ОТ РЕДАКЦИИ
С севера на юг тянется Уральский горный хребет. Склоны гор поросли щетиной леса. Спускаясь к подножью, он переходит в беспредельный лесной океан.
Кругом тайга. Она раскинулась на многие сотни километров. Осина, ольха, мохнатая лиственница, изредка сосна образуют непроходимую чащу. Под деревьями мало солнца. В самый жаркий день здесь прохладно, пахнет плесенью и застойной водой. С лица то и дело приходится смахивать паутину,— она густыми сетками натянута между стволами деревьев.
Когда спотыкаешься об упавшее дерево и сдираешь с него носком сапога мох, открывается черная сырая древесина, вся в мелких дырочках, из которых выползает множество жучков, пауков, муравьев и мошек. Скрываясь под завалью бурелома и растекаясь подо мхом маленькими болотцами, бегут по лесу ручейки. Вода в них небыстрая, тепловатая.
Иногда тайга сменяется сплошным сосняком. Но он долго не держится, переходит в глухой бор с березовыми перелесками, а последний снова образует бурелом. На полянах в нем громоздятся вывороченные с корнями деревья. Присохшая к корням земля образует высокие желтые бугры. В том месте, где росло вывороченное дерево, остаются глубокие ямы. В них нередко устраивает нору какой-нибудь из обитателей леса. Надломившись в бурю, большие деревья скрипуче падают на мелкую поросль и повисают над ней высокими арками. Их ветви опускаются до земли густой завесой. Без топора не пробраться под этими арками.
Если взглянуть с вершины гор, там, дальше, на восток лежат сверкающие на солнце пятна лесных озер. По этим лесам пролегает путь лося. Медленно отступая перед человеком, проникшим в эти леса, сохатый уходит все глубже в дебри, все дальше на север, в нетронутые лесные массивы.
Здесь еще и сейчас на мшистых ветвях сосен поет торжественную свою песню глухарь — самый нелюдимый из пернатых обитателей лесов.
Здесь, среди неприступных чапыг и бурелома, залегает после летних скитатаний сам „хозяин» тайги,— чернобурый медведь.
Десятки верст можно пройти по этим борам и болотам, вдоль лесных речек и ручьев, вокруг затерявшихся озер и не встретить поселений человека.
Таких глухих мест становится, однако, все меньше и меньше на Урале. Ежегодно георазведочные партии бороздят лесные массивы и стараются найти и вскрыть их подземные кладовые с сокровищами. Ежегодно группы советских исследователей устремляются по извилинам таежных речек и помогают освоению природных богатств Урала для социалистического строительства нашей великой родины.
Горы упорствуют, неохотно отдают человеку свои богатства. И много на Урале есть глухих падей, где реки скапливают золото, где залегает железная руда, титаномагнетит и медь, где кварцевые жилы таят в себе горные хрустали и самоцветы.
В этих очерках уральского студента-комсомольца Вадима Еловских рассказывается о походе, который совершили трое георазведчиков — добровольцев, молодых уральских следопытов, в дебри нашего края с тем, чтобы содействовать первичному освоению его малоисследованных районов на Севере.
1. В лесных дебрях Урала
На западе, из-за макушек сосен и мохнатых елей, виднелась налитая солнцем вершина горы. Она высоко поднималась над окружающими сопками и казалась неприступной твердыней.
— Что это за вершина? На моей карте ее нет,— спросил Миша.
— На твоей карте вообще ничего нет соответствующего действительности. Присядем и решим,— сказал Николай.
Несколько минут три головы, склоняясь над картой, внимательно рассматривали коричневые волнистые линии хребтов.
— Это Совиная сопка,— выпрямившись, сказал Василий. Если подняться на вершину, можно ориентироваться. Времени еще только два часа.
Разведчики вскинули за плечи рюкзаки и стали пробираться сквозь лесную чащу.
Подъем был тяжелый.
Скоро однако тайга осталась внизу, но зато ее сменил кедровый сланник.
Этот особый вид кедра растет невысокими кустами. Нижние ветви его стелятся по самой земле и, переплетаясь друг с другом, создают путаницу под ногами.
Но вот и сланник поредел, расступился. Подъем стал более пологим. Легкий ветерок приносил прохладу, прогонял мошкару, и разведчики с облегчением приподняли сетки.
Наконец, они достигли вершины, с которой во все стороны открывался широкий вид на десятки километров вокруг.
Вершина горы состояла из мощных пластов кварцевого песчаника. Песчаник совсем белого цвета, как сахар, но кажется серым от тонких пластинок лишайника, сплошь покрывшего его. Растит ельность на вершине оказалась скудной — кусты можжевельника, распластанные по камням, мхи, лишайники и карликовые пихты. Зато трудно представить себе, какая картина величия и красоты открывалась с вершины.
Вся, местность была, как на ладони. С севера на юг тянулись параллельные гряды скал. Ближайшие были темно-зеленого цвета от покрывавших их лесов, но чем дальше, тем становились они синее, туманнее, воздушнее. Где-то между гор извивались речки. Светлыми пятнышками поблескивали горные озера.
Ориентировавшись в местности, разведчики начали спуск, направляясь к небольшой речке, замеченной у подножья. Спуск по западному склону был еще круче, чем подъем с восточной. Разведчики быстро понеслись вниз, прыгая с камня на камень, цепляясь за карликовые деревца.
Растительность становилась, чем ниже, тем богаче. Скоро они влетели в буйную, в рост человека, траву и лесок, сначала редкий, затем постепенно густевший и переходивший в непролазную чащу. При спуске посчастливилось попасть на еле заметную тропку.
2. Таежная находка
Вдруг неподалеку раздался выстрел. Эхо подхватило его , ударило о скалы и гулко защелкало по лесу.
Через несколько минут разведчики заметили между деревьями фигуру охотника. Он стоял над убитым козлом. В руках длинная берданка.
Это был пожилой человек, видимо, здешний таежный житель.
— Откуда ты, дедушка? — спросили его разведчики, обрадовавшись встрече.
— Из Ягустянки, верст пятнадцать отсюда,— ответил он и показал на гряду гор.
— Ну и прекрасно, нам как раз туда и нужно,— ответила молодежь наперебой.
Охотника звали Еремеичем. Он со вчерашнего дня охотился в здешних местах и завтра хотел вернуться обратно.
В это время начинало темнеть. Пора было подумать о ночлеге.
Охотник вынул нож и быстрым движением вспорол козлу брюхо. Затем такими же быстрыми и ловкими движениями стали сдирать шкуру. Василий с Николаем, выбрав место на берегу ручья, ставили палатку.
Величавая тишина леса сразу огласилась звуками топоров и звонкими молодыми голосами. Таскали дрова, разводили костер, готовили ужин.
Сумерки в уральской тайге всегда наступают рано. На западе, сквозь густую хвою, еще виднелись кое-где клочки бледного неба, а внизу, на земле уже легли ночные тени. По мере того, как разгорался костер, ярче освещались кусты и стволы деревьев.
После ужина из жирной козлятины, каждый занялся своим делом: кто чистил ружье, кто чинил разорванную одежду, кто перебирал рюкзак. Покончив со своими делами, Николай и Миша заснули, как убитые. Василий остался сидеть с Еремеичем у костра. Старик чистил свою длинную берданку.
— Скажи, где ты такое ружье раздобыл или по наследству досталось? — спросил его Василий.
— Вот именно по наследству,— ответил Еремеич. Ежели интересно, так слушай.
„Было это годика четыре тому назад. Вышел я утром на рябчиков. Спугнул выводок. Иду и выбиваю по штучке. Сшибешь одного — отлетит стайка сажен на сорок, усядутся на елочку, а я подкрадусь да еще выбью. Так довели меня рябки до поваленой пихты. Сел один петушок на вершину, стрелил я его, ковырнулся он в траву. Бросился я искать его, нагнулся и увидел человеческие кости на земле. Поднял с испугу голову — передо мной ружье это самое… Стоит оно, прислонено к стволу, позеленело, заржавело. Обыскал я траву, думал одежонка какая окажется, сумка или мешок, но видать с годами все сгнило. Ведь и от человека одни кости остались, да и те не в порядке: ноги порознь, череп сбоку. Что приключилось с человеком, кто он?— одна тайга знает. Закинул я ружье за плечи — и домой.
„Ну , скажу тебе, пришлось же мне повозиться с ним! Чистил я его всеми способами: напильником скоблил, шкуркой тер, еле -еле в порядок привел. Гляди, хоть и старое ружье, а бьет здорово. Вот как я его в наследство получил.
— Ну, а насчет этого человека так ты ничего и не узнал?— спросил Василий.
— У кого же было узнать. Кости не говорят. Да по правде сказать я его и разглядеть не успел. Весь мой интерес к ружью был. Обрадовался. В нашей стороне доброе ружье дороже избы.
3. В бюро краеведения.
Однажды в Уральское бюро краеведения зашел пожилой человек, худощавый, повязанный старым потрепанным шарфом.
— Я хочу сообщить вам очень важные и интересные факты,— заявил он научному работнику Бирюкову.
Человек оказался учителем из села Уват, затерянного в дебрях уральской тайги. Его выслушали внимательно и с интересом.
— Наш район глухой,— начал он свой рассказ.— До железной дороги километров сто по тайге. Дорог почти нет. На большом пространстве раскинулись редкие деревушки. Народ еще темный, сильны старые дедовские традиции. Летом мы отрезаны от всего мира болотами, топями, завесами комариных туч. Зимой снегами, морозами, бездорожьем.
„Много лет бродят по нашему району слухи о какой-то таинственной „нечистой пади» в тайге. Мне удалось установить, что расположена она прямо от Еловых: гор на север. Местное население нас только убеждено в коварных свойствах этой пади, что даже днем охотники старательно обходят это место.
„Живет в соседнем се л е один старик. Был раньше он лихим охотником, золото искателем. Лет двадцать назад отправился он в „нечистую падь“ и наткнулся на золотые россыпи. За два дня намыл целое богатство. Но вернулся он едва живой. Силу свою и охотничью удаль оставил в этой пади: когти огромного бурого зверя превратили его лицо в багровую маску, пересеченную мертвенно-белыми узловатыми шрамами.
„Через несколько лет после этого старика еще два смелых охотника ушли в „нечистую падь“ . Но ни один не вернулся. Никто не знает, что с ними случилось. Поглотили их бездонные топи или стали они добычей зверя,— неизвестно, но только после этого ни одна живая душа не решается проникнуть в это гиблое место.
„Интересно еще то, что в этой пади, со склонов Еловых гор берет начало неизвестная река. Пройдя верст тридцать, она внезапно обрывается и исчезает под землей. Я достал карту района и старательно ее просмотрел. На карте эта река не обозначена. Прошу вас, товарищи, направить туда геолога, чтобы обследовать падь и истоки реки. Сам я немного понимаю в геологии и уверен, что в наших горах имеется железная и медная руды. О золоте и говорить нечего».
Рассказ учителя был записан. Ему пообещали сделать все возможное. На этом дело и кончилось.
Весною забежал в Бюро краеведения Василий.
— Владимир Павлович!— обратился он к краеведу Бирюкову.— Группу подобрал из трех человек студентов нашего университета. Хотим месяца на два в тайгу махнуть. Побродить, поискать полезные ископаемые, а заодно и отдохнуть. Какой маршрут посоветуете?
Владимир Павлович сморщил лоб , что-то соображая, и вдруг просиял, засуетился, разрыл груду папок и извлек записанный рассказ учителя.
— Вот читайте!— воскликнул он. Через месяц наша группа была в полной готовности. Достали снаряжение, наскребли денег в георазведочных организациях и тронулись в путь, в горы, к истокам неведомой реки.
4. Охота за горными хрусталями
На земле и на небе было еще темно, лишь в восточной стороне неба чувствовалось приближение рассвета. На землю пала обильная роса — верный признак того , что будет хорошая погода. Кругом царила торжественная тишина. Через час восток начал алеть. Я проснулся и посмотрел на часы. Было шесть часов утра.
Небо из черного сделалось синим, а потом серым, мутным. Ночные тени стали исчезать. По слышался крик дятла и трескотливая музыка желны. Лес просыпался. С каждой минутой становилось все светлее, и вдруг яркие солнечные лучи вырвались из-за гребня гор и озарили лес.
Лагерь разведчиков теперь имел со всем другой вид.
На месте яркого костра лежала груда серо го пепла и золы. Там, где стояла палатка, торчали лишь одни жерди и лежала примятая трава.
После чая собрались и двинулись в дальнейший путь.
Направление держали к деревне Ягустянке, где решили устроить дневку, а уже оттуда двинуться к истокам неведомой реки.
Сразу же за лагерем начиналась горная долина, по дну которой шумел горный поток и тянулись огромные россыпи кварца.
Здесь разведчики решили искать горный хрусталь.
Василий отколол кусок кварца и внимательно его осмотрел. Обломок был рыжеватого цвета, с включениями. Тут же валялись куски гранита и пегматита с кристаллами кварца.
— Хорошо,— сказал он.— Разрушенная пегматитовая жила. Наверняка должны быть кристаллы горного хрусталя.
Василий, исполнявший обязанности главного геолога и руководителя экспедиции, распорядился сложить вещи и начать поиски. Он наметил участки, и работа закипела. Еремеич согласился помочь, но сначала искренне удивлялся, что горный хрусталь может иметь какое-либо значение.
Разведчики копали, ковыряли, поднимали каждый камень и по лесу гулко разносились удары геологических молотков.
Неожиданно восторженные крики Миши потрясли воздух. Он победоносно держал кристалл горного хрусталя. Вскоре были обнаружены новые экземпляры, и геологические молотки застучали с удвоенной силой.
5. Горный лед
Если взять в руки обломок горного хрусталя и такой же кусок стекла, то будет трудно отличить один от другого. Но, вместе с тем, окажется и большая разница. Горный хрусталь долгое время остается холодным в вашей руке, а стекло очень скоро согревается.
Происходит это от того, что горный хрусталь гораздо лучше проводит тепло, чем стекло. Вот почему тепло руки быстро расходится по всему камню, а в стекле нагревается только поверхность. Еще в древности в домах богатых римлян имелись большие хрустальные шары, о которые охлаждали руки. Древние греки дали этому камню название хрусталь от греческого слова лед.
Горный хрусталь — это прозрачная, чистая кристаллическая разновидность кварца. Отдельные кристаллы хрусталя достигают громадных размеров. На Урале известны прозрачные кристаллы в тонны весом.
Горный хрусталь обладает совершенно особыми электрическими свойствами и им пользуются в самых разнообразных приборах и в технике радио.
Горный хрусталь в производстве различных точных приборов незаменим и здесь играет роль его большая твердость, неразлагаемость кислотами, очень тугая плавкость и замечательная чистота. Но у него есть еще и другие диковинные свойства.
Возьмем и нагреем его в электрической печке почти до 2000° — горный хрусталь расплавится и потечет, как стекло и, как на стеклянном заводе, из него можно тогда готовить стаканы, трубки, пластины и пр.
На вид как будто совсем обыкновенное стекло, в действительности же это не так. Если горячий стакан бросить в холодную воду, он лопнет. Не то будет с кварцевым стаканом. Вы можете накалить его докрасна, бросить в ледяную воду, он не изменится и останется цел.
Другое замечательное свойство горного хрусталя — это его способность давать тончайшие кварцевые нити, такие тонкие, что если собрать в пучок 500 таких нитей, то и тогда толщина пучка не превысит толщины спички.
Когда разведчики отправились в путь, им было дано задание найти горный хрусталь. И теперь, находясь в дебрях Урала, они ни на минуту не забывали этого поручения.
6. Таинственное исчезновение
Поработав часа два, Василий почувствовал усталость. Осмотрелся— товарищей не видно. Увлекшись работой, они разошлись в разные стороны.
Василий нашел две небольших друзы горных хрусталей и кусок кристаллов альбита, а в россыпях ему удалось обнаружить несколько обломков дымчатого топаза с железным блеском внутри. Продвигаясь вдоль россыпи, он неожиданно наткнулся на выход чистой пегматитовой жилы. Выбивать куски из жилы было неудобно, так как она проходила по отвесной скале.
Раскопав дресву (разрушенный гранит), он принялся изо всей силы колотить молотком, чтобы извлечь занорыш (гнездо кристаллов в пустоте среди породы) целиком, но жила не поддавалась.
Кто не собирал камней, тот не может себе представить, какое волнение охватывает искателя, когда его пальцы коснутся гнезда кристаллов. Василий два раза слетал со скалы, засорил глаза осколками, но, в конце концов, все же извлек друзу дымчатого хрусталя.
— На сегодня хватит!— решил Василий, и крикнул товарищей.
Из-за кустов вынырнула неуклюжая фигура Миши, показался и Еремеич, тащивший груду кристаллов горного хрусталя, но Николая не было. Его еще несколько раз крикнули, но он не отозвался.
— Здесь где-нибудь ходит,— сказал Миша,— отдохнем без него.
Василий отобрал несколько наиболее крупных кристаллов горного хрусталя, завернул в мешочки, написал этикетки, а на карте поставил жирный крест. Затем он вынул блокнот и, произнося вслух, записал:
— Экспедицией обнаружено месторождение горных хрусталей промышленного значения в россыпях кварца и выход пегматитовой жилы.
Дальше шло перечисление номеров образцов и описание местности.
— Ну, товарищи, по началу нам повезло. Теперь можно и закусить,— сказал Василий.— Но где же Николай?— спохватился он.
— Ни-ко-лай!— крикнул во всю глотку Миша.
— А-а-а-и-й! — раскатилось по лесу эхо.
Ответа не было. Разведчики не на шутку встревожились и начали у силенные поиски: бегали по лесу от одного места к другому, орали до хрипоты, стреляли из ружья, обыскали весь лес, вспугнули все пернатое население.
Ни звука в ответ…
Поели холодной козлятины и снова принялись за поиски, и снова безрезультатно. Николай пропал. Заблудился. В этом не было сомнения, так как прошло уже несколько часов с то го момента, как его спохватились.
Тогда решили отправиться к деревне Ягустянке, сделав по лесу крюк в надежде натолкнуться на заблудившегося Николая. Оставалась еще надежда, что он выйдет каким-нибудь путем к деревне.
Захватив с собой снаряжение Николая, подавленные, выступили разведчики в путь.
Ягустянка, расположенная при впадении реки Ягусты в Уфу, оказалась глухой деревней.
Разведчики сидели в избе Еремеича мрачные: несмотря на тщательные поиски, Николая найти не удалось. Подавленное настроение немного рассеивалось тем, что они помогли сельсовету . За три дня своего пребывания в деревне провели несколько бесед на политические темы.
— Неужели придется вернуться обратно в Свердловск?— спросил Миша.
— Нет,— твердо сказал Василий,— этим делу не поможешь. Мы пойдем дальше. Мы должны выполнить взятое на себя поручение.
Дверь скрипнула и вошел Еремеич.
— Ребята, попутчика нашел вам до Волкова болота. Напротив меня остановился, у сына. Товарищ мой, Тихон-огневщик. Он вас доведет до кордона.
Вечером разведчики были у Тихона. Бородатый старик в розовой рубахе, в ичигах, надетых на короткие ноги и перетянутых ремешками, встретил ребят радушно. Он расспросил их, с какой целью они путешествуют, и согласился через два дня отправиться в путь.
7. Пленник подземелья
Николай, увлеченный поисками горных хрусталей, незаметно углублялся в лесную чащу. Было тихо. Кланяясь друг другу вершинами, лишь перешептывались между собою сосны, хрустел под ногами человека сухой валежник, да изредка слышался стук дятла или жужжание насекомых.
Николай вышел к подножью горы. Горный ручеек шумел по дну небольшой долины. Взглянув вперед, он увидел громадную лохматую лиственницу и около лиственницы шалаш. На полу сгнивших жердях, прислоненных к стволу, лежали засохшие ветви и куски дерна.
Заинтересовавшись, он приподнял ветви, шагнул в шалаш, в тот же миг полетел вниз, ударился обо что-то твердое и потерял сознание. Очнулся Николай среди полной темноты. Голова ныла от тупой боли. Он дрожал от холода и чувствовал сильную жажду. Долго соображал, что с ним и где он.
Вспомнил, что в кармане электрический фонарик. С трудом вынул его и нажал кнопку. Маленький пучок лучей осветил земляной пол и бревенчатый сруб колодца. Потрогал голову и нащупал рассеченную рану и сочившуюся кровь.
„Пить! Пить !»— шептали его засохшие губы. Схватил флягу и жадными глотками осушил ее до дна. Стало легче.
Теперь нужно было решить что делать дальше. Сначала Николай растерялся, но, смутно сознавая, что растерянность может привести к гибели, взял себя в руки. Внимательно осмотрев свое убежище, он сделал неожиданное открытие: на уровне земли зияло отверстие подземного хода… Стены и потолок его имели бревенчатое крепление. Ход был низкий и узкий, в нем едва можно было выпрямиться.
Мелькнула мысль дать знать о себе товарищам. Н о как? Пробовал кричать — от крика страшно ныла голова. Решив, что это бесполезно и что вряд ли кто услышит его голос , Николай отважился итти подземным ходом, освещая путь фонариком.
Пошел. Кругом царила зловещая тишина, которая пугала и давила. Сверху капала вода, а под ногами хлюпала грязь. В некоторых местах верхний настил зловеще провисал.
Приходилось часто нагибаться. Дышать было трудно. Пройдя еще несколько шагов, Николай убедился, что дальше ход почти завален, только внизу оставалась узкая щель. В нее можно было протиснуться лишь ползком.
Николай пополз на животе, как крот. Над ним повис многотонный слой земли. Потом ход снова расширился, но вдруг уперся в стену. Здесь был тупик.
Пленник подземелья осветил стену и заметил в углу деревянную лестницу. Не долго думая, полез по ней вверх, но на этот раз головой уперся в деревянный настил.
Ощупав то, что для него было по толком, Николай убедился, что над ним находится пол, а сам он в подполье.
Прошло еще много времени, пока пленник нащупал люк подполья, но крышка не подавалась. Выломав торчавшую поблизости доску, он стал колотить ею по люку. С трудом раскачал крышку, приподнял ее, и сделав последнее усилие, вылез из подполья.
То, что увидел Николай, было до того неожиданным и неправдоподобным, что он просто растерялся. Где он? Что с ним? Явь это или бред?
Он находился в келье. Да, да, в настоящей келье. Передняя стена вся уставлена иконами и большими и маленькими: литыми, створчатыми, писаными. Многие иконы шиты бисером, украшены камнями, вделаны в золоченые и серебряные ризы. Десятки мрачных ликов смотрят со стены и ни один не моргнет глазом.
Николай с любопытством и в то же время с некоторым страхом рассматривал эту необычайную обстановку и вдруг неожиданная мысль осенила его.
„Да ведь это скит!“ Скиты еще и сейчас встречаются кое-где в глухих углах Урала и Сибири, и ему вспомнились рассказы, читанные в книгах о том, как устраивались эти скиты.
В скитах раньше жилось хорошо. Богатые кержаки, жившие в городах, на заводах всячески содействовали процветанию скитов, откупали под них участки лесов, покосов, вкладывали в скитскую казну свои состояния, а под конец жизни и сами со всем добром переселялись в скит «спасать» свою многогрешную душу.
Многие купцы дочерей своих за „провинность» отдавали в скиты, под надзор стариц, за что в виде благодарности целыми вагонами посылали продукты.
Зная богатство скитов, нередко воровские люди нападали на них, грабили, мучили каленым железом скитников, выпытывая, где хранятся деньги, товары и прочие ценности.
Для большей безопасности скиты устраивались в непроходимых лесах и глухих падях. Тропы, ведущие к ним, замаскировывались. Под домом устраивался подземный ход, который назывался „выходом», и подземные каморы, где хранились богатства. При появлении разбойников, скитники уходили через «выходы» в дальние леса, болота, где их трудно было найти. Несомненно, Николай попал в один из таких „выходов» такого опустевшего, заброшенного скита.
Осматривая скит, он увидел на полке предметы домашней утвари. Взяв в руки деревянную ложку, удивился: на конце ложки — миниатюрная человеческая рука, сложенная двуперстием для молитвы.
На столе — старая заплесневевшая библия.
Несомненно, это был кержацкий скит!
Теперь надо было наметить план действий. Николай решил осмотреть скит снаружи и распахнул дверь.
На него сразу же наступила тайга. Скит, приткнувшийся к подножью мрачной, заросшей ельником горы, был запрятан так хорошо, что даже днем можно было пройти мимо в нескольких шагах и не заметить его.
Это была большая изба, к которой вплотную примыкали две хозяйственные постройки, образуя замкнутый четыре- угольник. Благодаря этому, скит по ходил на небольшую деревянную крепостцу.
Пройдя еще несколько шагов, Николай вновь почувствовал боль в голове и присел на ближайший камень.
8. Таежный Робинзон
Николай был парень решительный. В отличие от Миши, бесшабашного, веселого охотника, он был серьезен. Ко всему подходил здраво, несколько скептически. Любил покритиковать своих товарищей. На шутки никогда не обижался, а только улыбался своими белыми крепкими зубами. Он любил природу и связанные с нею скитания по лесным дебрям. Много путешествовал по Уралу Занимался собиранием гербария, зоологических коллекций, хотя охотник был неважный.
Не чужды были ему работы и по археологии. Начитанность и практика путешествий делали его незаменимый товарищем в скитальческой жизни.
Очутившись в лесу один, без пищи и крова, вдали о т населенных пунктов, он не растерялся. Хотя много слыхал рассказов о гибели заблудившихся охотников, но решил до конца бороться за свое; существование. Первое, что хотел он разрешить: в какую сторону итти, чтобы: попасть в деревню Ягустянку.
Подойдя к старой мохнатой лиственнице, он осмотрел ее. Лиственница густо заросла мохом с одной стороны. Значит в этом направлении лежит север. Ягустянка находилась где-то на! северо-западе. В ту сторону он и отправился.
Спустившись со склона горы, попал в ельник. Ельник оказался сырым и гнилым лесом. Всюду среди корней виднелась вода, и Николай часто проваливался в нее. Валежник здесь гнил медленно. Рыхлые, полусгнившие стволы деревьев валялись повсюду.
Серыми косами свисал с деревьев мох-бородач. Здесь много было обманчивого. Толстое дерево, казавшееся таким прочным, вдруг падало и рассыпалось в труху при одном толчке. Оказывались пустыми и проваливались, под ногами огромные колоды. Здесь, в этих тенистых и сырых уголках леса, было раздолье всяким насекомым и паукам. Здесь злее становились комары. В защиту от них Николай повязывал голову платком,— лицо и руки при ходьбе не так страдали.
Паутины было так много, что, казалось ею опутаны все промежутки между деревьями: то и дело приходилось смахивать ее с лица. В этой сырости, где солнечный луч — неизвестный гость — рождались деревья-уроды.
Вот дерево, изогнутое причудливым гигантским штопором.
Вот другое— тянулось-тянулось вверх, да вдруг устало, бросилось и стволом и всеми своими ветвями и припало к мшистой земле.
Дальше — дерево, которое завязалось узлом и само себя задушило. Кривые, выгнутые, опухшие, с уродливыми натеками, они все толпились здесь, словно собрались сюда нарочно, считая сырой воздух для себя целебным.
Пробираясь через тайгу, Николай попал на старую тропинку, которая вывела его из ельника. Тропинка теперь тонула в высокой траве, которая скрывала Николая целиком.
Вскоре тропинка вывела его к речке.
Николай с удовольствием погрузил свою нывшую кудлатую голову в холодную воду. Речка была бурная, делала зигзаги и глухо ударялась о подводные камни. В некоторых местах она была так узка, что деревья с обеих сторон дружески сплетаются ветвями. По обеим сторонам реки громоздилась молчаливая тайга.
Могучие лиственницы стояли на берегу, как хмурые наблюдатели, недовольные вторжением реки в угрюмый покой их долины, который они охраняли. Николай пошел вниз по реке, в надежде встретить по селение человека.
К вечеру грянул ливень, и Николай сидел под елью, гадая, скоро ли пройдет ливень. Вдоль его спины нет-нет, да и заструится холодный ручеек.
Как только прошел дождь, явилась мысль о костре и горячей пище. Он достал из кармана коробок спичек и сосчитал. Было 32 штуки. „С таким богатством не пропадем», подумал Николай.
Мокрые сучья шипели, ослепляя глаза едким дымом.
Мало-помалу костер разгорелся.
Новая задача: как добыть кусок бересты такой величины, чтобы из нее сделать короб и вскипятить или хотя бы нагреть воду?
В неумелых руках Николая береста отдиралось от ствола с неизменными разрывами и трещинами.
Но все-же кое-как ему удалось смастерить кривобокую коробку, куда входило стакана два воды. Счастье Николая, что с ним был его старый перочинный ножик.
Вскоре, обжигая губы, Николай с жадностью тянул из обугленного короба горячую воду, размачивая в ней завалявшийся в кармане сухарь.
Однако сухарь не мог насытить Николая, и он принялся собирать ягоды и грибы. В густой прибрежной траве, под деревьями, удалось насобирать синявок, бычков, масленников, черники и земляники.
Смастерив новый короб, принялся варить грибницу. В конце-концов, грибы кое-как сварились и он с удовольствием уплетал их за обе щеки.
Наступила ночь. Злобно звенели комары. Николай время от времени бросал в костер, кроме сучьев, сырой мох, чтобы спастись от назойливых насекомых: костер начинал дымить едким белым дымом и комары отлетали прочь. Спал он плохо . Неспокойно ворочался Неведомые лесные звуки пугали его и только под утро забылся тяжелым сном.
Очнулся Николай усталый и обессиленный. Сильный голод заставил его снова собирать ягоды и грибы. Но этого уже было мало. Он подумывал о мясном. Где-то недалеко послышалось жалобное „сплю-сплю“.
— Показал бы я тебе твое „сплю » — разозлился Николай, и вдруг этот звук подал ему счастливую мысль: — сплести морды, поставить в реку и кормиться свежей рыбой.
Николай даже удивился, как сразу не пришла ему в голов у эта мысль. Легко однако задумать, но трудно выполнить. Николаю не удалось найти ивы, и вместо нее он нарезал прутьев шиповника.
Очистив их от шипов, начал плести. Работа подвигалась медленно. Прошло много часов, пока ему удалось сплести мало-мальски приличные морды. Взвалив их на плечи, побрел к реке.
Новая забота. Николай не знал, как надо ставить морды. В конце концов, измерил палкой глубину речки и из четырех жердей устроил деревянную раму. Пришлось много повозиться для того, что бы она поместилась в речке и чтобы можно было одну морду поставить под другой. Новое затруднение: парень не знал — надо ли ставить морды против течения или по течению. Решил поставить их в разные стороны, чтобы на опыте узнать, как надо их ставить.
Солнце поднялось уже высоко, когда, наконец, морды были опущены, а сваи рам вбиты. Проход между мордами и берегами Николай догадался заложить елками. От бессонной ночи и непрестанной работы он так устал, что лег тут же на берегу и сразу заснул.
Проснувшись, Николай по глядел на солнце, вначале не разобрал: было ли утро или уже далеко за полдень. Снова мелькнула мысль о еде. Вытащил морды. В одну из них попала какая-то рыбина, фунта на два.
Радость была неописуемая. Тот час же нашел бересту, быстро смастерил короб и сварил свою первую уху. Удача с ловлей рыб показала, что в лесу можно прожить, пока не наткнешься на человека.
Через несколько часов в вершах оказались еще три рыбины — снова радость.
Но, к сожалению, рыба, сваренная без соли, отзывала травой, и Николай сделал попытку улучшить вкус рыбы: он не стал ее варить, а, выкинув внутренности, замазывал в глину и пек на углях.
Печеная в собственным сок у рыба была вкуснее, хотя отсутствие соли все-таки чувствовалось. Николай провел здесь целый день, ловил рыбу и пек ее на костре. В конце концов, у него собрался порядочный запас печеной рыбы. Он сделал из бересты короб и с ожил туда свои запасы, а на следующее утро, довольный, отправился снова вниз по течению реки.
Уже по дороге ему пришла в голову мысль, что за последние дни он только и думал лишь о еде и сне. Красота леса в это трудное время как-то стушевывалась и не обращала на себя его внимание.
На повороте реки он сел, наслаждаясь тишиной леса. Из старой сосны выскочила белка и побежала вниз по стволу. Спустившись и заметив человека, она присела на задние лапки и, деловито поворачивала мордочку то в одну, то в другую сторону, стала внимательно осматривать Николая, втягивая носом воздух. Ее усики забавно топорщились.
Затаив дыхание, Николай ждал, что будет дальше. Белка неожиданно повернулась и торопливо побежала прочь.
Где-то вблизи зачирикала птица, на разные лады повторяя один и тот же слог „июуй“ . И вдруг раздался глухой рев. Он шел из первой, недавно покинутой Николаем „рыбной базы «.Медведь , привлеченный запахом рыбы, шел по его следу… Сразу исчезла вся беззаботность нашего рыбозаготовителя. Рев повторился уже ближе. Он начинался низким звуком „ы“ и постепенно переходил в протяжное „ у “. Но может-быть это почудилось? Однако раздался новый рев еще ближе. Николая сверлила мысль: как поступить, чтобы медведь потерял его след. Он перепрыгнул на другой берег и пошел вниз по течению.
Новый раскат рева поддал страху Николаю. Он вообразил, что зверь тоже перешел реку и гонится за ним. Сломя голову, робинзон побежал, падая, поднимаясь, цепляясь за сучья. Потом запнулся за большой сук и полетел вниз…
9. Тихон-огневщик
Рано утром маленький караван в составе двух резведчиков и Тихона-огневщика тронулся в путь из Ягустянки. Таежная тропинка вела экспедицию к кордону Тихона, и дальше на Волково болото. Впереди шествовала навьюченная гнедая кобыла Тихона, по прозвищу Тетка, за нею сам Тихон в мягких ичигах и с берданкой за плечем, а за Тихоном — Василий и Миша.
Рюкзаки были навьючены на Тетку. Кроме того, Миша привязал к седлу чайник и по лож ил туда две банки консервов. Чайник подскакивал и плясал, банки колотились в нем, и этот джаз сопровождал их всю дорогу. Жук — кудлатый пес, верный товарищ Тихона, бежал тут же сбоку, повиливая хвостом и озираясь на хозяина.
Тих он словоохотлив, дотошно знает жизнь леса и его обитателей и с видимым удовольствием рассказывает о своем крае. Это настоящий краевед-самоучка и отличный следопыт.
Тетка, фыркая, неохотно передвигает ноги.
— Ну ты, контора!— кричит на нее Тихон, помахивая кнутом.— Ремонту захотела? — Тетка прибавляет шагу.
— Смотрите, кричит Миша,— еж!
Под сосной копошится острым носиком в корнях серый живой клубочек.
Услыхав шум, он повел пятачком носа в воздухе, блеснул крошечными глазами-бусинками. Василий шагнул к нему.
Еж моментально свернулся. Тихон без всякой опаски взял его голой рукой.
— Врешь, откроешся дурашка, от меня не схоронишься,— шутит Тихон. Он бросает ежа в лужу, и тот сейчас-же развертывается и бойко работает лапками, как заправский пловец. Перебравшись через луж у, быстро семенит потраве.
Тихон провожает его улыбающимися морщинками лица.
Впереди тропинка уходи т в лес. Застывшие в неподвижной молчаливости сосны и пихты, как бы нехотя пропускают ее через свои тесно-сомкнутые ряды, заставляя изгибаться частыми извилинами. Из глубины леса к тропинке бегут мелкие поросли и кустарники, которые густыми зарослями оплетают массивные подножия лесных великанов.
Чем дальше в лес, тем он делается гуще и разнообразнее. Хвойные деревья—ель и сосна — чередуются с осиной, липой, черемухой и низкорослыми корявыми дубами.
Густыми зарослями растет рябина, тут же ясень, клен, а на более сырых местях цепляются за топкую почву ольха и ива. Встречается и береза. Часто это не наша обыкновенная береза со своими висячими ветвями. Ее прямые, крепкие ветви подымают вверх яйцевидные листья, придавая всей березке бодрый, пушистый вид.
В низинах, над влажной почвой, по которой ползут ягодные кустарники, голубика или болотный богульник со спиральными, вечно зелеными листьями, подбитыми снизу буроватым опушением,— простирает густой покров своих темнозеленых, блестящих листьев черная ольха.
На более сухих местах заросли березы, оспаривая пространство у лезущего всюду подлеска из рябины и черемухи, возвышаются над уровнем леса, и эти же березы, но уже тонкие, жалкие и низкорослые, ютятся по трясинам и топям.
Этот лес из разнообразных древесных пород, с сухими возвышенностями и топкими низинами, заткан подлеском из можжевельника, полукустарникового цветущего вереска и толокнянкой с мучнистыми ягодами, напоминающими издали нити брусники.
Среди зарослей старых елей встречаются мелкая липа, орешник, калина, кустарники жимолости, несущие грозди так называемых волчьих ягод.
Уже вечерело. Разведчики захотели сделать привал и готовить ужин, но Тихон посоветовал итти дальше, сказав, что недалеко уж до его охотничьего балагана.
Еще с час шли они лесом. Вдруг чаща начала редеть, и перед ними открылась большая поляна, покрытая зарослями низкорослого папоротника. С западной стороны, слабо, сквозь синеватую дымку виднелись покрытые лесом горы. На поляне действительно оказался двускатный шалаш с протекавшим возле него ручейком.
На привалах Тихон проявлял большую расторопность: снимал бересту, рубил жерди, делал сошку, ставил палатку и раскладывал костер так, чтобы внутри палатки можно было сидеть и глаза не страдали от дыма. Разведчики всегда удивлялись, как успевает этот старый человек делать сразу несколько дел и как работа спорится и кипит в его руках.
Они давно уже разулись и отдыхали, а Тихон все еще хлопотал, заботясь о запасе дров на ночь. Наконец, ужин готов, и молодежь расположилась вокруг котелка с глухарятиной. Тихон смущенно поглядывает на ребят. Видимо, хочет что-то попросить, но стесняется.
— Ты что, дед?
Тихон снова мнется и с улыбкой спрашивает:
— Нет ли у вас, ребятки, „лягушечки раздавить»?
Они недоуменно поглядывают на него.
— Что это за „лягушечка»? Тихон, склонив голову на бок и хитро сощурив стариковский глаз, щелкает себя по загорелой щеке.
— А-а!— Василий лезет в рюкзак, достает взятый для медицинских целей спирт и наливает старику деревянную чашечку. Миша смеется по этому поводу.
Тихон обижается и начинает наивно утверждать, что спирт ему „дохтурот печенки прописал» как лекарство, да не может достать он его в деревне.
Послу приема докторской «лягушечки» он становится словоохотливее.
10. Жизнь золотоискателя
В молодости Тихон был золотоискателем. Когда ему минуло десять лет, он впервые взял в руки кайлу и прыгнул за отцом в сырую яму.
Когда Тиша поднял кайлу, отец сказал; „не промахнись, сынок! Ударь покрепче, пусть счастье со всеми потрохами вывалится к твоим ногам». Но Тиша, кажется, промахнулся…Да, промахнулся. Иначе не пришлось бы ему всю жизнь мотаться с прииска на прииск, тщетно стараясь отнять у земли свое „счастье».
После смерти отца бросил Тихон Исовский прииск, где родился и окреп.
Оборванный, голодный, но с неистощимым запасом энергии пробрался он к приискам на берегу реки Колвы. Его волновало только одно желание — попасть на хороший участок, где бы можно было в несколько недель набить карманы золотым песком.
Часто он не спал по ночам, мечтая о золоте, как картежник о крупном выигрыше. Он не задумывался, что будет делать и как жить, если желанное золото попадет ему в руки. Не строил воздушных замков. Не смаковал возможных наслаждений, которые будут тогда доступны ему.
Его манило само золото.
Если оно не минует его рук, он сумеет распорядиться им. Как распорядиться — подскажет будущее.
И однажды „счастье улыбнулось ему. На радостях отправился он в ближайший город отпраздновать удачу. Всю дорогу пили, пели, играли в карты. В одном из зимовьев пили особенно много, а после отсыпались весь день. Ночью он проснулся и обнаружил пропажу. Кто-то срезал кожаный пояс, где он прятал золотой песок.
Вернувшись на прииск, он снова принялся за работу. И прошло много лет, прежде чем „счастье» привалило к Тихону во второй и в последний раз.
В один из осенних холодных дней он работал в яме. Устав, опустился на тачку и закурил. Приятно сидеть так, скользить взглядом по кучам добытого из пласта песку, рязглядывать крупные камни. Может быть, один из них окажется самородком? Сколько раз он ошибался, принимая пустой булыжник за самородок. Вот и теперь там, на краю желтой массы, лежит камень… Взять его или не брать?
Уж очень подозрительны его цвет и форма. Он тускло черный и сильно смахивает на золото в „рубашке». Бывают такие самородки, покрытые, словно скорлупой, крепкой черной массой. Чернота сходит если ее смочить кислотой или поскрести ножом.
Тихон нехотя поднялся и взял камень. Он был тяжел, так тяжел, что Тихон едва не выронил его. Не доверяя своим рукам, выдернул из-за пояса нож и поскоблил находку. На черной поверхности остались тонкие сияющие полоски.
На этот раз, под влиянием одного из своих пожилых товарищей, он использовал богатство боле разумно: женился, построил дом, обзавелся хозяйством. Но опять „счастье » оказалось недолговременным. Случился пожар, его жена погибла и все добро сгорело . Тих он остался вдовцом с двумя ребятишками.
Золотоискательство после этой трагедии опостылело ему, и он переселился в деревню, купив на остатки денег клочок земли.
С тех пор прошло много лет. Сейчас у Тихона два взрослых сына: старший живет в Ягустянке и работает в колхозе, а младший служит в рядах Красной армии.
Он — веселый, бодрый старик, и путешествовать с ним по тайге — одно удовольствие . Разведчики пересекают какую-то старую, заросшую травой, дорогу.
— Дед, постой минутку!
— Что, сынки, умаялись? Нажимай из последних, скоро и кордон. С пути-то славно чаишку позудим.
— Не то, дед !— говорит Василий.— Скажи, что это за дорога? Какая?
— Как какая? Людская!— отвечает Тихон.— А почему-бы и не быть здесь ей, дороге -то ? Мало ли в тайге дорогда тропок! А это, сынок, старая заводская дорога, она сквозь тайгу до самой Чусовой идет. Завод здесь в тайге в стародавние времена был, так по этой дороге на пристань металл возили.
Василий достает карту и делает на ней пометку, а про себя думает: „примем к сведению».
— Ну, что ты встал пнем?— с сердцем говорит Тихон .— Двигай дале. Опять со своими бумагами возишься.
— Погоди, дед, служба требует.
— Слу-у-жба?— удивляется Тихон.
Наконец, Василий кончает и свертывает карту.
— А вот и мои владения,— заявляет Тихон, показывая вперед.— Гляди да любуйся.
Разведчики увидели высокую деревянную вышку, около нее избушку с пристройками, обнесенную со всех сторон бревенчатым частоколом.
Весело заржала унылая Тетка. Залаял от радости Жук. Повеселел Тихон и заторопился открывать ворота. Усталые путники шумно ввалились в „Тихонов дворец», как окрестил его Миша.
11. На таежном кордоне
Июльская гроза налетела неожиданно и буйно, как приступ болотной трясовицы (лихорадки). Рычала громом, будя в ущельях трескучее эхо, мерно шумела теплым ливнем и умчалась так же неожиданно, как и пришла. А после грозы опустилась на тайгу и горы тишина великая.
В избе-сторожке было жарко и душно. Толчком ладони Тихон открыл дверь и с недоконченным лаптем сел на пороге. Ковыряя кочедыком лапоть, он то и дело приподнимал голову, прислушивался. Но все было тихо.
Лишь изредка стучали по листьям дождевые капли да ныли надоедливо комары, рея столбами в теплом вечернем воздухе.
Тихон посмотрел на восток, где горела меднокрасным пламенем в последних закатных лучах Совиная гора. Снизу, от корней деревьев, словно легкая дымка тумана, поднималась ночь. Тихон жадно потянул воздух, крепко настоенный сладким запахом меда, сытой прелью влажной земли и тонким ароматом ветреницы.
— Благодать-то, а?— покрутил он головой. Ну, то — исть, как раз дождичек нужен был! А то, гляди, и пожару бы недолго. Сушь, пересохло все…
Кудлатый, утыканный репейником, Жук, лежавший у ног Тихона, завилял хвостом, услыхав голос хозяина.
— Лежишь?— перевел на него взгляд Тихон.— Тебе бы только лежать. Ну, годи, Жук, вздую я тебя, подлеца, коли — нибудь. А Тетка где? Не знаешь? А ежели она в болот о ввалится? Тогда что? Кто отвечать будет? Хвостом-то не маши, видали мы это.
Неожиданно над головой Тихона захлопали сильные крылья и рассыпался громкий петушиный крик.
— Тьфу, штоб на твою, голову !— отплюнулся вздрогнувший от неожиданности Тихон.— И чего ты только, петька, скандальничаешь? Набил зоб-то, ну и дрыхни. Завтра поране зато встанешь.
Породистый манильский огненно-красный петух с пышным гребнем, который свешивался ему на глаза, послушно смежил матовые веки.
Миша сидел тут же, на крыльце, и читал книгу.
— А товарищ твой где?— обратился к нему Тихон.— Опять ходит, камни ищет? Ох,— покачал он головой,— пустое это дело.— В это время скрипнула калятха и вошли двое охотников: один молодой, другой пожилой.
— Какими судьбами в нашу сторонку занесло?— засуетился Тихон. Охотники косо посмотрели на Мишу.
— Дело есть, Тихон Иваныч,— обратился к нему пожилой,— человека в тайге подобрали. Парнишка молодой. Сказывает, ихняя экспедиция тут бродит…
Миша, слышавший разговор, вдруг изменился в лице и бросился к охотникам.
— Что, что вы говорите? Парень? Николаем зовут? Где он? Где он? Где? Скорей!
— Да ты что, белены объелся, что-ли,— испуганно спросил е го пожилой.
— А это его товарищ будет,— вмешался Тихон,— они его деньков десять тому назад потеряли. Думают, пропал парень-то, а он, оказывается, жив. Ну, сказывайте.
Пожилой охотник уселся на крыльцо и густым басом стал рассказывать.
— Рубили мы утром с Дашей дрова. Хутор наш отсюда верст пятнадцать.
Вдруг она прислушалась и говорит мне: „Павел Никифорович, никак человеческий голос? “ . „Какой тут человек может быть?»— отвечаю я,— „почудилось тебе, нажимай, говорю, сильней, к обеду управиться нужно». „Нет, ты слушай!»— отвечает она,— „ей-ей голос человеческий!» Где-то гулко треснуло дерево и я услыхал, как простонал человек. „Слышишь* — схватила она меня за рукав. „Слышу !»— ответил я. Пошли мы в ту сторону, где стонал человек. Только вышли на прогалину— видим, трава примята и тропа свежеобозначенная в лес ведет. Не иначе, здесь кто-то недавно шел. Взглянули мы на поваленное дерево и видим: шевелится какая-то тень. Даша крикнула, а в отвеет только стон раздался. Подошли мы к человеку — худой, оборванный, а на голове кровь. Подняли мы его. Он едва ноги передвигает. Довели до избы. Положили. Даша-то осталась его выхаживать. Ну, а я с сыном к тебе пошел. Думаю, сообща как-нибудь доставим в Ягустянку. А коли товарищи его здесь, так еще лучше. Завтра приведем как-нибудь. Даша-то вылечит, будь те покойны.
Пришел Василий и, узнав, что Николай нашелся, страшно обрадовался. Радости не было конца. Словно гора с плеч свалилась.
12. Производственный совет
На другой день Николай был доставлен охотниками на кордон. Его поместили в избе— „отлеживаться».
В тот же день один из охотников отправился в Ягустянку по своим делам. Он захватил с собой письмо Николая, в котором он сообщал о местонахождении открытого им скита, с тем, чтобы об этом сообщили в Свердловск. Днем разведчики устроили „производственное совещание» с участием Тихона.
На совещании был заслушан доклад начальника экспедиции о плане дальнейших действий и открыты прения. Василий разложил на столе карту.
— В нашем распоряжении,— говорил он,— осталось около полутора месяцев. Из них дней пятнадцать можно провести на кордоне, а остальное время нужно распределить следующим образом. Первое— обследовать развалины старого завода и заброшенный рудник, которые, согласно словам Тихона, находятся в пятидесяти километрах на юго-восток от
кордона. Второе— попасть в „нечистую падь» и исследовать прилегающий к ней район. Третье — совершить последний переход к станции Вересовой, находящейся на Западно-Уральской железной дороге. Согласны?
— Есть такое дело ,— ответил Миша.
— А как ты думаешь распределить время пребывания на кордоне?— задал вопрос Николай.
— Давайте ваши предложения,— ответил Василий,— я думаю, что основное— поиски в окрестных горах.
После долгих споров были приняты следующие решения: совершить охотничью экспедицию на озеро Карасье (название — согласно терминологии т. Тихона) в 30 километрах от кордона. Сделать геологическую и зоологическую экспедиции на остров Лосиный, расположенный среди болот . Обследовать ближайшие окрестности кордона с геологическими целями.
Относительно расстановки рабочей силы было решено, что Михаил будет находиться вместе с Тихоном, сопровождая его в поездках по лесным участкам с целью прохождения курса охотничьей науки, а Василий с Николаем будут проводить геологические и ботанические, а по возможности и археологические изыскания.
— Ну а вы что скажете, товарищ Тихон?— обратился к нему Василий. Тихон опешил от неожиданности вопроса, потом медленно ответил:
— Что ж, ладно. Глядите только, в тайге не заблудитесь. Она — обманная, тайга-то. А коль заплутаете, то слухайте: переобуйте сапоги с левой ноги на правую, сичас на верную дорогу выйдете.
Ребята не рассмеялись на это замечание Тихона из вежливости.
— Этого мы не боимся,— ответил Василий,— эта штука нас откуда хочешь выведет. Видишь?
— Матка!— посмотрев на компас, сказал Тихон. А мне она не нужна. Я тебя с завязанными глазами куда хошь проведу и откуда хошь выведу.
13. Лесные пожары
Николай полулежал на сене под навесом и смотрел на драку Петьки с Жуком.
Вернее, дрался только один петух. Он яростно налетал сбоку на лежащего Жука и старался ударить его крылом. Но Жук в ответ лишь скалил зубы да изредка лениво тявкал. Видя, что хладнокровного противника этим не проймешь, петух налетел на Жука с тыла и больно клюнул его в хвост. Это вывело пса из терпения. Он вскочил и метнулся на петуха, угрожающе оскалив клыки.
Петька с отчаянным криком бросился вниз, под гору; рассвирепевший Жук за ним. На крик петуха выбежал из избы Тихон и, махая палкой, завопил:
— Я те, буйман, ребра обломаю! Пошто Петьку обижаешь!
— Да Петька сам к Жуку пристает,— крикнул Николай.— Ты его, дед, проучи.
— Это верно,— рассмеялся Тихон.— Петька тоже язва порядочная. Да чтож с его возьмешь? Одно слово — птица.
Тихон прошел под навес и тоже опустился на сено, рядом с Николаем.
— Скажи, дед,— спросил Николай, что у тебя за служба? Не сколько дней живу с тобой, а толком никак не разберусь: сторож — не сторож, лесник — не лесник, кто же ты?
— Огневщик я,— ответил Тихон.
— Это что же значит?— округлил от удивления глаза Николай.— Поджогами ты, что ли, занимаешься?
— Как раз напротив!— махнул рукой Тихон.— По-вашему говоря, я в роде как бы пожарный.
— Пожа-арный?— удивился Николай.
— Во! Стой вон Дуровой колокольни,— указал Тих он на деревянную вышку, стоявшую недалеко от избы,— доглядываю я, не покажется ли где дымок в тайге. Костер не потушат, иль цыгарку бросят, аль пыж с огнем не затопчут — всяко бывает. Ведь теперь балун народ пошел, тайгу не берегут. Как замечу дымок — Тетку под седло и скачу тропками.
Коль небольшой еще пожар — затопчу, растаскаю, землей засыплю. А коль по настоящему занялось,— со всех починков, хуторов, заимок,— я их все наперечет знаю,— скликаю народ, и тогда вместе орудуем. Зимой иль осенью спокойно, а как вот сейчас,— летом, того и гляди как бы красный петух-то силу не забрал. Ну, значит, и выходит, что живешь ты в акурат на огневом кордоне.
— Та-ак! Тепер ь понял,— просиял Николай.— А расскажи, дед, мне подробней об этих пожарах.
И Тихон, сплюнув, начинает рассказывать.
На Урале часто бывают страшные годы, когда свирепствуют не день и не два, а целыми неделями лесные пожары. Жутко тогда в тайге. Все застлано дымом. Пахнет гарью. Как сквозь туман, через густую пелену дыма проглядывает красный, словно воспаленный, немигающий глаз — солнце. Воздух раскален так, что даже на далеком от пожара расстоянии трудно дышать. Благодаря страшной тяге горячего воздуха, в тайге, как в громадной печи, поднимаются огненные смерчи раскаленного воздуха, которые, как спичку, перебрасывают с горы на гору, из долины в долину, пылающие стволы вековых сосен.
Страшный гул и треск, подобные канонаде тысяч орудий, потрясают воздух, бывают слышны за много верст, предупреждая население и животных о надвигающейся огненной стихии. И все живое ищет тогда спасения в бегстве. Иначе — смерть.
Особенно сильные лесные пожары бывают на Северном Урале. Этому благо приятствуют малая заселенность края, сплошные лесные массивы с преобладанием смолистых хвойных деревьев, обилие сухого валежника и мха. А когда огонь основательно вгрызется в тайгу, ему уже нет преград. С быстротой курьерского поезда пронесется он по горам, логам, долинам и оставит после себя десятиверстные об горелые плешины, где лишь черные стволы торчат на сером пепле тлеющей земли.
14. Таежный университет
На ряду со своей огневой службой, Тихон производил в лесу наблюдения в качестве натуралиста-любителя. Миша увязался однажды с ним в обход кордона.
Здесь у деда — глухариные выводки, в другом месте тетеревиные. У речки в березняке — рябчики. Каждая птица живет в своем районе, который дед знает, как пять своих пальцев. Тихон шел уверенно по лесу, проходя через редко раскинувшуюся, чуть заметную сетку троп. Он торопился к главным глухариным токовищам, тянувшимся по краям со с нового бора вдоль мохового болота.
Еще весной дед заметил несколько новых гнезд и спешил узнать целы ли они. Раза два он обратил внимание на три-четыре едва заметные борозды на дереве вперемежку с ямками. Это рысь лезла на сосну. Под одним деревом дед заметил горсть перьев — след ее пиршества. Раз показал он на особо длинные царапины на дереве, объясняя, что это медведь в брачный период царапал сосну, крича медведицу. Обратил внимание на след лосиных зубов на осине. Пройдя шагов десять, молча указал на лежавшие на корнях светло-бурые скорлупки. Тут Тих он задал Мише задачу: был ли благополучно выведен выводок или рысь вылакала яйца?
Чтобы помочь разведчику в ее разрешении, обратил его внимание на старый муравейник с углублениями-ямками от купания глухаря и спросил:
— А ну, реши, ученый человек, когда играл выводок?
Миша добросовестно смотрел, думал и… ничего надумать не мог. Оказалось, что ямки прошлогодние, так как корка oт снега и дождей везде одинаковой толщины. Значит, рысь выпила яйца.
— А может быть лисица?— спросил Миша , за что и по лучил прозвище „неуча», а Тихон объяснил, что каждая лисица побоится в эту пору подступиться к глухарке. Материнские чувства заставляют глухарку бросаться прямо в пасть лисицы и метко бить клювом в глаза.
Хищнице остается только бежать.
Они обошли несколько мест, где должны были находиться выводки.
Вдруг чуть-ли не из-под самых ног сорвалась глухарка. Миша, почти не целясь, спустил курок. Птица упала и забилась в черняке. Тихон сначала нахмурился — не время было бить глухарок, а потом смущенно» взглянул на Мишу. Миша впоследствии узнал, что Тихон—один из лучших местных охотников — не умел стрелять в лет. В голову сидящей белки он метко попадал одной дробинкой, а в движущуюся цель всегда мазал, потому что пока внимательно прицеливался, добыча уже исчезала.
Мишина удача развеселила Тихона. Ему казалось, что парень— опытный стрелок.
Тихон был и медвежатником. Он советовал Мише при встрече с медведем держаться следующей тактики. Если медведь встретится и с дороги не сходит, что, правда, бывает редко, то бежать человеку нельзя: медведь догонит, изловит, загрызет.
Итти на медведя — тоже безумный шаг: он увидит в этом нападение, встанет на задние лапы и „обнимет».
Надо прислониться к дереву и стоять неподвижно. Медведь тоже будет стоять и смотреть, а потом первый же уйдет в лес. Они шли некоторое время не разговаривая. Перейдя ручей в логу и поднявшись на откос, Тихон заметил что-то большое и пестрое, неподвижно лежавшее на упавшей от дряхлости березы. Дед отшатнулся назад, и в тот же момент какой-то крупный зверь одним прыжком метнулся в чащу.
— Рысь, рысь!— воскликнул испуганно старик.
Осмотрели березу.
Несколько волосков застряло в ее трещине, когти передних и задних лап; оставили на коре царапины. Встреча с рысью подействовала на Тихона удручающе. Он долго и много рассказывал Мише про ее хитрости; и повадки. Прошлую зиму попалась рысь к нему в капкан. Сидит и клыки скалит, уши к голове прижала, шипит, изо рта пена течет. Двинуться не смеет, а всего два когтя капкан ущемила. Самое слабое животное на рану — никуда не уйдет.
Рысь — полная противоположность таким животным, которые предпочитают отгрызть свою собственную лапу, чем попасться в неволю, как, например, лисица. И еще говорят, что, раз промахнувшись, рысь второй раз никогда не нападает. Присутствие рыси в каком-нибудь участке леса равно гибели почти всех тетеревиных выводков. Свой участок рысь оберегает ревниво и охотится всегда одна. Медведь иногда уживается с другим, зато местная рысь вступает с пришлой в смертный бой.
Логово рыси все охотники ищут, да никто не находит. Даже детеныша Тихон за всю жизнь только раз видел, да и то мертвого. Был лет десять назад большой лесной пожар от молнии, после которого дед нашел на самой верхушке сосны залезшую туда рысь. Она держала в зубах детеныша. Оба за дохлись от дыма.
Медведь боится рыси: несколько лет назад Тих он нашел на моховом болоте дорожку из крови, а дальше — издохшего медведя, застрявшего в топком тинистом болоте . Вся шкура, и в особенности спина и шея, оказались в ранах, в иных местах белела кость. Это рысь налетала на него и отрывала куски шерсти с мясом.
Должно быть, медведь набрел на ягодник и натолкнулся на хозяина этой местности — рысь.
В другой раз сосед Тихона показал ему голову медвеженка, повидимому, съеденного рысью. Эти случаи ясно говорят о том, что истинный хозяин тайги не медведь, живущий муравьиными яйцами и ягодами, а рысь, питающаяся одним лишь мясом.
(Окончание в следующем, номере)
