как только дерево начнет падать, белка перескочит на другое, но чаще она досидит до тех пор, пока дерево упадет на землю, и уже с земли взбежит на другое.
Белку не тронули и пошли дальше. Вдруг Тихон снова остановился.
— Тише, сынки! Рябок где-то порхнул,— сказал он,— на ужин в самый раз будет.
Тихонько обошли это место, но рябчика не было видно. Когда стали делать другой большой круг, рябчик слетел с ели и сел на другую, шагах в сорока.
Осторожно стали подкрадываться. Тихон молча указал на елку. Но непривычные глаза горожан ничего не заметили. Наконец, он прицелился, и только следя глазами по направлению его ружья, разглядели рябчика, который сидел на суку в полдереве, подле ствола, совершенно неподвижно и вытянув шейку.
Эти небольшие сизо-серые курочки удивительно умеют приспособляться к окружающей обстановке. Растянется рябчик на каком-нибудь сером сучке, прижмет к коре голову и лежит, не шелохнувшись. Смотришь внимательно на это место и ничего не видишь, кроме небольшого бугорка, который легко принять за естественное утолщение коры.
Рябчик был убит и положен в рюкзак.
Во время пути тайгой можно было наблюдать любопытнейшую картину смены одного растительного сообщества другим.
Смешанный лес переходит в лиственный, а последний сменяется хвойным. Сначала отдельными деревьями, а затем целыми клиньями и полосами внедряется хвойный лес в лиственный. Хвойные уже плодят в округ себя молодняк. Изгоняют со своих участков все иноплеменные кусты и поросли, все цветы и травы. Взамен этого, у подножия их создается мягкий ковер мхов и опавших желтых игл. Не играет уже под ними и не шелестит ласковый ветерок, как это он делает в лиственных лесах. Воздух под присевшими к земле лохматыми елями и высокими соснами застаивается, становится тяжелым, душным, насыщенным терпким запахом смолы.
Чем дальше, тем яснее видно, что борьба эта склоняется не в пользу лиственного леса. Клинья хвойных, широкие и мощные, безжалостно сдавливают жалкие полоски лиственных.
Сумерки наступили раньше, чем охотники достигли озера. Пришлось устраивать привал под открытым небом. Тихон наладил „нодью” — своеобразный костер уральских и сибирских охотников. Свалив могучую еловую сухару (засохшее на корню дерево), он вырубил из нее два бревна, положил их рядом, укрепил концы кольями и насовал в промежуток между ними смолистой щепы. Скоро в нодье заиграл веселый и яркий огонь, распространяясь горизонтально по внутренней стороне бревен, забурлил походный чайник, закипел суп из рябчиков.
Согретые теплом нодьи и добрым ужином, спутники погрузились в сон, а Жук остался на карауле.
17. На озере Карасьем
Берега лесных озер здешнего края покрыты вахтой (трилистником) с бледнокрасными цветами, выглядывающими, из осоки, и пушицей, украшенной пучками длинных белых волосков. Почва вокруг озера почти всегда заболочена и покрыта слоем белого мха — неизменного спутника мохового болота. На зыбком моховом полотне тянутся стебельки клюквы, поднимаются кустарники андромеды (подбела); они бросаются в глаза своими розовато-красными цветами, появляющимися круглый год, вплоть до наступления морозов. А еще дальше, ближе к надежной земле, идут более высокие кочки, покрытые пушицей, морошкой, богуном и, наконец, здесь же цепляются мелкие сосенки, среди которых кое-где проглядывают низкие, тщедушные стебельки кукушкина льна и ползут опять-таки клюква, морошка и богульник. Весь этот зыбкий покров вокруг отмеченного осокой озера — не что иное, как поверхность когда то громадного, а теперь заболоченного озера.
К таким озерам относилось и озеро Карасье—конечная цель охотничьей экспедиции.
Было еще раннее утро, когда охотники подошли к озеру. Болото дышало влажным туманом. Густая предрассветная мгла закрывала трясину, где резко и пронзительно верещали бессонные лягушки.
Зубчатый частокол леса широким полукольцом замыкал болото. Румяный отблеск утренней зари вспыхнул на пирамидальных верхушках косматых сосен. В болоте недовольно ухнула выпь. Скрываясь от первых лучей солнца, тяжело пролетел запоздалый филин. Лес оживал. Совсем недалеко прохоркал вальдшнеп и ранил охотничье сердце Михаила. Он насторожился и приготовился стрелять. Но Тихон, который звал вальдшнепов „виншпелями”, удержал его.
— Не время еще! Вальдшнеп — это лесной кулик. Он всю жизнь свою проводит под пологом ветвей. В течение своего перелета с севера на юг он держится открытых болот. У вальдшнепа нет ни одного признака лесных птиц, наоборот, все привычки, вся наружность его — чисто куличьи.
Эта длинноносая птица — отличный бегун. Свой корм она достает из влажной земли, не трогая ни одной ягоды. He может сесть на дерево. Однако живет все же в лесу, там выводит детей; гнездо, свитое по-куличьи, на земле, устраивает под хворостом и совершает частые прогулки на болото.
Скоро маленький караван подошел к озеру вплотную. Тихон привел своих молодых друзей к шалашу, устроенному под сосной из молодых пихточек. Отсюда все озеро было видно, как на ладони.
Пернатые его обитатели наполняли воздух сотнями самых разнообразных писков, свистов и кряканий. Тут были утки чуть ли не всех пород, гагары, кулики, чайки, грязноохристая выпь, страшно бунчащая но ночам.
Около шалаша, в маленьком заливчике, находилась лодка. Это была старая узенькая долбленка, которая могла выдержать не более двух человек. Поэтому решено было, что Михаил и Тихон будут разъезжать по озеру ранним утром и вечером с целью охоты, а Василий с Николаем днем — с научными.
Через несколько минут Миша сидел на корме и правил лодкой, а Тихон на носу. Проехав полосу прибрежных камышей, лодка вышла на чистую воду. Громадные стаи уток поднялись при их появлении и перелетели в камыши. На озере началась канонада…
Затем они въехали в осоку и, став в сплошных камышах так, чтобы лодка лишь одним бортом была обращена к открытой воде, замаскировали ее с этой стороны стеблями камыша.
Им хотелось подстрелить большую гагару, несколько штук которых плавало и ныряло в озере. Подстрели гагару, однако, очень трудно, и потому охота на нее особенно заманчива. Гагара прекрасно ныряет и обладает исключительным слухом.
Одна из плавающих гагар двигалась в сторону камышей. С каждым нырком она приближалась к лодке метров на двадцать. Скоро она оказалась от нее на расстоянии выстрела. Выждав, когда она нырнула еще раз, Миша прицелился в то место, где по его расчетам должна была показаться голова гагары, рассчитывая при ее появлении спустить курок. Однако гагара вынырнула неожиданно так близко от борта лодки, что Миша вздрогнул, а гагара от испуга замерла на месте. Во всяком случае, двумя секундами позже Миша уже положил на лодку большую уродливую птицу с огромным острым клювом.
Нагруженные добычей, они вернулись к шалашу.
18. Археология торжествует
Пользуясь той же лодкой днем, Николай и Василий направили долбленку на север, где в отдалении виднеется небольшой лесистый остров. Долбленка разрезает зеркальную поверхность озера оставляет за собой узкий конусообразный след. Через полчаса ударяется песчаный берег, и геологи выскакивают на берег.
На острове они нашли прекраснейший родник, небольшое болотце, редкие сосны и березняк. Коралловыми гроздьями алела костяника, было великое множено и других лесных гостинцев — грибов.
Наевшись ягод, решили заняться осмотром острова. Василий не без ехидства предложил Николаю разойтись в разные стороны, а затем рассказать друг другу о своих находках. Он по геологии, а Николай по ботанике и зоологии.
Было очевидно, что Василию на этот раз будет удача— нетрудно было найти на острове разные биотиты, олигоклазы, микроклины и прочие минералы. Волей-неволей, Николаю пришлось согласиться и принять вызов.
Николай пересек с компасом в руках остров с запада на восток, а потом с севера на юг. Кроме низкорослого леса, он ничего не видел. Приходилось возвращаться с голыми руками на по-деяние своему „противнику».
На обратном пути Николай пошел к щелью, зажатому между двумя гранитными массивами. Такие места всегда дают что-нибудь интересное, в крайнем случае красивый вид. Не успел он пройти двадцати метров, как заметил в том месте, где гранитный массив расходится на два крыла и идет на сравнение с землей, значительное углубление.
Он принялся лихорадочно копать яму песке, наполнявшем дно ущелья как раз против того места, где заметил углубление.
Николай установил, что весной в половодье и большие дожди по дну ущелья бегут потоки воды и отлагают на старые слои новые массивы песку. Чистый песок шел метра на полтора в глубину, геолог уже подумывал о том, чтобы бросить бесполезное занятие, как вдруг лопата ударилась о что-то твердое. Это был молот из темного камня. Рядом из сыпи вылетели чудесной работы каменное долото и сверлило из серого кремня.
Николай внимательно осмотрел находки, потом еще копнул, опять лопата ударилась обо что-то. Через некоторый промежуток времени он извлек горшок, украшенный причудливым орнаментом.
Николай обнаружил стоянку древнего человека!
Осторожно, с материнской нежностью, взял горшок в обе руки и понес его к лодке. Но счастье изменило ему в самый последний момент. Он запнулся за выступ камня и грохнулся на землю. Горшок вылетел из рук и разбился на мелкие черепки.
Раздосадованный, чуть не плача, принялся собирать жалкие остатки. Однако, остальных находок было достаточно, чтобы торжествовать победу. Он вернулся обратно и зарисовал место своих находок. После этого решил подождать Василия для фотографирования разреза.
Наконец, оба товарища сошлись. Николаю удалось разыграть роль удрученного неудачей. Василий, торжествуя минут пятнадцать, морил его рассказами о местных породах, показывал образцы.
Наконец, выдохся и ехидно спросил:
— Ну, а ты что нашел интересненького в своей области?
С трудом удерживая радость, Николай потащил товарища к месту своей находки. Говорил не меньше получаса, прочитал, можно сказать лекцию о стоянках древнего человека и демонстративно вертел перед глазами Василия молот, долото, сверлило и черепки разбитого горшка.
На этот раз археология восторжествовала над геологией.
19. Болотная руда
Василий разложил на столе „штаб-квартиры “ на кордоне карту и внимательно рассматривал цветные значки.
На карте были нанесены квадратики, кружки, треугольники, целые заштрихованные полосы. Это были результаты поисков. Рядом с цветными значками шли простые карандашные отметки. Это Василий наносил сообщения Тихона, ягустянских жителей и охотников — сообщения не проверенные.
Составление геологической карты района близилось к концу, и Василий, выпрямившись, окинул ее еще раз довольным взглядом.
Составить геологическую карту, это значит, что на топографическую карту, которую геолог называет основной, на скелет из рек и дорог, должны быть условными цветами и линиями нанесены все горные породы, из которых здесь сложена земная кора. Эта работа очень кропотливая и трудная, но имеет большое значение для георазведчиков, которые будут подсчитывать запасы обнаруженных месторождений и детально их исследовать.
В одном месте карты, на юг от кордона, шло чистое место, где Василий еще не был. Он решил сегодня же заполнить этот пробел. Одел рюкзак и полевую сумку, взял геологический молоток и вышел из избушки. Заметив лежащего Жука, решил захватить с собой и собаку. Жук приветливо помахал хвостом новому сохозяину и, согласившись, побежал вперед.
Километра два шел Василий берегом реки, а потом свернул и пошел через лес. Итти тут было значительно тяжелее, чем берегом. Ноги его, обутые в сапоги, увязали глубоко в почву. Места пошли низменные и сырые, кругом была вода, пахло сыростью и плесенью, отдельные обнажения горных пород поросли мхом.
Василий шел медленно и часто останавливался для осмотра обнажений. Земная кора в этом месте была сложена немного иначе, чем на ближайших горах. Здесь начинались выходы глины, бурой и ржавой. Вода в болоте и ямках застоялась и приняла кроваво-кирпичный цвет.
Красная глина, кровавая вода — все это говорило о присутствии в почве железистых соединений. Наконец, попались и образцы болотной железной руды.
Болотная железная руда встречает на Урале редко, только в отдельных районах. Особенной ценности для ypaльской промышленности она не представляет. Но ее много в центральной части СССР и в северных районах, где часто служит основным сырьем для металлургии.
Основным сырьем уральской металлургии являются высококачественные железные руды, а до открытия уральских руд примитивные металлургические воды России работали еще на болота рудах. 200 лет назад крепостной приказчик боярина Морозова писал хозяин, что в его владениях добывают железные.
„…емлют руду в болоте, а руды на том болоте много. Лежит руда наверху местами. А выходит из горна на суп по семи криц. Из крицы выходит по четыре прута железа, а прут такой купит по-торговому по восьми денег, а железо хвалят”.
Севернее Москвы, в болотах, в карельских озерах и около Ленинграда, руду добывали следующим образом: в болото выезжали на плотах. На длинных деревянных ручках насажены железные ковши. Медленно с плеском опускали тяжелые ковши в воду. С трудом вытаскивали их обратно. В ковше вода, грязь, ил. Грязь эту выливали в большое решето, прикрепленное к плоту; в решете оставалось несколько блестящих или ржавых кусков. Это и была болотная руда. Так ее добывали раньше. А теперь на берега озер работают машины-рудососы.
Железо служит у человека мастера на все руки. Железом пилят, пашут. Железом шьют, стригут, куют, железом даже лечат: многим приходиться пить лекарство красновато-бурого цвета, которое называют „железным” — это соединение железа с другими веществами. Из железа сделан и гвоздь, молоток, и паровоз, и чугунок для них, и игла, и огромный мост. Железо — (рабочий среди металлов. Представь себе, что вдруг все железо исчезло с земного шара. Нет железа — нет ничего. Рухнули со стен картины, так как исчезли гвозди. Пол провалился, железо-бетонные дома рассыпались, паровозы, вагоны, трамваи исчезли, и человек умер бы, потому что из его организма исчезло железо…
20. На Лосином острове
По горам и лесам пронеслась полоса пролевных дождей. Реки вздулись и взбесись на перекатах, болота залило водой, озера начинали выходить из берегов.
Время шло, и разведчики решили двигаться дальше. За эти дни они так сдружились с Тихоном, что им было жаль отходить от добродушного старика, да и самому Тихону жаль было расставаться с ними.
Когда тронулись в путь, Тихон решил проводить их до Лосиного острова. Где-то около острова жил товарищ его, старый лесничий, которого Тихон по пути хотел навестить.
Прямо на запад от кордона начиналась полоса болот. Опасные эти болота. На каждом шагу стерегут неосторожного зыбкие топи, ржавые бархатистые мхи скрывают предательские зыби и окна, которых нет спасения одинокому спутнику. Деревья на них стоят только потому, что поддерживают и защищают друг друга от ветров.
Достаточно схватиться за любое дерево, когда ноги увязнут в болоте , чтобы оно рухнуло, осыпав вас гнилыми обломками. Самое большое дерево можно вдернуть здесь из земли с корнями.
Только местами выступают более высокие холмики и кочки, да прямо из воды торчат жидкие кустики вереска и широкие сосенки. А там, на самом краю горизонта, возвышаясь над пустынной, зыбкой гладью, синеет мрачной синей тучей огромный лесной массив — Лосиный остров.
Последний переход — и конец хождению по болотам. Ближе и ближе. Словно на глазах вырастая из бездонной топи, встает Лосиный, всё более поражая величием и суровой красотой вековых сосен и елей. Ближе и ближе.
Впереди идет Михаил.
— А-ах !— раздается вдруг его восклицание, и он по самые плечи проваливается, едва успев вскинуть вверх руки с двухстволкой. Общим рывком товарищи кидаются к нему на помощь.
Михаил, нечеловеческим усилием разгребая воду и тину, поворачивается в пол-оборота к товарищам, и они с ужасом видят, как он при этом движении погружается почти по самую шею…
Тихон торопливо разматывает веревку и, закружив ее над головой, как лассо, бросает ее Мише.
— Продень под руки! Так… Сколько можешь, вались в нашу сторону! Ну, братцы, тащи, непомалу! — командует нерастерявшийся Тихон.
Топь сердито чмокает… Упорно не хочет отдавать свою добычу. С неимоверным трудом, каждую минуту ожидая, что намокшая веревка лопнет, подтаскивают Михаила все ближе. Наконец, полузахлебнувшийся, измученный, весь в тине, он с ними.
После долгих поисков, поминутно увязая по колено, разведчики находят узкую тропу и, обессиленные, выбираются на твердую почву Лосиного острова.
— Самый короткий путь бывает всегда самым длинным, — наставительно вещает Николай, подразумевая при этом, что товарищи выбрали болото, как самый краткий путь на Лосиный остров.
— Да, иногда это бывает верно,— неохотно отвечает очухавшийся Михаил.
Через несколько минут на самом краю чащи бодро, словно торжествуя победу человека над слепыми стихиями, трещит веселый костер.
Наконец, наступил день, когда молодежи нужно было расстаться с Тихоном. Василий решил сделать ему подарок. Он достал из бумажника тридцатирублевую бумажку и, смущенно вертя ее в руках, протянул Тихону.
Старик наотрез отказался принять деньги. Пришлось пустить в ход все дипломатические способности, чтобы уговорить его принять скромный дар. Миша отцепил от пояса охотничий кинжал и тоже подал Тихону. Он знал, что его подарок особенно обрадует Тихона. Во время совместных скитаний Тихон часто любовался этим изделием Златоустовского завода.
Когда церемония преподнесения подарков была закончена, Тихон просто, по-стариковски, расцеловался со всеми. Затем вскинул за плечи берданку и повернул на север, а разведчики пошли на запад, по направлению к развалинам старого завода.
Несколько расстроенные прощанием со старым лесным следопытом, три путника некоторое время шли молча.
Правым берегом горной речонки добрались до южного Реня. Он стремительно вырывается с одного из скалистых отрогов Уральского хребта и с ревом несется по сильно наклонному руслу, усеянному огромными обломками скал и мелкими окатанными кусками породы, нагромождая на берегах мощные насыпи. На береговых наносах крупного гравия и песка попадались свежие следы лося, а иногда похожие на отпечатки широких босых человеческих ступней — следы медведя.
Единственно возможный здесь путь — это узкие береговые отмели Реня, по большей части стиснутого между высокими скалами. Течение реки настолько изменчиво, что в поисках удобного пути приходится постоянно переходить Рень в брод.
Не легкая задача перебраться через эту бешеную реку по скользкому каменистому дну, под напором бурного течения. Часто русло реки во всю ширину преграждается огромными скоплениями мертвого леса, принесенного разливами. Волей-неволей,приходится иногда карабкаться выше по крутому берегу, а нередко и прорубаться сквозь чащу.
К вечеру достигли низовьев Реня, где находилась охотничья избушка. В этой крошечной избушке, с единственным маленьким окошечком под крышей, сложен немудрый очаг. Дым от него сперва скапливается под крышей, потом начинает выходить в приоткрытую дверь. Других отверстий для дыма нет. На полках лежали деревянные миски, табак и соль. Крошечная охотничья резиденция приютила разведчиков на ночь.
21. На развалинах старого завода
Во время возобновленного на утро похода впереди засерело что-то бесформенное и громоздкое, похожее на большие обломки скал. Это были развалины каменного строения, остатки стен, сложенных из серого плитняка. Узкие прорези окон смотрели как чьи-то глаза, внимательно и хмуро. Вспомнился рассказ Тихона о старом заводе, и стало понятно, что к его именно развалинам они сейчас и приближаются.
Когда-то узкая долина была наполнена стуком кричных молотов, жужжаньем чугунных шестерен, хриплыми вздохами старинных доменных печей.
Но давно уж мертвый покой и таежная тишина сменили трудовую сутолоку и шум.
Обогнув длинное и низенькое здание — один из цехов завода— разведчики вышли на площадь — бывший заводский шихтплатц. Перед ними высилась громада полуразвалившейся арки. Половина ее свода чудовищной каменной буквой Г встала над заводскими строениями, другая половина уже обвалилась, усеяв каменными обломками заводской двор.
И тут же, возле арки, стояло серое четыреугольное строение. Его стены носили следы пуль… Это было то самое здание, о котором рассказывал жуткую историю Тихон.
Здесь оборонялся маленький партизанский отряд, настигнутый остатками белогвардейских банд. Запершиеся в этом доме, окруженные врагами, после адских мук голода и невыносимой жажды, партизаны решили покончить самоубийством.
Но белогвардейцы, как бы предугадывая такое намерение отчаявшихся людей и первые начали переговоры и выслали своего представителя.
Белые заверяли и клялись, что ни одного волоса не тронут, не допустят никаких насилий, оставят всем сдавшимся не только жизнь, но и свободу, возьмут у них только оружие, а самих, снабдив продуктами, отпустят на все четыре стороны.
— Ведь мы русские люди. Мы не звери, не дикари и с побежденными не воюем. Нам нужно только ваше оружие, а не ваша кровь и жизнь.
Так говорили белые. Партизаны им поверили.
Через некоторое время осторожно, как рысь, готовящаяся напасть на свою жертву, вышли из тайги несколько человек в погонах и, трусливо озираясь по сторонам, с опаской направились к засевшим партизанам.
Не стреляли больше красные. Их осевшие руки не хватались за спуск винтовок. Молчали бойницы. Широко распахнулась дверь. Белые вошли в помещение.
— Ну вот, так-то оно и лучше! Все равно взяли бы вас, но к чему лишние жертвы, когда борьба бесполезна,— говорили они,— забирая из покорно протянутых рук оружие. Через несколько минут оно было сложено руками победителей двумя кучками на дворе.
— Гей, гей, идите сюда!— звали белые своих.— Сейчас митинг откроем.
С опушки человек сто белых бросились бегом к зданию и скоро заполнили весь двор. В углу здания тесно прижались
друг к другу сдавшиеся партизаны. Тут же, у стен, лежали трупы убитых и несколько человек раненых.
Оставшиеся в живых, оборванные, грязные, с исхудалыми, обтянутыми кожей лицами походили на мумии в первую минуту своим видом заставили содрогнуться даже белых. Но ненадолго. Хищный зверь захотел крови. По распоряжению главаря банды, началась расправа.
Глухие удары прикладов, злобная ругань белогвардейцев, стоны и крики избиваемых наполняли здание, вырывались наружу и неслись в тайгу.
Били по чему попало. Били все. Задние протискивались ближе, отталкивали передних и били наотмашь, с дикой злобой, с налитыми кровью глазами, с бешеным остервенением. Несколько человек избиваемых уже рухнули на пол. Их теперь топтали ногами и били других — тех, кто еще держался на ногах. Трещали кости. Ломались приклады ружей. Одежда, руки и лица белогвардейцев покрылись брызгами крови.
Наконец, избитых до полусмерти, потерявших сознание людей повытаскивали во двор вместе с убитыми ранее в бою товарищами и побросали в полусгнившую деревянную постройку, которую подожгли. Пламя быстро охватило сухие бревна…
К запаху дыма все сильнее примешивался запах горелого мяса. Из пылающего строения доносились заглушенные вопли сжигаемых. Они становились все тише и слабее, а потом и совсем прекратились.
Их было двадцать девять… Двадцать девять мучеников революции. И двадцать девять трупов уместилось потом в одной братской могиле.
22. Забытый рудник
Осмотрев заводские руины, разведчики отправились обследовать рудник, поставлявший заводу руду.
Вся поверхность рудника была изрыта, ископана выработками. Всюду виднелись ямы, рытвины, канавы, всюду нагромождена была кучами вынутая горная порода. На первый взгляд могло показаться, что по этому месту несколько часов подряд била артиллерия, разворотила землю, накопала всяких ям и воронок. Все это заросло травой и лишайником. Куски горной породы разрушились и образовали корку.
В ямах стояли лужи ржавой воды, получившей желтую окраску от растворения продуктов разрушения железных руд. Грустью и могильным холодом веяло от всего этого хаоса.
— Товарищи, а ведь здесь должно быть не мало осталось железной руды!—воскликнул Василий.— В шурф нужно спуститься, посмотреть разрез породы.
— Ты полезай, а мы тебе веревку за пояс подцепим и подержим,— сказал Николай.
— Есть!
Наверху шурф был укреплен венцом-рамой из четырех гнилых бревен, а внутри шурфа креплений не было. Василий, обвязанный веревкой, нащупал лестницу и стал спускаться в шурф. Лестница была очень ненадежна. Вернее, это была и не лестница вовсе, а ель с коротко обрубленными ветвями. Ель крутилась, засохшие ветви еле выдерживали тяжесть человека. Спуск был опасным предприятием. Но сколько ни пытался Василий отбить образец породы, в которой проходил шурф, молоток соскальзывал с ее гладкой поверхности. Тогда он решил, что на дне шурфа наверное достаточно камней, которые падали туда во время работы. Спустился на дно. Ощутил твердую почву под ногами. Здесь было темно. Только вверху светился прорез шурфа, в котором виднелась голова Миши.
Василий не ошибся. Несколько десятков кусков, больших и маленьких, валялось у него под ногами. Он набил ими карманы и вылез наверх.
Когда Василий разложил образцы, три головы молодых следопытов склонились над ними, внимательно рассматривая. Куски были темного цвета и сидели в разрушенном кварците. Василий попробовал их на вес, а потом посмотрел в лупу.
— Бурый железняк,— уверенно заявил он,— на буром железняке работал старый завод. Айда теперь смотреть выработки!
Громадная старая котловина дала те же результаты. Всюду были бурый железняк, кварцит и еще несколько других горных пород.
— Ребята!— торжественно молвил Василий.— Я сообщу вам нечто очень важное. Когда я смотрел карту месторождений железных руд в Геолкоме, этих рудников нанесено там не было. А этих руд достаточно, чтобы дать новые тонны сырья для промышленности: Эти рудники забыли, забросили. По-моему, здесь громадное месторождение.
— А почему тогда перестал работать, завод?— прервал его Михаил.
Василий минуту соображал, а потом сознался, что ничего по этому поводу сообщить не может. Но тут выступил Николай.
— Василий, пожалуй, прав,— сказал он,— а мне кой-что известно об этом заводе, но тут придется мне прочитать вам краткую историческую лекцию…
— Валяй историческую!— ответили товарищи, и Николай начал свое повествование.
23. Историческая лекция
В 1700 году первый русский император Петр I по осенним грязным дорогам двинул под Нарву тридцатипятитысячную армию. В ней было много новобранцев, еще больше плохих офицеров и 150 пушек. Главнокомандующим этой армией был генерал Делакруа.
Томительно долго тянулась осада Нарвской крепости, где засело полторы тысячи шведских солдат и 400 вооруженных граждан.
Как кошка около горячей каши, ходила русская армия у стен крепости. А стены эти стояли нерушимо потому, что русские пушки были не оружием, а лишь обузой: после 3-4 выстрелов с поломанным лафетом, с лопнувшей осью они падали на сырой осенний снег.
И когда в злую ноябрьскую вьюгу восемнадцатилетний шведский король Карл XII с восьмитысячной бригадой внезапно напал на русский лагерь, дрогнули 35 тысяч русских новобранцев и началось бегство, паническое бегство русской армии от шведской бригады.
В Новгород приплелись лишь жалкие остатки петровского войска, захватив с собой 6 поломанных пушек — остальная артиллерия осталась у шведов.
И после нарвского поражения по Европе долго ходила медаль с изображением, как Петр бежит из-под Нарвы, бросив шпагу и утирая платком слезы. На медали было выбито евангельское изречение: „И исшед вон, плакася горько”.
Петр понял — надо спешно перевооружаться, пополнив запас людей и пушек, иначе его ждут новые поражения. Люди нашлись. Их с избытком оказалось в распоряжении Петра. Но для пушек нужен был металл, и Петру пришлось перелить церковные колокола на новые пушки, больше не нашлось свободного металла в стране. Но и этого оказалось мало. Петр рассудил: без собственной крупной металлургии он будет всегда терпеть поражения, подобные нарвскому. Но кто возьмет на себя организацию этого большого дела?
Петр припомнил, как несколько лет назад, при осмотре тульского оружейного завода, ему особенно понравились алебарды, изобретенные кузнецом тульского завода Никитой Антуфьевым.
Да и сам кузнец показался ему сметливым мужиком. Еще припомнил Петр: ему недавно доносили, что на далеком Урале, на берегу реки Нейвы, открыты громадные залежи железной руды. И Петр решил соединить кузнеца Антуфьева и нейвинские руды. Написал Петр грамоту. В ней прежний кузнец Никитка Антуфьев получал в собственность немеренные угодья на Урале и право покупать для своих заводов крепостных людей.
Так из поражения под Нарвой родилась первичная уральская металлургия.
Петр не ошибся. Руда реки Нейвы оказалась блестящей, а Никита — смышленым заводчиком и талантливым эксплуататором. Во всяком случае, его сын, получив дворянское достоинство, становится обладателем десятка металлургических заводов и громадной площади богатейших уральских земель.
А правнук тульского кузнеца Никитки — дворянин Анатолий Демидов — уже может позволить себе роскошь: он женится на племяннице Наполеона I, принцессе Матильде-де-Монфор, покупает в Италии, около Флоренции, отдельное княжество Сан-Донато и получает приставку к своей фамилии Демидов — „князь Сан-Донато“. И за все эти чудачества — за принцессу, пиры, дворцы и итальянское княжество потомки кузнеца Никитки платят уральской рудой, платят щедро, широко, без счета, а уральские крепостные мужики — своею кровью и непосильным изнурительным трудом.
Демидов запускает щупальцы во все концы Урала, хищнически эксплоатируя богатства его недр. А когда на берегах реки Реня нашли новые залежи руд, Демидов, как хищный ворон, бросился и на это рудное месторождение. В 1773г. здесь было выстроено несколько фабричных построек и жилых бараков для рабочих.
Беспощадная эксплуатация, которой подвергались рабочие, насильно сгоняемые на строительство, послужила причиной бунта.
Повстанцы присоединились к пугачевцам и совместными силами уничтожили все постройки, разрушили плотину. После ликвидации мятежа Демидову пришлось начинать снова, и вскоре завод заработал. Но Демидов в своем хищническом азарте немного не рассчитал и залез на территорию владельцев кыштымских заводов. Началась тяжба из-за земли. Демидов проиграл. Работа была заброшена и ценное оборудование вывезено.
С тех пор остались лишь одни развалины.
Николай замолчал, вытирая пот с лица. Василий засмеялся:
— Упарился даже, бедняга! А откуда ты обо всем этом узнал?
— Тихон кой-что рассказал,— ответил Николай,— да и перед отъездом в книгах вычитал.
— Теперь ясно,— сказал Василий,— завода нет, а рудники остались. О них забыли. Но ничего, мы напомним. Стало быть, уважаемые, еще одно открытие! — заключил он.
24. У истоков неведомой реки
В лесах Урала всегда много пернатых. Кроме обычных желн, соек, пестрых дятлов, диких голубей, ворон, кукушек и поползней, здесь, на старых горелых местах, уже успевших зарасти лиственным молодняком, в одиночку держатся седоголовые дятлы. Местные охотники называют их земляными дятлами.
Эти птицы каждый раз, как разведчики приближались к ним, поднимали неистовый крик и старались как можно скорее укрыться в чаще.
В другом месте увидели краснобрюхих дроздов. Заслышав шум человеческих шагов, они вдруг все сразу поднялись на воздух и сели на ветви ближайших деревьев, щебеча так, словно обменивались мнениями о пришельцах.
По кустарникам шныряли маленькие птички с полосатой спинкой и белой головкой. Это были касатки-мухоловки. Солнце уже готовилось уйти на покой. Золотистые лучи его глубоко проникали в чащу леса и придавали ему особую привлекательность.
Разведчики прибавили шагу. Маленькая, еле заметная тропинка, служившая им путеводной нитью, все время извивалась. Скоро она взбежала на горку, покрытую густым ельником, а когда спустилась вниз, на другую сторону, перед ними сразу открылась широкая панорама.
Здесь три ручья сливались в одну точку и давали начало новой реке. Стало ясно, что это и есть источники неведомой реки— то самое место, куда они так усиленно стремились.
По правую сторону реки тянулся хребет. Отроги хребта, сильно размытые горными ключами, казались разобщенными друг с другом. Далеко за ними виднелся гребень водораздела.
Падь — таинственная „нечистая» падь, поросшая низким кустарником, расстилалась перед ними!
С чувством о строго любопытства и волнением, молча рассматривали ее исследователи.
Очнувшись, Василий поспешно достал карту. Вот хребет, вот эти горы, но реки нет.
— Нет реки на карте!— громко воскликнул Василий, и его голос прорезал вечернюю тишину. Еще несколько минут длилось пожирание глазами неведомой реки.
— „Нечистая» падь… Так вот она какая! Ставь палатку!— распорядился Василий.
Лагерь молодых исследователей был разбит у трех ручьев.
Василий сидел на пне около палатки и заносил в дневник обрывки впечатлений. Николай и Михаил вырубали в это время, по распоряжению начальника, из бревна планшет-доску для съемки местности.
Кончив писать, Василий достал из сумки письмо учителя, полученное при отправлении в путь из Уральского бюро краеведения, и вновь прочитал его.
Теперь его интересовал один вопрос: откуда здесь появилась река? Ему вспоминались рассказы Тихона о местных озерах. Иногда подземный выход из озера закупоривается, вода начинает прибывать и маленькое озеро неожиданно превращается в болото. Бывают и обратные явления: озеро исчезает в несколько дней.
Есть в районе таежного кордона два озера. Из одного вытекает река шириной в три метра и впадает в другое. Вероятно у другого озера имеется подземный сток, так как уровень его не повышается.
Расположено оно ниже первого. Иногда, большей частью весной, это второе озеро начинает все же взбухать и поднимается до тех пор, пока воды его не начнут гнать речку назад. Тогда река устремляется вспять. Вода ходит в недрах земли, прорывает подземные русла, образует озера, выгрызает целые пещеры, просачивается, проступает на поверхность.
Жизнь земной коры не прекращается. Пласты почвы сдвигаются, сжимаются, и вода начинает искать новые русла.
Много лет назад производилась здесь съемка местности, где сейчас находится неведомая река. Но реки тогда не было. Была лишь долина и падь, поросшая травой и кустарником. Очевидно, источники, питающие три ручья, стали действовать и выбрасывать из недр земной коры потоки воды, которые устремились, в долину и дали жизнь реке. Река разлилась, дожди и снега увеличивали количество воды и, бурлят на перекатах, она побежала вперед, чтобы через тридцать километров пропасть из глаз и уйти в землю. Пройдет много лет, произойдут новые изменения в жизни трех источников и, возможно, река вновь исчезнет и останется лишь русло, заросшее травой.
Таким образом три уральских следопыта разгадали еще одну загадку природы.
— Есть, товарищ капитан! Поручение выполнено,— доложил Михаил и положил перед Василием вырубленную доску.
Немедленно на доску была наложена газета, а на нее натянут лист александрийской бумаги.
— Ты, Николай,— хороший чертежник,— сказал Василий, принимайся-ка за съемку!
Работа закипела. Михаил мерил своими метровыми шагами расстояние, а Николай наносил на карту извилины реки и рельеф местности.
25. Золотые россыпи
Взяв с собой ковшик и лопатку, Василий пошел тем временем вдоль берега делать пробу на золото. Там, где река замедляла течение, он выкопал ямку и, черпнув полный ковшик песку, стал его промывать.
После промывки на дне ковша остался тяжелый шлих, но желтых крупинок золота не оказалось. Пройдя еще с километр, он сделал вторую пробу и тоже безрезультатно. В третий, в четвертый, в пятый раз — опять зря.
— Что за чорт! — выругался Василий вслух,— песок золотоносный, а золота нет!
Пришлось вернуться обратно, не солоно хлебавши.
На следующее утро Василий снова отправился с ковшом и лопатой искать золото. Сегодня он решил изменить маршрут. Пройдя несколько километров по течению реки, свернул в сторону и углубился в лес. Вправо от него тянулась гора, покрытая ельником. У подножья горы Василий увидел узкую сухую долину, которая когда-то была руслом реки, давно пересохшей и исчезнувшей.
Когда-то эта река неслась полная воды, ворочала глыбы, перемалывала их в песок и, вполне возможно, копила на дне зерна драгоценного металла. Потом она обмелела, прервалась, забила сама себе дорогу песком и высохла, словно разрубленная на куски змея. Дальше, в сухую впадину весенние воды тащили песчинки и всякий сор. Ветер заполнял ее слоями каменистой пыли. На перегоне речных водорослей выросла трава, постепенно образовался почвенный слой.
Немного в стороне шло несколько оврагов, которые, сплетаясь, образовали лесистый остров.
Здесь Василий вновь решил взять пробу. Он набрал полный ковш песку и понес его к яме с водой. Присев на корточки, взял ковш в обе руки и стал крутить его вкруговую, под самой поверхностью воды. Сор всплывал кверху и рассеивался по воде, а с ним через край сносились и мелкие песчинки. Скоро ковш стал легче, песку осталось вдвое меньше.
Тогда Василий начал крутить ковш быстрее и глубже.
Время от времени он встряхивал ковш, и крупные обломки выбирал пальцами. Когда песку осталось горсти две-три, начал полоскать на другой манер: согнал песок к левому краю, свободный правый поднял в уровень с водой так, что вода только покрывала песок, и стал водить ковш к себе и от себя. Песчинки все время срывались с ковша. Наконец, остался один шлих.
Вынув лупу, Василий внимательно осмотрел добычу. Сердце его усиленно забилось… В шлихе он насчитал восемь крупных зернышек золота. Это уже показывало значимость золотоносности почвы.
Василий взял еще несколько шлихов и получил те же результаты. Прийдя в восторг от своей находки, он завернул шлихи в бумажку и, сорвавшись с места, бросился бежать к лагерю.
Много на Урале есть глухих пядей, заросших речных долин, таежных ручейков и речек, где природа собрала запасы драгоценного металла.
Золото на Урале впервые было открыто в 1774г. Крестьянин Ерофей Марков принес в Горную канцелярию обломок кварца с богатым содержанием вкрапленного в него золота. По его словам, этот обломок был найден им в районе реки Пышмы. Но тогдашние рудознатцы не смогли отыскать золото там, где нашел его неграмотный крестьянин. Думая, что он скрывает месторождение золота, горное начальство не придумало ничего более умного, как бросить Маркова в тюрьму и применить пытку, чтобы „развязать ему язык». Выпущен он был из тюрьмы через три года, когда, наконец, золото было обнаружено в том именно месте, на которое указал Марков. За 100 лет на этом руднике было намыто 11 с лишним тонн — около двенадцати тысяч килограммов золота.
Через 20 лет, в 1794 году, около Невьянского завода рабочим Алексеем Федоровым на Горелом пне был найден кусок золота весом около 500 грамм.
Награда за находку была самая неожиданная. Федорова заковали в кандалы и бросили в подземелье Невьянской башни, откуда он был выпущен только через 32 года слепым стариком. Владелец завода, мрачной памяти Демидов, боялся, что, узнав о находке, казна отберет у него прииск.
В 1813 году на Верхнейвинском заводе крестьянская девочка Катя Богданова нашла на горе золотой самородок. Чтобы она не рассказала кому-либо о находке, ее высекли розгами на заводской конюшне.
Жестокостями и мрачными трагедиями сопровождалось открытие золота на Урале.
Но с тех пор, как оно было открыто и люди узнали ему цену, сотни старателей-хищников устремились в тайгу, чтобы найти золотое счастье. Это „золотое счастье”, известное на Урале под названием „фарт“, давало возможность хищникам поставить через всю улицу сплошной строй бутылок водки, а старательнице одеть на себя 3-4 шелковых юбки, одна поверх другой.
Ни один металл не возбуждал столько страстей, не разжигал столько желаний и готовности итти на самые тяжелые лишения, как золото.
По тайге, покрытой саженным, а то и двухсаженным снежным покровом, по наледям, в которых сплошь и рядом проваливались лошади, прорубали себе старатели среди густого леса и валежника тропу, летом, утопая в болотах и изнемогая от стай комаров и мошек.
Но вот богатое золото найдено. Нужно приступить к его разработке. Потянулись в тайгу через крутые горы, через реки, усеянные порогами, целые обозы с инструментами и припасами, чтобы в течение короткого лета вырвать из недр земли по возможности больше драгоценного металла.
Кучка старателей, собравшихся на прииске, принималась за работу.
Вековые лиственницы и кедры падали под ударами топоров. Бурный горный ручей, перехваченный канавами, начинал отдавать свою силу водяным колесам, и земля, выброшенная на промывательные станки,— свое золото.
По мере разработки прииска, в глухой, сплошь и рядом чрезвычайно трудно доступной тайге, вырастал приисковый поселок, а если богатство и размеры россыпи тому благоприятствовали, то в скором времени образовывался целый приисковый центр. К этому центру начинали проводить дороги, по этим дорогам строить зимовья. Первоначально совершенно обособленный, приисковый центр связывался с населенными местами, а угрюмая, дикая тайга переставала быть недоступной: человек шел в нее смелее и все больше и больше подчинял ее себе.
Будущее русского золота, как одной из крупных хозяйственных статей нашего Союза, обеспечивается лишь самым широким подъемом техники и научного обследования золотоносных районов.
Ведя предварительные поиски, Николай, Василий и Михаил являлись щупальцами этого важного дела.
В лагере было тихо.
Отбывая очередную повинность повара, Михаил готовил обед, а Николай сосредоточенно ремонтировал рюкзак.
— Куда это Василий девался?— спросил Миша. — Ушел рано утром, а сейчас два часа. Давно уже пора обедать.
— Опять наверное какие-нибудь породы выкопал,— ответил Николай. Сидит около утеса и считает, сколько зерен кварца в сиените. Только вот режим нарушает, это верно.
— Слушай, Николай!— снова обратился к нему Миша, а как ты думаешь насчет этой пади? Нам все уши прожужжали этой „нечистой» падью, а она, по-моему, что ни есть самая чистая. Если здесь курорт построить, лучшего отдыха и желать не надо.
— Это верно,— ответил Николай.— Предрассудки сильны у местного населения. Место глухое, таежное, подойти трудно, ну да еще охотник по случайности погиб, вот и достаточно, чтобы окружить ее легендами. По-моему, все эти слухи — сказки. Съемку реки мы закончили, пора и дальше двигаться.
— А вон и Василий спешит! Проголодался, видно…
По склону горы бежал Василий.
— Ребята!— радостно кричал он,— золото, золото нашел! Богатейшее месторождение! Собирайтесь скорей!
— Золото?
Таежный лагерь пришел в движение. Начали свертывать палатку, упаковывать вещи, гасить костер.
Наскоро пообедав, выступили в путь, а часа через три были на месте находки.
После осмотра добытых Василием шлихов горячо принялись за работу. Поставили палатку, устроили место для костра и взяли еще несколько проб, и только наступивший вечер заставил прекратить работу.
Следующий день был самым горячим в истории экспедиции. Беспрерывно мыли песок, копали ямы, мутили воду. Зато результаты оказались блестящими. Во всех шлихах присутствовали матовые крупинки золота. Это было вознаграждение за все труды и лишения.
Два дня работали следопыты. Когда месторождение исследовали детально, принялись за съемку местности и упаковку шлихов, а затем выступили в дальнейший путь к селу Васильевскому.
„Нечистая» падь не оправдала своего названия. Наоборот, она дала стране новые месторождения драгоценного металла. Тройка молодых уральских следопытов-георазведчиков благополучно вернулась в Свердловск, привезя с собой образцы и данные своих изысканий в дебрях Урала.
