(Колхозная быль сегодняшнего дня).
Заседание правления колхоза „Правда» затянулось. Долго и горячо спорили о том, где достать овса для засева подозимь пяти оставшихся га свободной площади.
— Знаем, что надо зерна достать,— кипятился Ленька-счетовод.— Но вот где достать? Ребята и так смеются над нами. Сегодня в обеденный перерыв огородники издевательски заявили: „Наш прорыв не потому, что мы плохо работаем, а от того, что правленцы скоро штаны просидят со своими заседаниями“ . В правлении семян не высидишь. Надо пошнырять в соседних колхозах или в районе — может где и достанем.
Как бы в ответ на эти мечтания об овсе дверь правления открылась, влетел председатель колхоза Марков с торжествующим криком:
— Ребята, есть овес! Получили через председателя рика!
Один за другим радостными возгласами члены правления поздравили его с удачей и стали крутить „козьи ножки“ .
Обтерев сапоги, Марков подошел к столу и грузно опустился на табуретку. По его лицу и движениям, когда он раскрывал брезентовый портфель, было видно, что человек сильно измучен поездкой, и только где-то в глубине его голубых глаз искрилась радость.
— Ребята! Рано поздравляться и радоваться,— заявил он. — Вы ведь знаете наши дороги — грязь непролазная. Пришлось договариваться с начальником станции, чтобы перебросил вагон по железной дороге до разъезда. Сегодня вагон подвезут. Но как через Чусовую-то переправим?
Наступила тишина. Мысленно правленцы пробежали по дороге и представили себе, сколько логов, топей да грязи надо преодолеть, чтобы перевезти овес. Не только с тяжелым грузом, но даже и простую парную телегу не вывезешь. Чусовая разлилась, а моста нет.
Минутное молчание казалось часами. Правленцы сидели с поникшими головами и жгли самосад.
— Ну,— настаивал Марков,— как же быть? Что придумаем?
— Да чего придумывать,— ответил Гурьяныч,— по-моему на лодках…
— А где лодки?— мрачно спросил Бобров,— на всю деревню только у Пахома-рыбака. Но на его долбленку в этакую воду никто не сядет. Уж разве плот сколотить, да на плоту?
— Плот-то плотом, но на это дело клади полдня. Опять оттяжка,— сказал Марков,— да и лошадей надо переправлять, чтобы с разъезда овес подвезти.
Его еще сортировать надо, да протравлять, ну и весь день пропал!
— Д-да-а,— согласились все. И снова наступила тишина.
Так и разошлись правленцы, не придумав ничего путного и отложив решение до завтра.
Комсомолец Ленька, возвращаясь домой, представлял себе, как бурливая пенистая вода Чусовой возле Слободы, с громадной силой пробивается меж каменистых утесов и только где-то за деревней широко разливается по полям, но и там белые шапки пены кружатся по поверхности, над омутами.
Но вдруг ему вспомнилась картина того, как в прошлое лето учительница-комсомолка Таня Стулина, ходившая с ребятами за грибами за реку, перетаскивала на плечах детей через разлившуюся после дождя Чусовую. „Вот так же перетащить и овес!“— пришла ему в голову мысль— „перетаскать мешки, как Таня перетаскивала ребят! Разъезд находится как раз против незасеянных участков земли на лугах «,— продолжал думать он. В этом месте Чусовая хотя и широка, но не глубока».
Ленька бросился к секретарю комсомольской ячейки Васе Сычеву.
— Вася! А я к тебе, — заявил Ленька, войдя в избу к Сычеву.— Овес привезли на разъезд. Я сейчас с правления. Мы обсуждали, как его перебросить, но отложили до-завтра. Марков хотел плот строить, да по-моему напрасно. Лучше собрать парней и живым конвейером через реку… Одни начнут перетаскивать, другие сортировать и травить. К обеду приготовим зерно. День ведь экономии, а день год кормит…
— Верно ты говоришь, надо овес доставить. Сговори к утру парней. Если согласятся, так и сделаем. А я сегодня не могу. Прошлую ночь дежурил у склада. День работал в огородной бригаде. Спать хочу. А ты действуй!
Ленька побежал по домам. Крепко досталось ему в эту ночь. Однако обежал всех, каждому рассказывал, каждого убеждал, что выход один — овес перебросить живым конвейером через реку. И когда добился согласия всех, решил было пойти домой, но уже наступило утро и надо было действовать до конца.
Прибежал на конный двор. Взял узду и пошел в лес. У Глухого болота нашел табун лошадей. Вскочил на одну из них и погнал к лугам.
Солнце уже всходило, когда Ленька приехал в соседний колхоз к „ворошиловцам». Найдя секретаря ячейки и задыхаясь от езды, он еле проговорил:
— Я из „Правды“ . Меня послала ячейка просить у вас помощи — выгрузить полвагона овса. Лошадь у нас своя, тольуо дайте телеги, чтобы подвезти овес к берегу.
— А как же вы перевезете овес через Чусовую ?— удивленно спросили „ворошиловцы“ .
— Не ваша забота. Мы, может, на самолете перевезем,— смеясь, ответил Ленька.
„Ворошиловцы» решили, что помочь надо, и бригадой в шесть человек направились к разъезду. А правление колхоза уступило телеги для подвозки овса.
Рано утром молодые колхозники „Правды» были на ногах.
Через полчаса уже подходили к реке.
— А ну, ребята! Валяй-ка в воду!— задорно воскликнул Ленька и первым вступил в реку.
Ледяная вода, как кипятком, обожгла ноги. Холод утра мурашками рассыпался по спине, но Ленька не останавливался и шел дальше.
За Ленькой прыгнул Сычев:
— Ух , ох, ах! — вскрикивал он, шагая по колено в воде.
За Сычевым попрыгали остальные парни.
Когда колхозники подходили к месту переправы, комсомольцы у спели уже перетащить не мало мешков овса. А Ленька, не смущаясь своей затеей, встретил колхозников словами:
— Мы кули-то делим пополам, а пустых-то мешков до обеда взяли у „ворошиловцев*. Тяжело цельные-то таскать!
Много колких и обидных слов выслушали комсомольцы от правленцев и колхозников. А Леньку за эту затею обозвали дураком.
Но сила примера взяла свое. Колхозники наглядно убедились, что затея не так-то глупа. Тогда Гурьяныч первый сказал:
— Чтоо же, будем раздеваться. Надобно ребятам помочь!
— Придется выкупаться,— ответил Власов и, сбросив с себя одежду, тоже направился к воде.
За Власовым пошли остальные
— Ух !
— Ах !
— Ох!
— Ай!
Ох!-х о-х о-ха-хо!— кричали на разные голоса колхозники, прыгая в воду, и тут же удивлялись: „вода холодная, а жжет, как кипяток».
Под громкие крики колхозники пошли на другой берег. Не пошел только Клим: у него был суставный ревматизм. Но желая чем-нибудь помочь, он отправился собирать хворост для костра.
— Отогреетесь хоть после,— пояснил Климыч.
Длинной цепью растянулись колхозники поперек реки. Мешки передавались из рук в руки, образуя собой живой овсяной конвейер.
В самый разгар работы к реке подошел колхозник Гордеев. Высоченного роста, поджарый, всегда вымазанный сажей, кузнец стоял на берегу и улыбался: „Вот дураки-то“ ,— думал он, „простынут и тогда только сорвут посевную».
Потом вслух закричал:
— Эй, дурачье, надоела что ли жись-то?
Ближние в цепи ответили раскатистым смехом. Но что это такое? Смех разом умолк , и взгляды всех обратились на берег, откуда подавали овес. Получилась заминка. Оказалось, что овес невозможно больш е принимать, так как у берега вытоптали яму — песок отнесло и вода доходила людям до горла. Подступиться к берегу мог только человек высокого роста. Мгновенно все оглянулись в сторону кузнеца Гордеева.
— Гордеев!— раздались десятки голосов с реки,— иди, выручай, помоги у берега овес принять!
Кузнец ответил спокойно:
— Стану я вам студиться. У меня и без того ноги гудят!
Новый хор голосов раздался с реки:
— Да что мы тебя ждать что ли будем! Брось волыниться! Иди, Гордеев!
Больше десятка пар глаз уставились на Гордеева и напряженно ждали ответа.
Гордееву не хотелось лезть в воду— боялся простудиться. Дома четверо детишек. Но вот, где-то в глубине сердца, защемило. И под напором пристальных взглядов, не снимая даже одежды, Гордеев прыгнул в воду.
Отгребая воду, Гордеев быстро дошел к противоположному берегу. Даже ему, такому верзиле, вода достигала до плеч.
— Ну, принимаю!— скомандовал он на берег. Но понукание было излишним — мешок уже ложился на го лов у Гордеева.
— Молодец Гордеев! Ему и море по колено!— кричали парни. Отдельные возгласы и крики приветствовали восстановление живого конвейера. Ледяная вода сковывала члены и останавливала кровь, но колхозники мужественно преодолевали ноющую боль в застывших членах.
Через час весь овес был перенесен на „луга «. Ругая Леньку и проклятую ледяную воду, колхозники грелись у костра, разведенного Гордеевым. Но каждый из них был рад, что овес на месте.
Вскоре привезли сортировки. Комсомольцы первыми бросились вертеть их, чтобы согреться.
