Вот, хоть ворон взять — если летят с правой стороны, значит боги благосклонны, а если с левой – то нет. Верный знак, говорят. Вернее некуда. Глядели мы на этих ворон… и так, и эдак глядели, а они, собаки, все слева норовят. Как специально нас поджидают, издеваются. Ненавижу ворон! Впрочем, есть еще совы… или орлы. Может, с орлами выйдет лучше? Только где мне взять орла? Нет орла. Одни куры, будь они неладны!
Нет, вру! золотой есть, легионный. Но он не полетит. Хоть самому бери, размахивайся, да швыряй в небо. Я уж на все готов. Если так пойдет и дальше – возьму и швырну! Сил больше нет.
— Эй, гадатель! если я золотого орла в небо швырну, зачтешь мне за добрый знак?
Он ухмыляется, головой качает. Нет, гад, не зачтет. По золотым орлам гадать не приучен.
Иногда я начинаю думать, что он в сговоре с врагом. Время идет, мы бродим кругами, а сигнала к бою все нет. Боги, видите ли, неблагосклонны. Нельзя. И мы отступаем.
Без доброго знака нам не выиграть войны.
— Может, врут твои предсказания, а? Может, ты чего-то не понимаешь в них? Может, где-то ошибка?
Гадатель тяжело вздыхает, ему и самому надоело, каждый день одно и то же.
Я подливаю ему вина, он выпивает, залпом, задумчиво смотрит на дно, словно надеясь там что-то разглядеть. Интересно, можно ли гадать по пустым кубкам?
— Какая уж тут ошибка? – говорит он. — Ты же сам сегодня выпускал кур. И что? Не клюют. Им целый мешок зерна насыпали, отборного. И не клюют. Где уж тут ошибиться?
Не ошибиться. Выиграю ли я битву? Нет, не выиграю. Не клюют куры.
Наливаю ему еще, и себе заодно. Вкуса почти не чувствую, как и хмеля. Только усталость.
Плюнуть на них? Соврать. Объявить, что боги наконец послали знак? Скомандовать в наступление?
Еще немного, и солдаты устроят бунт. Никакой выдержки, никакой дисциплины не хватит, если месяц таскаться по болотам избегая битвы лишь оттого, что проклятые куры не хотят жрать. Может их по ночам кормят? Так ведь сам три ночи сидел, не отходя. Отощали, еле ноги передвигают, но не жрут! Провались они в Тартар! Новых кур достали – и те не жрут!
Плюнуть? «Если не хотят есть – пусть напьются!» Публий Клавдий Пульх, как говорят, швырнул наглых птиц за борт. И проиграл. Единственное сражение, которое Рим проиграл на море.
А мне нужно выиграть. Позарез.
— Может принести еще жертву богам? Еще одного быка? Двух? Дюжину?
Пробовал. Сколько я этих быков перерезал – ни один мясник на скотобойне со мной не сравнится. Марсу, Юпитеру, Беллоне… каким только богам я не молился, каких не просил – без толку.
— Попробуй, если хочешь, — мой гадатель безразлично пожимает плечами. – Только я не верю в богов.
Он не верит, я знаю. Такие как он — гадатели, гаруспики, авгуры, вообще редко верят в богов. Они сами себе боги. Они сами определяют судьбу, кидая кости на удачу.
Как исхитрится, чтоб выпал правильный жребий?
— Мне очень надо. Очень! Пойми… уж как-нибудь… ты постарайся.
Он разводит руками.
Еще немного, и я примусь просить на коленях. Мне нужна эта победа!
Я знаю — ты может. Подыграть, перехитрить судьбу. Фламиний был лучшим, но ведь и ты можешь тоже, я видел! Хитрец и шулер на государственной службе. Все вы…
Вольных гадателей не любят, боятся — никто не знает, чего от них ожидать.
Я помню — несколько лет назад…
* * *
Полуденное солнце печет жарко, на узких улочках у Виминала не продохнуть, шум и толчея. Лициний устало вытирает ладонью лоб, смотрит на меня.
— Слышал, Аппелеса зарезала стража?
Я лениво удивляюсь.
— За что? Он никогда не врал, его предсказания всегда сбывались.
— Вот потому и зарезала. Если бы только без толку языком трепал — то побила б, да отпустила. Что с дурака взять?
Пожимаю плечами – честно говоря, на Аппелеса мне плевать.
— Как за что? – возмущается Лициний. — Чтоб неповадно было! Он Домициану, слышал? обещал, что его убьет молния. Домициан ему: а ты сам, говорит, как умрешь? А тот: меня собаки сожрут, я точно знаю! Домициан: ха! накась выкуси! тебя зарежут немедленно, на моих глазах, а тело сожгут. Никаких собак тебе не будет!
— И что?
— И зарезали! Видать, можно-таки перехитрить судьбу. Даже то, что уже определено. Домициан, выходит, хитрее.
Нет, не хитрее он оказался, я прекрасно помню, что было потом. На следующий день весь Форум только об этом и говорил. Как только разложили костер, как только разожгли — начался сильный дождь и потушил огонь. А пока солдаты от дождя-то прятались — набежали собаки и разорвали тело, обглодали. Одни кости остались, разбросанные в поле. Видать не перехитрить. Домициан теперь, небось, каждой грозы бояться будет. Впрочем, как по мне, лучше уж бояться стальной «молнии», гладиаторской. Она вернее бьет.
* * *
С разрешенными гадателями бывает иначе.
— К вам пришли, господин.
Маленький лысый раб тихо входит, отодвинув тонкую занавеску, кланяется низко. Гадатель кивает в ответ.
— Пусть войдут.
Они приходят к нему постоянно, в надежде на чудо… их гонят, но они приходят все равно. Иногда с малым, с сущей глупостью, с пустяком, а иногда…
В атрии светло и прохладно, солнце играет в воде тысячей бликов.
— Господин, мне нужно знать, родит ли моя жена мальчика? Я уже устал ждать! Мы пять лет с ней, а она не беременеет никак. Может мне взять другую жену? А? Но я не хочу другую… Господин, предскажи мне мальчика, прошу тебя!
— Какой день наиболее благоприятный для проведения собрания? Я хочу чтоб сенаторы проголосовали за новый закон. Подскажи мне. Если все пройдет удачно… У твоей дочери день рождения в следующем месяце, не так ли?
И еще:
— Я собираюсь заключить крупную сделку. Предскажи мне удачу, господин!
— Ты хочешь услышать о своей удаче или правду?
— Только правду, господин! Только правду! Твои предсказания никогда не лгут. Предскажи мне удачу, и я не останусь в долгу! Ты ведь можешь!
Ты ведь можешь, гадатель?
Кости в твоей руке — кидай! Как только они коснутся стола — выбор сделан, судьба решена. Посмотри.
Если выпадет десятка — у владельца ткацкой мастерской Тиберия родится сын. Нет, не жена ему родит, а грудастая хохотушка Эвридика, его кухарка. Но об этом никто не узнает. Он скажет всем что жена, и Цецилия будет согласна, уже отчаявшись.
Если выпадает восемь — сенат проголосует за новый земельный закон. А потом почтенные старцы будут недоумевать — как же так? На благо Рима, но во вред себе.
Если выпадет двойка — бородатый халдейский купец получит тройную прибыль и на радостях щедро одарит тебя.
Кидай! Пока кости в твоей руке — судьба не решена и все может повернуться иначе… Пока судьбы нет. Она в твоих руках. Ты умеешь играть с судьбой? Что? Всегда играешь только честно? В слепую? На удачу? Неужели никогда не пробовал обмануть и повернуть плутовку-удачу к себе? Разве в твоем рукаве нет шулерских костей? Нет? Как же так? Ты не умеешь? Из множества вариантов — подобрать единственно нужный. Решить судьбу. Определить. Самому.
Это искусство не дается тебе? Так, может, другие умеют?
А ты не врешь?
* * *
— Где он?
— Вон там, проходи, Фламиний…
Хозяин идет впереди с лампадкой в руках – такие дела лучше делать ночью. У него дрожат руки, янтарные блики огня пляшут на стенах. И еще больше, чем руки — дрожит голос, цепляясь за тонкую нить надежды. Фламиний идет следом, тихо проходит в спальню.
Маленький худенький мальчик на кровати — в бреду, в забытьи, раскинув руки… и тихо стонет.
— Боги… ему не гадатель нужен, а врач.
— Все врачи отказались, ты же знаешь. Они говорят — не проживет и недели. Моя жена рыдает день и ночь.
Фламиний хмурится, качает головой.
— И что ты хочешь от меня?
— Предскажи ему судьбу! На много лет вперед.
— Что? Ты в своем уме? Какую судьбу… — он успевает прикусить язык, едва не сказав, что уже поздно. В глазах отца отчаянье и слезы.
— Нет, Фламиний! Я знаю, ты можешь, прошу тебя! Умоляю! Предскажи ему. Что угодно, предскажи. Но только, чтоб не сейчас! Пусть живет! И я отдам тебе все, что у меня есть. Он должен жить! Прошу тебя.
Гадатель склоняет голову на бок, пристально смотрит, задумчиво скребет подбородок… Может ли он?
— Я попробую, — говорит тихо, — но обещать не могу.
Возможно. Только это будет не легко.
Худое старческое лицо блестит от пота и подгибаются ноги, усталость давит на плечи. Не так-то легко человеку тягаться с вечностью. Осторожно, очень осторожно, продвигаясь на волос, наблюдая чем обернется. Кинуть кости так, чтоб они легли нужной стороной. Если тебя уличат в обмане — берегись! Судьба жестока. Один шанс из тысячи – легко ли углядеть, выхватить его у зазевавшихся парок? Не дать Морте щелкнуть ножницами…
Впрочем, кто сейчас верит в богов? Он не верит, все не так, он сам видел, как это бывает. Морты нет, как нет Децимы и Ноны.
— Ну что, Фламиний? Мой сын не умрет?
Его глаза все еще лихорадочно, почти безумно блестят. Он все еще там.
— Он погибнет в бою, — говорит тихо, облизав губы. — Не сейчас.
— Когда?
— Не скоро. Он будет легатом, и поведет войска в бой. Его проткнет вражеское копье.
— Мой сын? Легатом? Ты шутишь?
Гадатель качает головой, вытирает лоб. И вдруг весело ухмыляется.
— Выходит, ты сильно задолжал мне.
* * *
— Ну, как твои куры, гадатель? Проголодались? — я снова решил заглянуть к нему рассвете.
Он сидит около своих клеток, осунувшийся и злой, с запавшими глазами. Мои люди давно волками глядят на него, уже не стесняясь, вслух обвиняя во всех грехах. Как же, это из-за него мы не можем начать бой.
И кур у нас почти не осталось, все с голоду передохли.
— Будем пробовать снова? — обреченно спрашивает он.
Ему уже все равно. Я подхожу, сажусь рядом на корточки, разглядывая кур, просовываю сквозь прутья палец, глажу перышки. Куры недоверчиво смотрят на меня.
— Знаешь, я тут подумал… – говорю осторожно, — мы все время не правильно спрашивали. Говорили — смогу ли я победить. Надо не так. Надо — смогут ли мои воины победить в этой битве. Победит ли Рим. Не я. Давай попробуем, а?
— Я не понимаю…
Он качает головой. Да понимает он! Вот как раз сейчас все и понял, я по глазам вижу. Аж вздрогнул, напрягся. Гадатели – они вообще все понимают удивительно хорошо. Попробуем?
Говорят, когда я был совсем маленький и едва не умер, отец позвал гадателя, чтобы тот предсказал мою судьбу. И тот предсказал. На годы вперед. Я не знаю подробностей, не знаю, что он увидел там… Мне было-то два года, я не могу помнить. Мне не рассказывали.
Потом кто-то сказал мне, что я должен погибнуть в бою. Давно… теперь я даже не помню чьи это были слова, может так, пустая болтовня. Может нет.
Теперь пятнадцать лет непрерывных войн у меня за спиной, сотни битв… я устал ждать. Так может сейчас?
Не спрашивать – одержу ли победу я. Узнать – победит ли Рим.
Куры жадно клевали зерно.
Едва не давясь им, налетая, кудахтая, толкая друг дружку. Вокруг собралась толпа. Они наблюдали сначала молча, почти потрясенно, не веря, что это наконец свершилось. Потом начали осторожно смеяться, улюлюкать… Мы победим!
Я отвел гадателя в сторону — мне все же хотелось знать.
— А я?
Он долго смотрел мне в глаза, потом куда-то в небо, поверх моей головы.
— Ты сегодня умрешь, — сказал уверенно.
От чего-то стало легко и даже смешно, словно тяжелый груз свалился с плеч. Вот она — моя судьба. Спустя столько лет — настигла. Фламиний знал, он видел это.
— Знаешь, — сказал я, улыбаясь, — наверно, я должен быть благодарен твоим курам. Они подарили мне почти месяц жизни. Лишний месяц. Вырвали его у судьбы.
Мой гадатель поджал тонкие губы, теребя край плаща. Пожалуй, он сожалел…
А я повернулся к нему спиной.
— Выступаем! — заорал я во всю глотку. — Сегодня мы победим!
