Дело было в эпоху вселенского воцарения идей веселой бородатой троицы, согласно, которой, советский народ строил дорогу в светлое никуда.
Веселая, и невероятная по своей романтике, жизнь советского студентабыла привязана к стипендии и спонсорской помощи родителей. Но не всех это устраивало, особенно во второй части — бюджет простых родителей под светлой, но тяжелой дланью Советской власти не блистал особым благополучием.
И перед советским студентом открывалась широкая дорога поиска дополнительных заработков.
Тут были и различные подработки, репетиторства, чтение лекции и другие честные пути извлечения дополнительных доходов. Особняком стояли получестные приемчики, такие как, игра в карты, мелкая фарцовка и другое, позволяющее балансировать на тонком лезвии очень острых советских законов. Криминальные способы мы не рассматриваем, ибо сесть в расцвете лет в советские лагеря тяжелого труда и отсутствующего отдыха, даже, в не очень зрелых умах большинства молодежи в планах не было.
Отдельной статьей доходов стояло хобби, а именно, коллекционирование. По мановению советских законов, а самое, что неприятное подзаконных актов, невинное занятие могло вызвать гнев властей и в любой момент блестящий меч советской Немезиды легко разрубал жизнь несостоявшегося бизнесмена на части. Так впоследствии произошло со мной, но это уже другая история.
Один из пасмурных осенних дней, где то в междуцарствие забавного бровеносца и строгого кагебешника, я встретил в таком же пасмурном настроении.
Валяясь на кровати, я с паршивым настроением рассматривал разбросанные на столе карты и преферансные пульки, итог, которых и был причиной упадка жизненых сил, ибо накануне ночью математики, работающие в паре, как истребители люфтваффе, нанесли мне тяжелое поражение на зеленых полях «ленинградки».
Не знаю как сейчас, но тогда у советских студентов не было практики играть в долг и радостные математики на рассвете уволокли в клювиках все мои денежные активы, пожелав на последок не особо расстраиваться.
В карты я проигрывал редко, но в этот раз пословица «про карту и лошадь к утру» не проканала.
Словом, картина была безрадостная — до стипы как до созвездия Лебедя пешком, а звонить родителям было ниже моего достоинства.
Конечно. голодная смерть мне не угрожала, потому что в студенческой общаге этого не могло быть, потому что, извините за тавтологию, не могло быть никогда .
Но жить, зажатому железной клятвой бедности, не особо манило.
С тяжелым вздохом я извлек альбом с монетами, и стал выбирать жертву на заклание.
Вся выручка за билон и лом серебра, полученная накануне в скупке, перешла в карманы алчным математикам, и поэтому надо было жертвовать чем — то более серьезным.
Повертев в руках полуполтинник Елизаветы, я тяжело вздохнул.
В ближайшую среду в клубе придется отдать его, чтобы снискать хлеб насущный.
Перспектива расставания с приличной монетой еще более омрачило, и без того паршивое, настроение.
Но тут дверь в комнату распахнулась, и на пороге нарисовался мой верный компаньон Серега.
«Чего пригорюнился, служивый», — весело спросил, никогда не служивший в армии, Серега.
Я окинул его тяжелым взглядом, собираясь поведать историю про финансовую яму и предстоящем расставанием с частичкой своей израненной души. Но он уже оценил ситуацию, увидев пестрые рубашки карт и исписанные листки тетрадки.
Малость поизучав результаты ночной битвы, он повернулся ко мне и сунул руку в карман.
Надо, сказать, что Серега никогда не падал духом, ни в том, приснопамятном случае, когда мимо нашего носа проплыл крупный клад серебра, ни когда в последствии его отчислили за «академку», ни когда он женился на глупой и страшной мегере, и ни тогда, когда она, в последствии, выгнала его из дома с чемоданчиком на улицу.
Только тут я обратил внимание, что он одет по рабочему и как то не очень чист ни в лице , ни в руках. Мой, отуманенный скорбью, разум дал единственно верный ответ — притащился он ко мне прямо из какого — то разграбленного старинного дома.
Подтверждая мои мысли, Серега выдернул руку из кармана и растопырил пальцы — на грязной ладони лежала пара советских полтинников и с десяток билоновых советских, же, монет.
«Не вешай нос и спрячь свою Лизавету обратно. Живем!»,- жизнерадостно сообщил он. позвякивая серебришком.
Сам по себе, мой компаньон не был коллекционером, и поэтому расставался с найденным легко и непринужденно. И так как я привлек его к этому делу. считал что обязан мне на всю оставшуюся жизнь. У нас было железное правило- все что находилось вместе и порознь- делилось пополам и это правило неукоснительно соблюдалось до тех пор, пока я собственноручно не накрыл Серегу крышкой гроба.
«Планы?»,- коротко спросил его я.
«Идем, сдадим это барахло в «Кристалл» и пожуем че нить вкусненького, а там видно будет, а то я вижу, что ты не особо наетый»- беззаботно поведал он.
Полная банка окурков и не крошки хлеба на столе- он все это успел увидеть.
Послав его немножко привести себя в порядок, я стал одеваться.
Я облачился в цивильное, пошоркал мурсалку электобритвой «Микма» и оросил себя одеколончиком «Саша». Быт тогда был незатейлив как грабли, и слово «Живанши» воспринималось как изысканное ругательство
Велико, же, было мое удивление, когда предо мною появился мой напарник. Мордочку и руки он отмыл, но свое, осыпанное пылью веков, облачение поменять не соизволил. В руках он держал знакомый рюкзак, в котором весело побрякивали инструмент поиска.
Он осмотрел меня с удовлетворением и стал нагло самостоятельно вытаскивать мою рабочую робу и шкафа и, аккуратно сворачивая, засовывать в тот же рюкзак.
На мой молчаливый вопрос Серега только хитро улыбался.
Ну, надо, так надо и мы выпорхнули в моросящий дождь.
Вскоре мы достигли скупки, которая в нашем городе располагалась в ювелирном магазине «Кристалл». Я нырнул внутрь, а Серега, чтобы обращать лишнего внимания милицейского чина, остался на крылечке.
Дело было нехитрое, и вскоре хрустя в кармане тремя новыми красненькими червонцами, мы тряслись на трамвайчике.
У нас было правило: когда появлялись деньжата, в первую очередь мы посещали пельмешку, где подавали дивные самолепные куриные пельмешки, и где всегда было в наличии свежее пиво.
Вот и в этот раз, спрыгнув с трамвайчика на Плотинке, мы мимо корпусов бывшего Монетного двора углубились в старую часть города.
По всей видимости, помещение, где находилась точка общепита, испокон веков использовалась для кормления люда. Сводчатые потолки, расположение залов — все это указывало на то, что здесь, когда то, была какая то харчевня или трактир .
Мы любили ходить сюда и, поедая вкуснейшие пельмешки и запивая это превосходным пивом, часто фантазировали о том, что здесь, наверняка, столовались рабочие монетного двора. Было это или нет, но это придавало особый шарм нашим трапезам.
Вот и в этот раз мы пили пиво и грызли пельмешки, а я все это время мстительно не задавал вопрос — на кой черт Серега захватил с собой поисковый скарб и мои рабочие шмотки.
Я видел, что его распирает желание, что — то поведать, и он только и ждет момента, чтобы сразить меня чем — то важным.
Поклевав, мы, пошатываясь от сытости, вышли на улицу.
Небрежно щелчком выбив из пачки сигарету и затянувшись ароматным дымом, я, все таки, оправдал ожидания друга, задав необходимый вопрос.
Серега оживился и махнул рукой вглубь старинной улицы.
Выкурив по сигарете, мы двинулись в указанном направлении, и по пути он сбивчиво поведал о том, что неподалече обнаружил хабарный домик, который мы сейчас и клюканем.
Вскоре показался и пресловутый домик.
Домик был хорош — из той же любимой серии «низ каменный, верх деревянный».
Мы остановились у ворот, и тут первая приятность — на дверки калитки, чуть выше страшненького совкового почтового ящика находилась закрашенная какой то морилкой металлическая пластинка с надписью «Для писемъ и газетъ»
Срабатывала наша старая и всегда оправдывавшая себя примета- если первый предмет, который мы находили, был интересным, то и удача нам будет сопутствовать в дальнейшем.
Аккуратно отцепив пластинку, мы двинулись внутрь дома.
Вот и первая ощутимая удача — в доме никого не было: ни рабочих, ни хозяев. ни появляющихся уже конкурентов. Часть полов была снята, но дом еще не был захламлен. Я накинул на себя рабочую одежку и мы приступили.
По сценарию мы разошлись по точкам залегания закладух. Но потенциальные точки ничего не дали, кроме стандартных чердачных находок.
Потратив на проверку точек почти полдня, мы встретились в большой комнате для подведения первых итогов.
Они не особо радовали — пара царских бутылок, несколько предметов посуды раннесоветского периода, традиционный самовар. Из более менее ценного — серебряный колокольчик с ручкой и пара чайных серебряных же ложек, которые были верховыми находками.
Теперь предстояла проверка полов и подоконников.
И опять ничего интересного, кроме советской обручалки и гости советских монет 20-50-х годов. По всей видимости, полы после революции заменили.
На первом этаже полы пришлось вскрывать самим — кто занимался этим, знает, что работка еще та.
Вот там полы были неменяны и пришиты к лагам были граненными коваными гвоздями. Умудохались мы прилично, но и результат был приличней, чем на втором этаже — пара николаевских полтинников и очень редкий зверь в находках в домах — николаевский четвертак 1900 года. Он и в нумизматике не очень частый, а в домах, вообще, четвертак найти событие, а нечастый и подавно.
Сохранность его очень радовала.
Плюсом прошло немножко царского билона и маленький золотой дореволюционный кулончик.
Дом порадовал.
Сняв сливки, мы поднялись на второй этаж покурить и отдохнуть от, прямо скажем, каторжной работы.
Мы отдыхали по-разному: я, привалившись к стене у распахнутого окна, с наслаждением курил сигарету, подставляя раскрасневшееся от тяжелой работы, лицо дождевой мороси с улицы, а мой напарник бродил по комнате, зажав сигарку в зубах.
Серега был подвижным человеком и постоянно находил себе заделье.
Вот и сейчас, он как герой гайдаевской кинокомедии, шастал по комнате и отколупывал гвоздодером различные прибитые предметы.
Его жертвой пали все полочки и крючочки, обналичка дверей, и это его, видимо, сильно развлекало.
Вдруг он остановился и, подняв голову, вперился в потолок. Невольно я проследил его взгляд — на потолке была приколочена какая то странная конструкция в виде щита из тонких досочек, примерно, метр на метр.
Обычно такими щитами закрывают место старого дымохода, но печь находилась в другом углу, и было понятно, что печь родная с момента постройки дома. Осматривая ее, мы уже прикинули, что заберем ажурные металлические детали.
Кроме того, эта печь имела единый дымоход с печью первого этажа.
Словом, заплата на потолке была телом инородним, хотя особо не выделялась и была окультурена какими то резными плашками.
Недолго думая, Серега приволок стол и взгромоздился на него. Росточка он был маленького и не дотягивался до потолка, но смекалки ему было не занимать, и он поставил на стол табуретку.
Опасаясь за его здоровье, я поспешил на помощь, поддержать табурет и подстраховать друга на всякий пожарный.
Вот он дотянулся до этой заплатки, и вниз полетели резные плашки обрамления.
Щит держался крепко.
Но Серега,которому, не смотря на маленький рост, сил было не занимать, был упорен как паровоз братьев Черепановых.
Раздался страшный скрип гвоздей, выдираемых из дерева обшивки потолка, и щит, влекомый земным притяжением, полетел вниз.
Не успели мы услышать грохот упавшего щита как оказались в водовороте дождя бумаг, гигантскими конфетти подающих с потолка.
Разноцветные купюры, кружась в фантастическом танце, разлетались по комнате, покрывая грязный пол лоскутами цветных пятен.
Зрелище было фантастическое.
Мы как зачарованные безмолвно взирали на происходящее, пока последний листик не опустился на землю.
Первым очнулся Серега. Он спрыгнул с табурета на стол и стал выискивать место на полу чтобы не потоптать свалившееся с потолка богатство.
Аккуратно ступая, мы стали собирать и разглядывать неожиданную находку.
С неба на нас свалилось послание Гражданской войны- это были «колчаковки»- краткосрочные обязательства Государственного казначейства, датированные 1918-19 гг.
Мы насобирали их без малого четыре сотни листов.
Серега притащил какой то старый чемоданчик. куда мы уложили необычный клад.
Уже в общаге я стал разбирать, что к чему.
В большей своей части все было рядовое и не великой ценности, но полтора десятка 5000 рублевых бон с разными датами выпуска изрядно подняли настроение.
Особенно порадовала пара декабрьских выпусков 18 года в прессовом состоянии.
Серега поначалу не сильно обрадовался находке, но по мере реализации он свое мнение о характере этого клада изменил.
Прошло немало времени с той поры, Нет уже этого дома, покинул этот мир Серега, походы по домам остались только в моей памяти.
Но долгое время я обязательно хоть раз в год выбирался в ту самую пельмешку, которая пережила перестройку и лихие 90-е.
Я приходил туда, заказывал неизменные пельмешки и пиво, садился в уголок, где мы когда то шиковали с Серегой….
Прикрывал глаза и вновь и вновь переживал фантастическую феерию Колчаковского дождя…..
