Макарова избушка.
Августовское солнце бросало в долину последние вечерние лучи. Пробродив целый день, я направился к Макаровой избушке на ночлег. Почему эту избушку называли Макаровой — никто не сказал бы в Соколинском заводе, хотя избушка находилась в даче этого завода. Быть может, строил ее тот самый Макар, который, по народной поговорке, гонял телят, и не мог догнать их до отдаленных мест. Действительно, Макарова избушка стояла не близко к людскому жилью, сюда заносило только нашего брата-охотника да служилых и рабочих людей.
Избушка была построена на взлобышке (пригорке), под которым среди камыша и осоки текла речка Малая Копанка, извивавшаяся среди холмов, поросших лесом. Бревна, из которых была сложена Макарова избушка, поражали своей толщиной: в ней можно было свободно стоять, между тем, стены ее состояли всего из пяти венцов. Таинственный Макар строил ее на многие лета, и спасибо ему.
Избушка давала приют не мне одному: в углу , на почерневших нарах, лежала чья-то одежда и стояли берестяные «туески». Камин, сложенный из камней, распространял тепло. Как остаток былой старины — еще Макаровой — в переднем углу виднелся раскольничий восьмиконечный крест. В избушке было душно и жарко.
У „огнища“
Я решил расположиться у „огнища»— так называют на Урале яму с сажень в диаметре и четверти две глубиной, вырытую для разведения костров на ночь. Такая яма безопасна в пожарном отношении, а для временных обитателей избушки и прохожих людей удобна тем, что в ее золе долго тлеют (шают, ноуральски) искорки огня, чтоб прикурить или развести снова костер.
Лес густо наступал на избушку со всех сторон. На берегу были разбросаны готовые бревна — остатки весеннего сплава — и огромные плахи с железными шпилями — следы разрушения Сарчинской вспомогательной заводской плотины, снесенной Копанкой в весеннее водополье. Все эти древесные материалы составляли достаточное количество топлива для „огнища».
Около Соколинского завода про ходит растительная граница, где представители разных растительных групп борются между собою за обладание местностью. Разнообразны были деревья, кустарники и травянистые растения. От того здесь был разнообразен животный мир. Тут водились лоси, горные козлы, медведи, лиса, куница, горностай и много других зверей, каких не встретишь около заводов и сел А сколько птиц, ночных и денных! Спокойно живут и хозяйничают здесь хищные птицы, особенно из совиных и соколиных, свистят рябчики, гугукают тетерева, шумно хлопает крыльями глухарь—-это т великан в курином семействе. А мелкие пташки! Ухо даже не может разобрать их многоголосого пения и свиста.
К закату солнца все стало стихать. В последний раз каркнула ворона, призывая подруг лететь на ночлег в укромное место; прострекотала сорока, предупреждая торопливыми звуками своих собратьев о присутствии общего врага птиц и зверей — человека. Но теперь и человек шел на покой. Сорока и ворона как будто желали всем спокойной ночи, а днем, на охоте , эти две птицы всегда приносят досаду своими предупреждениями об опасности.
Ох, уж эти болтуны — вороны и сороки и в птичьем и человеческом обществе!
Быстро наступила ночь. Вообще на Урале, при закате солнца, дневной свет сразу сменяется ночной тьмой, так как боковое освещение по плоскости срезывается меридиональным горным хребтом и лучи заходящего солнца проходят в атмосфере высоко над глубокими горными долинами.
Соколинские соколики
Почти одновременно по тропинкам к избушке подошли две фигуры: один — жигарь (углежог), другой — старик-пчеловод Левонтий, с туесками и другими предметами пчеловодного хозяйства. Вскоре показался верховой, на усталой лошади,— это был куренный мастер от лесопромхоза. Все они были из Соколинского завода и знали друг друга.
Жигарь живо развел костер, и мы уселись кругом.
Лесная обстановка и ночь тянут человека к огню и сближают их.
Скоро завязался разговор.
— Видно, все соколинские соколики собрались!— заметил Левонтий.
Основание первому населению, из которого потом разросся Соколинский завод, положил первый здешний житель, называвший сам себя Соколом. Одни говорят, что этот „Сокол» был из ермаковой дружины: когда Ермак искал путь через Урал по рекам, часть дружины рассеялась. Другие считают „Сокола» беглым разбойником, который бил, как сокол, проезжих по дороге через Урал купцов. „Сокол» поселился на Высокой горе, где река Пылва делает петлю, недалеко от впадения в нее Копанки. Гора до сих пор носит название Соколиной.
— Верно, дедушка, все с Соколиной горы. Ты что, за медком ходил? Как работают твои пчелки?— спросил я.
— Мои работницы трудятся без устали и платы не требуют. А медку несут достаточно. Ныне вишь какая благо дать: весной хорошо верба цвела, потом пошла липа, кашка белая по лугам, иван-да-марья, а теперь хоть дело и к осени, а цветов паровицы вдоволь. А воздух-то идет от стогов сена — аромат, что твои духи!
— Какие же у тебя ульи?
— Да здесь, в лесу, все колоды подвешены на елях, семь штук, есть один бортевой, да плохо работает. Около дома у меня рамочные, по-новому, по советскому порядку…
— Какие же лучше — рамочные или колоды?
— Конешно, рамочные… Только долго мы упирались: не хотели заводить новшеств — все к старому льнули. В рамочных все на виду, а на колодах да в бортях работаешь вслепую. В рамочных и меду не в пример больше, а вот сюда, в лес, их уж не поставишь: не человек, так зверь разорит…
— Что ж, и медведи тут бродят?
Этот вопрос вызвал целый ряд рассказов о медвежьих похождениях. Медведь— истинный хозяин уральских лесов и его проказы всегда приковывают к себе внимание человека.
Медведь и колода
У Ганьши — цыгана, из деревни Кулемовой, повадился медведь мед лачить к колодам (чуркам): что ни ночь, то чурка разбита и мед весь вылакан. Повесил Ганьша к оставшимся чуркам на веревке чурбан (обрубок дерева) как раз, где лазить. Пришел цыган свои чурки проведать, а медведь-то внизу около елки еле-еле ползает: видно, чурбан-то лапой отталкивал-отталкивал, а чурбан-то его все по башке да по башке. Он ведь сердитый, Миша-то…
Надо полагать: как посильнее двинул он чурбан, а чурбан-то его по глазу — глаз-то и вытек… Покушал Миша медку…
Медведь в петле
На Юрмысе пчеловод так оберегся от медведей: сплел около колоды сетку из колючей проволоки, а поближе к колоде устроил петли из той же проволоки. И что бы вы думали: медведь, видно, доставал-доставал лапой колоду из-за сетки — сетка-то колет. Нехватило у Мишки терпенья, засунул лапу в петлю, да так и повис на ней. Дело было летом, в страду, проведать мужичку некогда,— медведь-то висел-висел, тут же и пропал; долго висел — шкура-то вся и облезла…
Медведь с шаром
Опасный зверь, что и говорить. Прежде на него с рогатиной ходили, нынче ружья хорошие советские пошли. Ну, не плошай: опрометился — сдерет у тебя с затылка кожу и спустит на глаза. Вишь, он глаз-то человеческих не выносит…
А вот что я слышал. В Сибири, к Тобольскому, идут на медведя не по-нашему. Делают из дерева шар, примерно, с человечью голову, усаживают его со всех сторон острыми шпилями, про запас берут рогатину али ружье. Подойдут к медведю и бросят ему под ноги шар. Тот как схватит его — и давай мять в лапах… Сердится… Ревет. Чем пуще мнет, тем больше остряки впиваются ему в лапы. Тут его и берут.
Медведь в малиннике
Только правда ли это,— не знаю. Сказывают, давненько в Соколинском бабы по малину ходили. На Светлой горе напали на место — красно малины… Кусты в рост человека и все увешаны ягодами. Говорят: на одной ветке штук по полтораста ягодок бывает на Светлой. Известно, бабы накинулись на малину… Оно поберечься бы надо, а они ничего себе… Под конец уж весь малинник-то прошли — глянули: медведь стоит на задних лапах, а передними ветки забирает и себе в рот, забирает— и в рот. Помните старуху Феклисту — такая здоровая еще, высокая, ну, а тогда она вовсе молодая была. Как крикнет она со всех своих печенок: „Медведь, бабоньки!»— да бежать все. Без утыху (отдыха) бежали от Светлой. С тех пор Феклиста и голос потеряла, так и умерла… На другой день охотники ходили туда. Только вальбище, где медведь лежал, нашли… Видно, жил он тут.. А как Фекгиста гаркнула, испугался,— ушел. Не уважает он, как врасплох застанут…
Медведь с бутылкой
Смирный Миша-то да забавный, если его не тревожить. Под Алапаевском какой был случай — и не поверишь! Жигарь возвращался с завода на курень.
Бутылочкой водочки запасся. Несет в руке… Глянь — навстречу медведь. Там леса такие страшные: в небо дыра,— в свернуть с дороги некуда. Парень припал к земле, не дышит: прикинулся мертвым. Медведь подошел, обнюхал кругом человека и прилег недалеко. А парень— ни жив, ни мертв. Слышит, Миша бутылку по дороге катает — играет, значит. Поиграл-поцграл — затихло все. Помаленьку огляделся парень: медведя-то и нет… Только сгиб от потом, жигарь-то, не в своем уме сделался. Перенеси-ка такую пытку!
Наступило молчание. Я подбросил на „огнище» топлива. Пламя огромными языками поднялось кверху, разрывая темноту.
Куренный мастер счел нужным справиться у жигаря, скоро ли будет готов курень, правильно ли у ложено долготье (поленья, длиной около двух метров).
Жигарь ответил, что долготье уложено точно по наклону и дня через два куча будет задернена сверху.
Вдруг, неожиданно для всех, бесшумно над костром про летела какая-то крупная птица.
Лесной фокусник
— Филин, филин!.. — воскликнул жигарь.— Ну, теперь пойдет выделывать разные фокусы. Я живу здесь неделю и, почитай, каждый вечер он что-нибудь выкинет. Хозяин он в этих местах! Вишь, прилетел дозирать, что тут делается… Смотрите, смотрите!
Филин опять бесшумно подлетел к нам, громко прохлопал крыльями — и исчез.
— Ну, начинается комедь!
Не успели мы разговориться, как из лесу послышались странные звуки, похожие на мяуканье кошки, потом крики: фу, бу… Опять филин пролетел над нами.
— Ну, теперь слушайте другую музыку!
Стали прислушиваться.
— Товарищи, кто-то едет, да слышите: и колокольчики звенят,— приподнявшись на коленях, сказал куренный.
— Какое тут едет! Это блазнит (кажется), а не едет… Все это проделывает здешний хозяин — филин. Такой прокурат (проказник, выдумщик, вероятно от слова прокурор) — беда с ним, так напугает, что не рад будешь. Да вот пойдите со мной, посмотрите, как он-все это выделывает…
Все согласились. Жигарь взял несколько трубок бересты, зажег одну, и мы при факельном освещении вереницей двинулись к лесу — и дальше по лесной тропинке. В молчании прошли некоторое время. Показалось сечище (вырубка). Жигарь на время притушил огонь. Через несколько шагов опять зажег бересту и ловко осветил наклонно положенные поленья.
— Смотрите, смотрите! Вон он!
По полену ходил взад и вперед огромный филин, как-то особенно притопывая лапами. Получался звук, похожий на лошадиный топот. Изредка оттуда же слышалось посвистывание и словно неясные звуки колокольчика…
— Видели? Слышали нашего-то фокусника?
Филин и шапка
— Знаете, я просто боюсь филинья,— первым заговорил куренный мастер, когда все мы вернулись к костру. Был со мной такой случай. Ехал я верхом по лесной дорожке около Айвы. Начало темнеть. На дороге есть береза, дугой наклонилась. Смотрю: на березе сидит филин и не шелохнется. Я ударил его кнутом,— сидит. „Ну и сиди“ , подумал я. Отъехал от него с полверсты. Стало темнее. Вдруг над головой у меня что- то прошумело, через несколько минут опять. Да это филин!— и все норовит схватить за шапку… „Ну, думаю,— сам виноват — зачем беспокоил такую важную птицу». Выехал уж к самой деревне, а филин как вцепится снова мне в шапку! Я перепугался, обеими руками, что было мочи, отбросил вместе с шапкой его от себя. Лошадь помчала, и я не останавливал ее, только бы убраться поскорее. Так без шапки и приехал в деревню.
— Это уж как есть — все филюшкина работа! Не тронь его — не рад будешь…
Было уже поздно. Решили напиться чаю. Жигарь сходил на Копанку за водой с котелком и поставил его греть к огню. Пока грелась вода куренный рассказал о загнанном лосе.
Загнанный лось
Под вечер в марте возвращался я к рабочим казармам. Днем было тепло, снег распустился, как кисель, а как закатилось солнышко, сразу начало холодеть.
Лошадь подо мной постоянно проваливалась сквозь ледяную корку, осторожно ступала, видно, берегла свои ноги.
Недалеко от казарм есть мостик. Лошадь вдруг фыркнула и остановилась. Что такое?
Всматриваюсь: на скате от мостика лежит то ли большая охапка сена, то ли лошадь… Слез я с лошади и повел ее на поводу. Ближе уже рассмотрел, что лежит крупное животное… Смотрю: рога… Да ведь это лось! Вот так штука! Близко боюсь к нему подойти: лягнет копытами, сразу переломит тебе кости. С опаской ударил лося кнутом, тот только мотнул головой… Ослаб, значит.
Съездил на казарму, запряг розвальни и с четырьмя рабочими вернулся к лосю .
Лежит на том же месте.
Осторожно накинули на ноги лосю петлю из веревки, спутали его, подвели розвальни и перевернули его на них. Он весь не ушел на розвальни,— пришлось загнуть ему голову.
Это был огромный, тяжелый бык.
На ночь привезли лося к казармам. Утром осмотрели его. Ноги у лося были изрезаны в кровь, местами лентами висела кожа. Напоили его и повезли в Соколинский. Там ухаживали за ним. Встал он на ноги. Ну и красота же был этот лось! Ввек не забыть мне его! Смотрел он на нас такими печальными глазами, словно хотел сказать: не видать бы вам, людишки, меня, да вот изнемог… Жалость брала нас всех…
Позвали двух ветеринаров. Те осмотрели лося и заключили, что он все равно пропадет.
Зарезали беднягу, а огромный был: мяса одного вышло 250 кило. Легкие у него затвердели, как печенка стали. Загнан был охотниками. Потом лесные сторожа проследили, откуда его гнали. Оказывается, гнали лося на лыжах от Висимо-Шайтанского завода, верст 60 или 70. По насту лось оборвал все свои ноги, да и сам-то измаялся…
Котелок начал плеваться. Мы приступ или к чаепитию. На реке, в камышах, ухала выпь, изредка кружился над нами филин и мелкие совы. Ночной мрак слабо прорезывался сиянием далеких звезд. Мы все заснули около костра.
А. Наумов, Верх-Нейвинск
НА ПЛОВУЧЕМ ОСТРОВЕ
— Петр Петрович, поедешь ершей удить?— спросил я.
Мой приятель, завзятый любит ель уженья, не ожидая дальнейших приглашений, сразу изъявил согласие. Ранним теплым июльским вечером мы уже плыли в лодке по тихой глади озера Таватуй.
— Сегодня мы поедем удить на остров,— заявил я.
Петр Петрович изумленно посмотрел на меня, насмешливо улыбнулся и, вытащив папиросу, закурил, тем самым давая мне понять, что вопрос исчерпан. Иронически поглядывая на спутника, я тоже замолчал. Впереди, на берегу озера, зеленым мысом раскинулось громадное болото . К нему-то я и направил лодку.
— Ты, собственнно, куда едешь-то?— строго спросил меня мой спутник.— Разве не видишь, что впереди болото?
— Ну, и что же?
— А то, что у болота ерши не клюют. Я уж не раз пробовал!
— Да я не к болоту , а прямо на болото… Там, среди кочек, и удить будем.
— Да ты сума спятил, что ли? Нет, серьезно, брось шутки!— строго посмотрел на меня Петр Петрович.— Поедем лучше на пески или на камни.
Я молча правил прямо к зеленому мысу. Через несколько минут лодка подошла к торфяному берегу и, мягко ткнувшись о кочки, остановилась.
— Ну-с, пожалуйте вылезать!
— Нет, уж вы вылезайте, а я здесь посижу, посмотрю, каких вы в болоте ершей ловить будете,— ядовито заметил Петр Петрович и уселся по удобнее в лодке.
Я вылез на мшистый кочковатый берег и, отойдя от края саженей пять, нашел лунку в торфу, распустил удочку и начал удить, а через минуту около меня трепыхалась уже пара отличных ершей.
Вы думаете, это „охотничий» рассказ? Нет, это истинная уральская быль сегодняшнего дня. Между озером Таватуй и Верхнейвинским прудом находится громадное пловучее торфяное болото. Рыбаки его так и зовут „сплывень».
Этот „сплывень“ представляет собой пловучий торфяной остров, под которым не менее 2—3 метров воды. В жаркие летние дни ерш уходит из светлого теплого озера в прохладную темноту под этот пловучий торфяник.
Рыбаки заметили это, пробили в болоте , как во льд у, лунки — и не ошиблись. В этих лунках в жаркую летнюю пору, в особенности утром или вечером, прекрасный ершовый клев. Изредка клюют окуни ид аж ечебак . Но это редкие гости. Главные жители под „сплыв нем»— ерши.
Тихий теплый вечер. Солнце к закату, но до ночи еще далеко. Над болотом гудит мошкарь. Устроив на кочках беседку, я развел маленький костер, чтоб дымом отгонять тонкоголосых комаров, а заодно подвесил над огоньком и чайник.
Ерши клевали отлично. Когда ко мне подошел мой недоверчивый спутник, у меня в корзине лежал уже десяток крупных щетинистых светлоглазых ершей.
— Да ты не шутил!— воскликнул Петр Петрович, увидев мой лов. Больше он не сказал ни слова, а опрометью пустился к лодке (откуда и прыть взялась), притащил короткую зимнюю удочку, пристроился у соседней лунки и усердно стал догонять упущенное время…
Клев продолжался.
Ф. Тарханеев
ВОДЯТСЯ ЛИ НА УРАЛЕ ГИГАНТСКИЕ ЗМЕИ?
Существование гигантских змей на Урале до сих пор принято встречать недоверием. Вот почему всякое достоверное сообщение по этому поводу приобретает особое значение и большой научный интерес. Приводимая ниже заметка лишний раз заостряет этот вопрос, более полутораста лет волнующий своей загадочностью умы как специалистов, так и вообще любителей природы. Вот это сообщение, в честности и добросовестности которого не приходится сомневаться. Оно принадлежит учителю Кунгурского технического училища Семену Ивановичу Бородину и сохранилось в делах Уральского общества любителей естествознания за 1882 г. К этому же году относится и сообщение Бородина, адресованное в общество.
Воспроизводим его текстуально.
..Бывши еще учеником гимназии, в 1864 году, в начале июля отправившись с двумя товарищами А. В. Жулановым и П. А. Николаевым на рыбную ловлю на озеро Миассово, находящееся в Ильменских горах, мне случилось встретить там громадную змею. Это было так: часов около двенадцати дня с товарищем Жулановым пошли осмотреть залив, в котором намеревались по ставить сети. Идя по берегу озера, услышали сильное шипение… Смотрим — шагах в пяти впереди нас, свернувшись в кольцо и подняв голову , лежит огромная змея. Жуланов тотчас взвел курок ружья и выстрелил в нее. Удар пришелся в голову , и змея была убита. На выстрел прибежал Николаев. Так как змея не ползла, а только извивалась на том же месте, то мы подошли к ней. Величина ее поразила нас, и мы решили смерить ее. Длина змеи оказалась немного менее трех аршин, вершка на два, толщина более полутора вершка. Цвет на спине темно-коричневый, блестящий, переходящий к брюху в серый, а брюхо грязно-желтое. Голова довольно большая, плоская, шея длинная и тонкая. К какому виду принадлежит виденная нами змея сказать не могу».
Относительно видового названия змеи мы и сейчас, через 70 лет, не в силах выйти из области предположений. Наиболее достоверно предположить, что перед нами представитель так называемых „злых ужей“, отдельные экземпляры которых достигают 10 сажен длины.
Проф. Ю. Колосов
От редакции: Желая содействовать раскрытию этой зоологической загадки, „Уральский следопыт» просит тех своих читателей, которые могут представить совершенно достоверные сведения, связанные с наблюдением „злого уж а“ на Урале, сообщить о них по адресу редакции на имя проф. Ю. Колосова.
