Ветер.
Эол[1], Борей[2], Зефир[3], Эвр[4], Нот[5]… Сколько имен у потока воздуха, который сшибает с ног, пронизывает до костей, заставляя почувствовать, что являешься ничем иным, как кусочком плоти, легко стирающимся с лица земли.
Ветер и песок.
Дюны, сливающиеся в пустынях в огромные цепи. Гигантские поющие барханы. Заплеванное, покрытое телами отдыхающих и грудами мусора побережье.
Песок и дворцы.
Восхитительные дворцы с позолоченными крышами, серебряными рамами и алмазными ступенями. За́мки, в которых играет приятная музыка и слышны веселые голоса любимых людей.
Единственный недостаток этих дворцов – то, что они построены на песке и из песка, и рано или поздно их развеет и унесет в поднебесье ветер.
Ветер.
17 мая 2013 г. Москва.
«И — боже вас сохрани — не читайте до обеда советских газет», — сказал Булгаков устами профессора Преображенского и, безусловно, был прав. Советский Союз канул в Лету, бумажные средства массовой информации постепенно вытесняются электронными, но их вредность для здоровья остается неизменной.
Я проснулся в семь утра в отличном настроении. Встав, умывшись и заварив кофе, я зашел на новостной сайт — посмотреть, что происходит в мире и России. За последнюю неделю случилось много чего: стрельба на параде в Новом Орлеане, серия взрывов в Багдаде, двойное убийство, в котором подозревается некий курсант, скандал с избиением детей в амурском интернате, арест главы компании по делу о хищениях, мошенничество с обналичиванием материнского капитала… Такое впечатление, что весь мир занимается исключительно уголовно наказуемыми деяниями.
Через две недели у меня отпуск. Съездить куда-нибудь, что ли? Вообще, я путешествия не люблю. Лена, моя девушка, — ту хлебом не корми – дай слетать в Стамбул или Париж. Она пыталась и меня сподвигнуть на тур по Европе, но я ни-ни! Месяц назад мы расстались, и проблема путешествий отпала сама собой.
Проверю почту. Так-так, что у нас здесь? До чего же этот спам достал! Швейцарские часы подмосковного производства от пятисот семидесяти рублей, семейная фотосессия со скидкой тридцать процентов, аренда дворцов от десяти тысяч рублей в месяц… Стоп! Что это еще за дворцы?
Я открыл письмо и внимательно прочитал текст:
«Сдаются дворцы на черноморском побережье. 10 т.р./мес. Сбор перед зданием ж/д вокзала г. Сочи 01.06.2013 в 09.00».
Ни телефона, ни названия фирмы, ни других подробностей. Полная неизвестность. Заманчивая таинственность в каждом слове.
А что? Вполне можно съездить. Пожить пару недель в собственном дворце, почувствовать себя Соломоном. Царицу себе найти.
Интересно, есть ли там трон?
1 июня 2013 г. Сочи.
Ровно в восемь сорок пять поезд «Москва – Сочи» прибыл на Сочинский железнодорожный вокзал. Я с огромным туристическим рюкзаком, подаренным некогда Леной – наверное, в надежде развить спящую мертвецким сном в недрах моей души любовь к путешествиям – вышел из вагона. Обойдя здание вокзала, встал у центрального входа. Я чувствовал себя неспокойно. Как мне узнать сотрудников туристической фирмы? Или как они угадают, что этот парень среднестатистической внешности: сероглазый, русоволосый, в синей футболке и джинсах — их клиент? По рюкзаку? Да практически у ста процентов людей на вокзале баулы с вещами.
— Здравствуйте, — раздался за моей спиной мужской голос.
Я резко обернулся. Передо мной стоял высокий человек лет тридцати пяти, худощавого телосложения. Он был в светлом, тщательно выглаженном костюме. Я отметил интересную, очень красивую пигментацию радужек: зеленовато-карий цвет с серыми и темно-коричневыми крапинками разной величины. Верхняя губа была окаймлена усиками, причём правый немного закручивался. От этого лицо мужчины, будучи серьезным, приобретало насмешливое выражение.
— Я менеджер туристического агентства «Пятница» Анатолий Баронов, — представился он.
— Илья Назаркин, — я пожал протянутую руку.
— Мне поручено встретиться вас и разместить во дворце.
— Да, — наконец-то у меня появилась возможность задать интересующий меня вопрос. – Расскажите, что за дворцы?
Анатолий рассмеялся.
— Дворцы самые настоящие, с троном, множеством комнат, шелковыми шторами, золотыми тарелками и серебряными вилками.
— А как вы узнали, что именно я к вам направляюсь?
— Легко. У тех, кто собирается во дворец, особенное выражение лица. В нем надежда. Спутать невозможно.
— А больше туристов не будет? Я единственный желающий?
— Нет, что вы? – снисходительно улыбнулся менеджер. — От посетителей у нас нет отбоя. Остальные приехали раньше.
Баронов посадил меня в свой «шевроле» (служебный, как пояснил он), и мы отправились в курортный поселок Золотые Ключи, где, по словам менеджера, располагались дворцы.
Ехать пришлось недолго – минут десять по шоссе. Затем Анатолий повел машину вправо, на грунтовую дорогу, и через двести метров мы оказались в поселке. Сначала нам попадались обычные пятиэтажки и частные дома, но в какой-то момент Баронов снова повернул направо, и моим глазам открылось побережье, на белом песке которого стояли дворцы.
О, какие это были дворцы! Я программист, и в архитектуре ничего не смыслю, но уверен, что это самые совершеннейшие образцы зодчества. Симметрия, чистота линий, богатство красок, четкое сочетание элементов.
Дворец… Идеальное обиталище. В таком можно жить вечно, не уставая от его красоты.
Красоты не должно быть слишком много, иначе она теряет свою ценность. Не помню, кто это сказал, но знаю точно, что он неправ. Когда тебя окружает красота, жизнь становится легче.
3 июня 2013. Золотые Ключи.
Уже три дня живу во дворце. Познакомился с соседями. Во дворце справа живет Ольга Николаевна. Ей немного за шестьдесят, но, ей-богу, это одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видел. У нее выразительные глаза, в глубине которых затаилась грусть. Даже небольшие морщинки не портят лица замечательной пожилой женщины. Ольга Николаевна – вдова, ее муж умер двадцать лет назад от инфаркта. Сюда приехала, по ее собственному признанию, побыть в одиночестве среди людей. Понимаете, это, на самом деле, несложно: вроде бы, ты вращаешься в обществе, ежедневно видишься с кем-то, перебрасываешься словечками, улыбаешься на чьи-то шутки, но при этом словно находишься в коконе – никто не сможет дотянуться до тебя – до тебя настоящего.
Во дворец слева въехал Сергей. Я его сразу узнал, когда увидел у пивного ларька. Сергей – известный русский рок-музыкант, поет и играет на соло-гитаре. Его группа появилась в конце 90-х и сразу снискала любовь и уважение неформальной молодежи. Как это часто бывает, на музыкантов стали гроздьями винограда вешаться поклонницы. Последняя любовная история закончилась скандальным судебным процессом, когда жена – вокалистка одного из московских блюз-бэндов, дочь известного адвоката – подала на развод. По решению суда, ей отошла московская квартира Сергея и его же «Харлей Дэвидсон» (как часть совместно нажитого имущества), в то время как самому музыканту – дом в Подмосковье и подержанная «Лада калина». После этого у группы сменился состав, взяли новых вокалиста и соло-гитариста, а о Сергее несколько лет не было ничего слышно. Оказывается, он приехал в Золотые Ключи – залечивать душевные раны с помощью водки, травы, случайных связей и прогулок по побережью.
Во дворце рядом с Сергеем обитают Ангелина Покровская и Геннадий Сошников. Большинство считает их гражданскими супругами, но, мне кажется, ничего подобного: либо она замужем, либо он женат.
Я хорошо понимаю, почему они увлеклись друг другом. Сошников – смазливый, высокий, «косая сажень в плечах» — такие нравятся женщинам. К Ангелине подходит одно только слово: «Очаровательная». Эпитеты: «красивая», «симпатичная», — не отразили бы полностью суть Покровской. Ее очарование не в чертах лица, а в ней самой: в улыбке, длинных волнистых волосах, походке, манере разговора. Только мне кажется, что Геннадий и Ангелина расстанутся. Не знаю, почему у меня такое ощущение. Возможно, потому что такие очаровательные, романтичные леди редко бывают счастливыми.
И, наконец, в последнем дворце поселилась Вита. Она моя ровесница – ей двадцать шесть. Сюда приехала снимать море. Вита – фотохудожница. Еще одна творческая личность в нашем краю, не считая рок-музыканта Сергея. Они, кстати, хорошо спелись. Сидят по вечерам на берегу моря: она с «зеркалкой», он с акустической гитарой – и долго-долго разговаривают. Так беседуют старые добрые друзья.
Так же — давние любовники.
Так же — примирившиеся враги.
14 июня 2013. Золотые Ключи.
Две недели безделья прошли, я пожил в собственном – пусть арендованном – дворце, купался в море, загорал, по вечерам гулял по побережью или сидел в кафе с соседями. Почему я раньше не любил путешествовать? Туризм – это прекрасно.
Утром я проснулся в хорошем настроении. Позавтракал, как английский лорд, овсяной кашкой и, закинув за плечи туристический рюкзак с вещами, отправился на остановку. Оттуда я должен был на автобусе доехать до Сочи, а там – на поезде до Москвы. Я подумал, если на сегодня мест в поездах уже нет, возьму билет на тот пассажирский, который предложит кассир, а несколько дней до отъезда поживу в городе, чьи «темные ночи» воспеты в советском фольклоре.
Странности начались еще на остановке в Золотых Ключах, когда автобус на полной скорости промчался мимо меня. Водитель слепой, что ли, или с утра пораньше набрался? Хотя, может быть, этот автобус арендован частными лицами или организацией, просто забыли табличку с номером маршрута снять? В этом случае мне следует подождать следующего.
Через час из-за поворота показался другой автобус, в котором находилось немного – человек пятнадцать – пассажиров. Три человека стояли у дверей, приготовившись к выходу. «Отлично, — подумал я, — сейчас точно уеду».
Но водитель, так же, как и его коллега за рулем предыдущего автобуса, не снижая скорости, проехал мимо меня. Он остановился только через метров триста, открыл двери, и несколько пассажиров вышло. Я, что было сил, побежал за автобусом, но не успел преодолеть и ста метров, как тот тронулся и вскоре скрылся из вида.
Кроя последними словами водителей общественного транспорта, я отправился в путь пешком. Буду идти вдоль дороги, может быть, удастся поймать попутку.
Первые пару километров я шел нормально. Редкие машины, проезжающие мимо, не останавливались, но я уже не расстраивался. До Сочи километров двенадцать – пятнадцать – не больше: дойду часа за три – четыре. Однако – вот непонятное дело! – я стал почему-то замедляться, каждый шаг давался все труднее, с лица катил пот в тридцать три ручья, и еще через полчаса я встал на месте.
«Наверное, отдых не пошел мне на пользу в плане здоровья: я разленился и отвык от физических нагрузок», — подумал я, снял рюкзак с плеч, положил его на край проезжей части и сел сверху. Меня тут же окружила стайка комаров и мошек, которые обнаружили семьдесят пять килограммов бесплатной еды в моем лице. Минут пять я героически отмахивался руками, но численное превосходство противника давало о себе знать. Как назло, поблизости почти не было деревьев, кроме одиноко росшей впереди березы. Из ее ветвей получится хорошее опахало, подумал я и встал, чтобы сломить парочку.
Не тут-то было! Я сделал всего несколько шагов, но чего мне это стоило! У меня возникло ощущение, что ноги словно были опутаны невидимыми веревками, которые сильно, непреклонно тянули назад, в сторону Золотых Ключей. Не в силах сделать последний шаг до березы, я подпрыгнул, ухватился за низко висящую ветку и упал. В моих руках осталось несколько листьев. Ничего не понимая, я вернулся к рюкзаку. Странно, но те же несколько шагов дались мне легко. Чувствуя, что дело нечисто, я решил провести эксперимент: стал ходить по шоссе вперед и назад. Выяснилось, что когда я иду по направлению к Сочи, ноги делаются как ватные и скованные, зато при движении обратно, к Золотым Ключам, я лечу, словно в сапогах-скороходах. Вот и стали понятными намеки и таинственное молчание Анатолия. Ну, погоди, Баронов! Я сейчас вернусь в Ключи, раз больше никуда мне дороги нет, и все из тебя вытрясу.
До Золотых Ключей я дошел на удивление легко и быстро. Прямо с рюкзаком я завалился в административный корпус. Баронов сидел в уютном кресле, обитом синей замшей, и пил чай. Увидев меня, он оживился:
— Илья, добрый вечер! Вы как раз к «timefortea», как говорят англичане. Устали с дороги? Да что я спрашиваю — конечно, устали. Вам «Пуэр» или «Сенчу»? Могу предложить «Лапсанг», но у него весьма специфический вкус.
Мне от злости было не до чайных церемоний. Я сразу взял быка за рога:
— Анатолий, как это понимать? Я пытался добраться до Сочи – не получилось. Почему я снова здесь? Что вы скрываете?
Менеджер поставил чашку на стеклянный столик.
— Я? Ничего не скрываю. Если вы не смогли уехать, значит, вас не отпускает дворец.
— Что?
— Да, именно так. Вернее, не совсем так. Видите ли, в Золотых Ключах нет ни одного дворца.
— …?
— …!
— …?
— …
— …?
— Илья, дворец, в котором вы живете, — это иллюзия,
— …?
— созданная вами.
— …?
— Вы в своем воображении построили свой дворец, эта замечательная старушка Ольга Николаевна – свой, аналогично – наши творческие интеллигенты Сергей и Вита. А теперь ваши дворцы вас не отпускают. Или, правильнее сказать, вы сами себя не отпускаете.
— А остальные… давно здесь?
— Фотограф – три недели, пенсионерка – год. Но дольше всех в Ключах живет музыкант – три года. Кстати, все, кроме вас, Илья, уже пытались уехать. Но, как видите, они по-прежнему здесь.
— Надолго? – оглушенный невероятной информацией, я только и сумел выдавить из себя.
Анатолий пожал плечами:
— Откуда же я знаю, когда вы сами себя отпустите на свободу? И отпустите ли вообще?
26 августа 2013. Золотые Ключи.
Почти три месяца живу во дворце, чтоб его, так и разэтак!
Я честно пытался бороться. Колол об стены золотые тарелки, пинал ногой трон, даже сморкался в шелковые шторы. Увы, безрезультатно. Дворец стоит на месте, как египетская пирамида, а я зависаю в нем, словно сморщенный, покрытый плесенью фараон.
Каждый день начинаю с размышлений над словами Анатолия. О том, что я сам себя должен отпустить на волю, разрушить свой воображаемый дворец. Или открыть. Но как? Принять некое решение кардинально изменить образ жизни, взгляды, привычки? Как я узнаю, что именно подлежит искоренению, а что – нет? Да и не хочу меняться: я себя устраиваю на сто процентов.
Остальные так же упорно ищут себя. Мы с соседями не обсуждаем друг с другом эту общую для всех проблему, и от этого она становится еще острее. Оказывается, никто в действительности не знает себя, своей сущности. Поэтому люди строят себе красивые дворцы из песка. Обычно создавать тяжело, а разрушить легко. Но в данном случае – наоборот: сломать стены придуманного дворца сложно, очень сложно. Хотя, возможно, что просто, но не получается додуматься до этого простого способа.
Ною, жалуюсь, но иногда у меня складывается впечатление, что я кривлю душой. Все-таки, мне нравится здесь.
Родителям и паре друзей я позвонил и сообщил, что побуду на юге еще два-три месяца, возможно, четыре, но никак не больше полугода. Было нелегко найти правдоподобное объяснение. В конце концов, сказал, что нашел девушку, живу с ней, влюблен и счастлив. К счастью, поверили. Труднее было убедить начальство дать мне шестимесячный отпуск за свой счет. Но ничего – разрешили, куда им деваться?
И вот, я временно свободен от семейных и рабочих обязанностей, предоставлен самому себе. Мечта любого человека. Я должен чувствовать себя счастливым.
Я счастлив?
5 сентября 2013. Золотые Ключи.
Это случилось.
Нашелся первый из нас, кто смог вырваться из своего дворца. Но, видит Бог, не хотел бы я получить свободу таким образом.
Сергея нашли в его собственном дворце. Рокер лежал в кровати и, на первый взгляд, мирно спал. Лучи солнца, проникавшие в окно, скользили по его лицу, придавая коже музыканта золотистый оттенок и освещая длинные ярко-красные полосы на его предплечьях.
Сергей был безнадежно мертв. Ночью вскрыл вены – не поперек руки, как чиркают себя ножичком истеричные подростки. Музыкант сделал глубокие надрезы вдоль кровеносных сосудов. Около кровати валялись пустые бутылки из-под водки. Понятно, кто же на такое дело идет на трезвую голову? Эх, Серега! Я понимаю, тебе хотелось свободы. Но так-то уж зачем? Наверняка есть другой выход. Его не может не быть.
Вечером я снова вышел к морю. На этом месте, на небольшой кочке, обычно сидели Сергей и Вита и вели свои замысловатые беседы. Хотя мы с рокером не были близкими друзьями, его смерть не то, чтобы оказалась для меня ударом, но оставила щемящий след в душе. Он был безумно талантлив. Надо было только слышать мелодии, лившиеся из-под струн его гитары. В них находилось место всему – безумной страсти и трепетной нежности, тихому восходу солнца и грозе, сметающей все на своем пути, метаниям и спокойствию, войне и миру. Не было одного – утешения для самого Сергея. Поэтому он предпочел утешиться другим способом.
— Грустишь? – это Ольга Николаевна подошла неслышной поступью.
— Да, как-то задумываюсь о том, не повторим ли мы путь Сергея, — высказал я мысль, которая очень меня беспокоила.
— Не повторим, — уверенно ответила женщина. – Даже если кто-то еще покончит жизнь самоубийством, это будет его собственный выбор, а не повторение чужого пути.
— Ольга Николаевна, а вы думали, каким образом можете покинуть дворец?
Пожилая дама усмехнулась.
— Думала, Илюша. Конечно, думала.
— И?
— Я его никогда не покину.
— …?
— …
— …?
— Мне хорошо в моем дворце. Знаешь, когда я выходила замуж за Гришу, его сердце уже было больным. Я, врач по образованию, знала, что у моего будущего мужа есть все шансы умереть рано. Мне говорили: дура, зачем тебе больной? При современной жизни много получать можно лишь на тяжелой работе или при насыщенном графике, а он по состоянию здоровья так не сможет. Будешь влачить полунищенское существование, а те копейки, которые он принесет в дом, уйдут на его лечение. Да и представь: умрет в сорок — пятьдесят лет, оставшийся век будешь в одиночестве доживать. Так мне говорили родители, подруги. Я знала, что они правы и пошла замуж. Знаешь, почему? Палец когда нечаянно порежешь – больно. А представь, как будешь себя чувствовать, если тебе отрежут руку? Когда свою половинку отрываешь от себя, это во много раз больнее. А Гриша был моей половинкой – мы сразу почувствовали. Ни он, ни я не говорили друг другу красивых слов о любви. Он просто спросил: «Ты выйдешь за меня?» Я так же просто ответила: «Конечно». За двадцать пять лет семейной жизни я от него ни одного грубого слова в свой адрес не услышала – всегда: «Оленька, пожалуйста, милая». Да, было трудно. У Гриши в тридцать два года началась сердечная аритмия, в сорок два года первый инфаркт и инвалидность. У нас к тому времени сын был. Я одна работала в трех больницах, обеспечивала семью. Но, Илья, мне это было в радость: я домой, будто на крыльях летела, потому что знала – там меня ждет Гриша. Когда его не стало, я себя чувствовала так, будто отрезали половинку меня.
Ольга Николаевна сделала паузу, собираясь с мыслями.
— Через три года мне сделал предложение бывший начальник. Я тогда еще не старая была — сорок четыре года. Мама и подруги, конечно, советовали выйти замуж второй раз, чтобы не одной в старости куковать. Даже мой подросший сын был с ними солидарен. Но я, как только начинала представлять себя рядом с другим мужчиной, так сразу вспоминала Гришу, его любовь, его тепло, все доброе и хорошее, что он мне дал. Если в моей жизни было что-то светлое, так это мой супруг.
— Вы так и не смогли выйти за другого?
— Не смогла. Мама и подруги опять говорили, что я дура, что женщины в моем возрасте и положении только и мечтают о повторном браке. Как и двадцать восемь лет назад, я понимала: они правы, — но все равно поступила наперекор советам. И не жалею об этом.
— Но почему не хотите уезжать из дворца?
— Здесь я могу хранить свой клад.
— Клад?
— Воспоминания. Это самое ценное сокровище, которое бывает у человека. Когда проходят молодость и зрелость, богатство или бедность, красота или уродство, слава или безвестность, остаются лишь воспоминания. О хорошем и плохом, о друзьях и врагах, о любимых и ненавидимых, любящих и ненавидящих, о радости и страданиях. Если оглядишься вокруг, то увидишь — у тебя никого и ничего нет. А когда погружаешься в воспоминания, обнаруживаешь, что в них все живы.
— А это не самообман? – осторожно спросил я.
— Если и самообман, то слишком сладкий, чтобы отказаться от него. Да и в моем возрасте уже не важно, где реальность, а где воображение. Главное – быть со своими любимыми.
Ольга Николаевна отвернулась и побрела по вечернему побережью. В потемках белело ее длинное платье, струящееся волнами из-под вязаного жакета. Пожилая леди подняла голову и долго-долго смотрела на луну. Я руку дал бы на отсечение, что в ее глазах стояли слезы. Сквозь их пелену ей виделся супруг — не тот, молодой, за которого она в незапамятные времена вышла замуж, а мужчина сорока с хвостиком лет. Таким он был в последние дни своей жизни. Наверняка Ольга Николаевна помнит каждую черту его облика, усталый от долгой болезни взгляд, первые морщинки.
Она опустила голову. Я знаю, отчего. Ей стало нестерпимо больно, потому что, как ни старайся превратить воспоминания в настоящее, попытка потерпит крушение.
Вечер. Сонное побережье. Засыпающее море.
Женский силуэт единственным белым пятном в этой всепоглощающей темноте.
Я стал возвращаться домой. Пройдя дворец Погодиных, я застыл на месте. Впереди белели стены моего собственного обиталища. Дворец, в котором жил Сергей, исчез. Он отпустил своего хозяина и теперь стал не нужен.
15 сентября 2013 г. Золотые Ключи.
— Мария, я буду любить тебя вечно! — произнес актер. В попытке придать лицу трагичное выражение, он скорчил такую физиономию, что я громко рассмеялся. Остальные зрители зашикали в мою сторону.
— Сильвио, не покидай меня! — актриса имитировала бурные рыдания.
Слава Богу, объявили антракт. Люди побежали – кто в буфет, кто покурить. Я не курил и не был голоден, поэтому не спеша вышел на улицу подышать свежим воздухом
Надо сказать, вариантов для культурного проведения досуга в Золотых Ключах было немного: ночной клуб «Пять звезд», цифровой кинотеатр «Аркада» и театр имени А. Л. Вишневского. В клубе я был пару раз, но как заядлый фанат рока, воспитанный на «PinkFloyd», «Depechemode», «Deeppurple», «Metallica», «Nirvana», «Гражданской обороне», Башлачеве, Янке и иже с ними, не могу долго слушать: «Я без руля, абсолютно без руля. Как теперь тебя поймать, чтобы тачку отобрать?» Клубная музыка: техно, транс – меня не раздражает, даже наоборот, успокаивает, создает ощущение приятной отстраненности от происходящего. Однако ее в «Пяти звездах» не крутят – включают исключительно попсу, причем самую неудобоваримую.
Кинотеатр посещать мне нравится, тем более что летом он под открытым небом. Все новинки сезона я уже посмотрел, некоторые не по одному разу. И вот, от нечего делать решил сходить в театр, хотя, если честно, никогда этого не любил. В фильмах все выглядит, как в жизни, по-настоящему. На сцене действие весьма условно – зритель ни на секунду не забывает, что это представление, игра. Как назло, сегодняшний спектакль оказался двумя часами непреодолимой скуки!
Выйдя на крыльцо, я увидел… Виту! Оказалось, она тоже сытая и некурящая. Она спросила, нравится ли мне спектакль. Я ответил, что не люблю театр. Мне было неловко, оттого что я отличался от собравшихся в зале любителей драматического искусства, что я не разделял их восторга. Вита сказала, что спектакль, на самом деле, по интересной книге, правда, главные роли сыграны отвратительно. Она выразила уверенность, что моя нелюбовь к театру вызвана тем, что я не был ни разу на хорошем спектакле. Девушка спросила, нравится ли мне смотреть фильмы. Я ответил, что да. А театр — то же самое, заявила Вита, только не через призму кинокамеры. Интересно, сказал я и понял, что говорю искренне.
10 октября 2013. Золотые Ключи.
Сказки бывают разные. Сказки-триллеры с похищениями, погонями, смертельными опасностями на пути. Сказки-боевики с богатырскими кулачными разборками. Сказки-анекдоты – про умных, веселых и находчивых бедняков и глупых, занудных богачей.
Я живу в сказке-мелодраме с американским хэппи-эндом. Правда, пышной свадьбы еще не было, но какая разница?
Вчера я сидел в своем дворце и ужинал. Кормят здесь хорошо. Я даже заскучал по своим холостяцким пельменям и лапше быстрого приготовления, которыми питался в Москве. Когда я дожевывал ролл с лососем, в дверь позвонили.
— Входите, открыто, — крикнул я.
Однако дверь отворилась, и показалась Вита.
— Ой, добрый вечер! – я обрадовался, вскочил с места, подбежал к девушке и обнял ее. – Сейчас буду кормить тебя роллами.
Вита подняла голову, и я увидел слезы в ее глазах.
— Илья, помоги. Мне страшно.
— Отчего?
— Оттого что не понимаю. Мой дворец держит меня, значит, я должна что-то сделать или, наоборот, чего-то не делать. Но что, чего – не знаю. Это со мной впервые. Я всегда была уверена в своих действиях, а теперь совсем теряю почву под ногами.
Я усадил ее на диван и налил чаю. В качестве утешения мог предложить ей только это, потому что слова, увы, были бессильны против жестоких фактов.
— Может быть, дело в моих родителях? – предположила Вита.
— А что с ними?
— Я их никогда не видела.
— …?
— Я выросла в детском доме.
-…???!!!
— Как видишь, не стала ни наркоманкой, ни проституткой. Знаешь, чего мне всю жизнь хотелось?
— Чего?
— Найти моих так называемых мамочку и папочку и сказать, что они твари. Всем, кто растет в социальных учреждениях, столько всего приходится переносить. Подростки нашего детдома славились особой жестокостью. Их некоторые сотрудники боялись. Я там выжила, но чего мне это стоило! А мои родители, наверное, тем временем наслаждались жизнью, улыбались, смеялись, общались только с тем, с кем нравится. Я мечтала, что найду их и расскажу, как меня били и пытались изнасиловать старшие пацаны, как я накинулась на одного из них и вцепилась зубами в горло – прокусила до крови. Они вчетвером оттаскивали меня, а я вырывалась и снова набрасывалась на него. Как волчица. Он испугался и побежал. Они решили, что я бешеная, и тоже удрали. Больше не приставали – опасались. На такую жизнь меня обрекли родители. О как я их ненавидела! Иные даже кошку боятся отпустить в городе погулять одну – мало ли машиной собьет или какие-нибудь жестокие люди убьют. А тут ребенка бросить одного, беспомощного – в волчье стадо.
Ее рассказ был до того пронизывающим душу, что я не мог найти слов. Только прижимал ее к себе, гладил по голове и шептал:
— Это все в прошлом. Сейчас все хорошо. Все в прошлом. Все хорошо.
— Илья?
— Да?
— Сейчас я думаю, что была неправа.
— В чем?
— Мои родители. Они не так уж виноваты. Они жили, как могли, как у них получалось. Получилась я. Они могли оставить меня себе. Предпочли поступить честно: не хотели растить ребенка – сдали в детский дом. Подло? Возможно. Безответственно? Сто процентов. Но это их решение, они посчитали нужным сделать так. Знаешь, Илья, все мы изначально приходим в этот мир в разных условиях. Одни рождаются и растут в семьях олигархов, другие – в семьях священников, третьи – у врачей, четвертые – у матерей-одиночек. Я вот – в детдоме. Но кем человек станет, когда вырастет, зависит только от него. Родители здесь ни при чем. Они проживают свою реальность, ребенок – свою. Иногда эти реальности соприкасаются, совпадают, перекрещиваются, но никогда не объединяются.
— Мне кажется, что я сплю, — продолжила Вита. — Думаю, говорю, улыбаюсь, жестикулирую, ругаюсь, но не по-настоящему, а понарошку. Как кукла. В любой момент я могу вдруг проснуться и обнаружить, что реальность совсем не такая, какой я привыкла ее считать.
Она повернулась ко мне и пристально посмотрела в мое лицо, словно хотела что-то в нем обнаружить. Или на что-то решиться.
— Почему про любовь говорят, что она слепа? – спросила Вита. – По-моему, совсем наоборот: любовь открывает нам глаза. Только когда по-настоящему любишь другого человека, видишь все его мельчайшие достоинства, о которых никто, даже он сам, не подозревает. Видишь его таким, каким он хотел бы видеть себя. Таким, каким он может стать.
Она придвинулась ко мне, погладила рукой по щеке. Прикосновение ее пальцев было нежным, как щекотание беличьей кисточки. Но это еще не все. Вита приблизила свое лицо к моему…
…и поцеловала меня в губы…
… так, как ни одна девушка еще не целовала —
словно в последний раз,
за мгновение до того, как шагнуть с обрыва.
Я прекратил бездействовать. Мы двигались в упоительном танце. Сквозь кувырки из пламени в вечность я услышал ее шепот:
— Спаси меня.
11 октября 2013. Золотые Ключи.
Я настоящий царь: с дворцом и царицей. Для полного счастья не хватает царевичей и какой-нибудь небольшой победоносной войны. Царство не царство, если в нем нет битв.
С царицей своей я почти сутки не виделся. Когда проснулся вчера утром, не застал ее на диване рядом с собой. На столе стояла кружка с теплым чаем, там же лежала записка:
«Илья, спасибо тебе за все. Мне надо немного побыть в одиночестве. Приходи завтра».
Ох уж эти девушки, все бы им раздумывать да разбираться в своих чувствах. Ну ладно, в конце концов, она же царица.
Всю ночь мне снились кошмары. То убегаю от прайда львов, то на меня изрыгает пламя трехглавый дракон, то захватывает в плен группа террористов. Звучит смешно, но когда спишь, проживаешь эти события, будто наяву. Не очень приятное ощущение, врагу не пожелаешь.
Проснулся я в липком поту на том моменте, когда террористам пришло письмо от моих родителей, в котором говорилось, что выкуп за меня платить не собираются, так как я был плохим сыном. Бандиты скрутили мне руки, а их главарь достал нож и начал приближаться. Тут в дверь позвонили, но террористы почему-то не отреагировали. Звонок раздался во второй раз, и снова преступники не пошли открывать. В тот миг я проснулся и увидел, что лежу на диване в холле своего дворца. Только успел с облегчением подумать: «Ох, это всего лишь сон», — как в третий раз услышал дверной звонок. Наяву. Значит, кто-то пожаловал ко мне. Вита! Соскучилась и, решив не дожидаться, пока я проснусь, пришла сама, первая.
Я вскочил с дивана и, натянув домашние штаны, открыл дверь. На пороге стояла Ольга Николаевна.
— Доброе утро, Илья.
— Здравствуйте, — я потер сонные глаза. – Заходите, присаживайтесь в кресло. Чаю с конфетами?
— Нет, спасибо, — Ольга Николаевна осталась стоять. – Это тебе.
Она протянула мне какой-то конверт.
— Что это?
— Вита оставила.
В конверте находился сложенный вдвое лист бумаги. Я развернул его и сразу узнал почерк Виты.
«Илья, когда ты прочтешь это письмо, я буду далеко от Золотых Ключей. Сегодня я уезжаю в Сочи, а оттуда – в другой российский город. Почему так уверенно пишу, что непременно покину Ключи? Я чувствую, что мне незачем больше здесь оставаться. У дворца нет причин далее удерживать меня. Я ему не нужна, и он не имеет смысла для моего сознания, моей души.
Жизнь в Золотых Ключах сильно влияет на всех, кто вольно-невольно здесь оказывается. В этом поселке время становится болотом, засасывающим в свои неизведанные глубины, а одно мгновение, как жвачка, растягивается на месяцы, годы – ровно настолько, сколько человек пребывает во дворце. Есть отличное латинское выражение: «Unus dies gradus est vitae», — переводится как «один день – ступенька в лестнице жизни». Дворцы в Золотых Ключах – это и есть только ступенька… Ступенька к самому себе.
Я поднимаюсь на ступеньку выше. Не знаю, что меня ждет, но могу точно сказать: до тех пор, пока есть лестница, по ней стоит подниматься. Если же застрянешь на одной ступеньке, то даже если это золотая ступенька, дарящая все блага мира, ты неминуемо проиграешь.
Я не хочу проигрывать – обидно быть лузером. Поэтому уезжаю.
Ты сначала будешь злиться на меня, считать, что я тобой хладнокровно воспользовалась и, конечно, ни капельки не любила как мужчину, не ценила как друга.
Надо ли говорить, что это совсем не так?
Но, Илья, если я останусь, мы навсегда застрянем здесь, на краю света, в твоем или моем роскошном дворце, которых, если верить Баронову, не существует. У нас появятся дети, обреченные жить в созданных нами ненастоящих замках.
Когда поймешь меня, ты перестанешь сердиться и сможешь вырваться из своего призрачного дворца.
Прощай, Илья. Ты помог мне сделать шаг вверх по лестнице. Хочется верить, что и я оказалась хотя бы немного полезной для тебя.
Вита»
Пока я читал, с каждой строчкой росло ощущение, что мой ночной кошмар не так уж был и страшен. Вита-Вита, что же ты наделала? Неужели мы вместе не нашли бы способ покинуть проклятые дворцы?
— Я пойду? – робко спросила Ольга Николаевна.
— Да-да, — рассеянно ответил я. – Спасибо.
Не в силах держаться на ногах, я опустился в кресло. Перед глазами так и стояло лицо Виты в моменты наших прогулок, во время нашей единственной ночи. В голове всплыли строки ее письма. Вита хотела идти по ступенькам ввысь, к свободе, к самопознанию, а я тянул ее назад, вниз. Решила, что наш союз – это камень на шее, и с легкостью его сбросила. Она все для себя разложила по полочкам.
Я так не могу – четко представить, какое место в моей жизни занимает Лена, какое – Вита, какое – работа, а какое – Золотые Ключи с их дворцами, будь они неладны? Как они на меня влияют? Что за роль играют в моей судьбе? Если бы я узнал это, то приблизился бы к идеалу себя. Но я, увы, далеко не образец, не «наилучшее состояние», а несовершенство из несовершенств, кривое зеркало, испорченный арбуз. Удивительно, как я раньше мог считать, что во мне нечего менять? Да меня всего надо разобрать на кусочки и каждый из них заменить! Права Вита: я утянул бы ее на дно, покрытое илом, и она никогда не всплыла бы на поверхность. В ней есть какая-то гениальность души, свет, неординарность, ум. А я всего лишь обычный московский парень Илья, двадцати шести лет от роду, который со всем этим столкнулся впервые и не сумел ни распознать, ни удержать. Меня хватает лишь на то, чтобы принять происшедшее как должное, и не держать зла.
Мне стало невмоготу сидеть во дворце, и я вышел на улицу. Только что закончился дождь. К двери дворца Ольги Николаевны жался промокший белый котенок. Стены и земля были темными от дождя, а белизна котенка смотрелась вызывающе, даже неприлично. Темные, мрачные стволы деревьев, ветки без листьев, — а котенок пушистый. Я не видел глаз котенка, но знал, какие они сейчас. Глаза брошенного котенка — вот тема! На улице мало кто помнит, что такое сострадание, — никто никогда не останавливается у таких промокших котят. Когда начинается дождь, все судорожно разбегаются. Водобоязнь — один из признаков сумасшествия. Можно сказать, что мы все безумны? «Мама, мы все тяжело больны. Мама, я знаю: мы все сошли с ума[6]». «Мария, как в зажиревшее ухо им втиснуть тихое слово[7]?» Цитаты, одни цитаты. Сам-то ты что можешь, Илья Владимирович? Существовать тихо, безмятежно, как амеба? Кстати, что ты, Назаркин, о себе думаешь? Ты хороший человек или сволочь? Ага, язык не поворачивается сволочью себя назвать? А хорошим? Тоже не поворачивается! Ладно, будем считать, что ты где-то посередке, и твоя задача сместиться в лучшую сторону. Как? Кто ж его знает? А кому же это следует знать, как не мне? Наверное, мне не хватает любви к миру, стремления быть связанным с Вечностью, чистоты мысли… Словами не выразишь. «Все слова — пи…ж», — ведь сказал же Егор Летов. Что поделаешь, опять цитата! Я сегодня, прямо-таки, кладезь цитат. А вообще, всё это не так уж сложно, только…
Я представил, как возвращаюсь из Золотых Ключей в Москву и сразу погружаюсь в бессмысленную шелуху, которой от нечего делать человек окутывает себя. Буду ходить на работу, писать программы, в перекурах обсуждать с коллегами тачки, баб и бухло. После работы – ужин в одиночестве, потом – тусовки, надо же найти новую девушку. Когда найду, она переселится в мою холостяцкую квартиру, и все пойдет по-прежнему.
Но я не хочу по-прежнему. Я хочу, чтобы в моей жизни были ветра с четырех сторон, волны рек, озер, морей и океанов, нехоженые тропы, неизведанные земли, неведомые слова. Грозы и тихие рассветы, багряные закаты и ноющие дожди, снега по колено и теплые весенние ручьи. Чтобы каждый день был не похож на предыдущий. Чтобы каждый миг приносил новое открытие. Чтобы с каждым вздохом я становился хотя бы чуть-чуть лучше, чище, добрее. Совершеннее.
Сбоку я уловил какое-то движение. Повернулся и увидел, что стены моего дворца начинают шататься. Их колебания быстро усиливались. Я понял, что если останусь на месте, то окажусь придавленным, и, что было сил, побежал прочь от дворца.
Я мчался и слышал, как за спиной рушились каменные стены. Их грохот отдавался в моих ушах залпом целого арсенала орудий, но я не оборачивался. Наконец шум прекратился, и даже тогда я не бросил взгляда назад. Дворец перестал быть для меня привлекательным — что в целом состоянии, что в виде бесполезной груды руин.
Я смотрел вперед и видел грунтовую дорогу, в которой сошлись тысячи путей. Я мог следовать по любому из них. Это было удивительное ощущение, новое, свежее, как утреннее парное молоко. Моя душа, будто подросток, впервые вырвавшийся на ночную дискотеку, лихо отплясывала канкан и джигу. Рядом мурлыкало свою песенку Черное море, а ветер подпевал и подтанцовывал, выделывая сложные па над синими – вопреки названию – волнами и удивительно чистым белым песчаным берегом.
II. Геннадий Сошников
Геннадий Игоревич Сошников был человеком незаурядным, но тридцать восемь лет прожил довольно однообразно. Ходил в детский сад, в школу, поступил на юридический факультет. Собственно, к изучению законов и кодексов склонности у него не отмечалось, но когда дед всю жизнь проработал прокурором, а отец – народным судьей, то выбор невелик. Голова на плечах Сошникова-младшего имелась неглупая, лентяем молодой человек не был, поэтому юрфак он окончил с заслуженным красным дипломом. Даже недоброжелатели не могли сказать, что, мол, это дело рук влиятельного папы.
После окончания вуза Сошников устроился на работу в юридическую консультацию, зарекомендовал себя как блестящий специалист, через несколько лет получил статус адвоката. Папы-судьи к тому времени уже не стало, но Геннадия с распростертыми объятиями приняли в Центральную городскую коллегию адвокатов. У Сошникова не было отбоя от клиентов, и, как следствие, водились немалые денежки.
Как и карьера, личная жизнь Геннадия протекала без бурь и потрясений. В студенческие годы у него случилось два – три романа, завершившихся «по обоюдному согласию». Первые пару лет после выпуска жил в гражданском браке с молодой актрисой городского Театра юного зрителя. Она обладала определенным драматическим талантом и большими амбициями, не позволявшими ей засиживаться в провинциальном городке. «Ничего себе «провинциальном» — областной центр на четыреста тысяч жителей», — возражал Геннадий, но актриса была непреклонна: либо он едет в Москву с ней, либо она отправляется одна. Сошников поразмыслил и отпустил гражданскую супругу в свободное плавание. Пробиться на сцену Большого театра ей не удалось, но в телеящике ее лицо периодически мелькало в зрительном зале различных ток-шоу. Геннадий горевал недолго. По правде говоря, он не горевал вообще.
Милу — Людмилу — Сошников встретил на празднике у друзей. Она была его ровесницей, но, несмотря на молодость, уже работала директором Института психологии, педагогики и социальной работы городского университета. Мила устраивала Геннадия во всем: красивая, образованная, при должности – отличная пара для преуспевающего адвоката. После полугодового срока ухаживаний он предложил ей выйти за него замуж и получил согласие.
За одиннадцать лет брака супруги Сошниковы нажили коттедж в пригороде, две квартиры в городе, «Porsche Cayenne», «Mitsubishi Pajero», сына и двух терьеров. И вот, когда Геннадию исполнилось тридцать восемь лет, в его жизни настал момент сомнений. Для Сошникова это было неожиданностью, потому что он никогда ни в чем не сомневался.
«Вот! Достиг, чего хотел. А дальше что? — спрашивал себя Геннадий. — Не знаю. Всё: мое развитие на этом закончено — теперь остается жить да пользоваться этими квартирами-машинами. Всю жизнь».
У него возникла мысль бросить все и уехать на край света, но он отмел ее как нелепую. Вероятно, Геннадий продолжал бы вести размеренное, упорядоченное существование. Но, на свою беду, а может быть, на счастье – он сам еще не разобрался – встретил Ангелину Покровскую.
Она ворвалась в его офис, как «каравелла по зеленым волнам», как «вешние воды», «дыша духами и туманами». Увидев ее стройную фигуру в сиреневом пальто до колен, с которым контрастировали желтые шарф и шляпка с длинными полями, Сошников так и прирос к стулу. Когда женщина сняла верхнюю одежду и головной убор, адвокат потерял дар речи. На него смотрели глаза настоящей авантюристки. Геннадий голову дал бы на отсечение, что именно такой взгляд был у корсаров и флибустьеров. Мата Хари, Сонька Золотая Ручка, леди Эмма Гамильтон, княжна Тараканова – нервно курили в сторонке. У Геннадия возникло ощущение, будто из зрачков посетительницы идут импульсы, которые разрезают его глаза, врываются в них и по зрительному нерву проходят в мозг, захватывая каждую серую клеточку, лишая способности соображать.
— Здравствуйте, я покупаю квартиру и пришла проконсультироваться по поводу возможных подводных камней, — нежным голосом произнесло очаровательное создание.
Сошников ответил: «К вашим услугам. Меня зовут Геннадий». Встал, чтобы подвинуть ей кресло, да задел локтем вазу: цветы высыпались, и вода вылилась — прямо Ангелине на платье. Покровская улыбнулась и сказала, что адвокат открыл удачный, принципиально новый способ дарить букеты. В качестве извинения Геннадий пригласил ее на ужин. И – завертелось-закрутилось!
Отношения Покровской и Сошникова развились закономерно. Интересный, обеспеченный тридцативосьмилетний мужчина, тридцатидвухлетняя дама творческой профессии (музыкант городского симфонического оркестра), полная жажды приключений… Всё до безобразия статистично.
Через два месяца их головокружительного романа Ангелина предложила:
— Котик, поедем на море?
— В январе? – Геннадий ожидал авантюры, но не такой же.
— Почему нет? На нашем юге сейчас плюсовая температура. Можно гулять по берегу и любоваться зимним морем. К тому же я нашла интересное место, где можно поселиться. В настоящем дворце! Ты будешь царем, а я твоей царицей.
— Я был в этом году на море, — попробовал было сопротивляться Сошников.
— Но не со мной же, — улыбнулась Покровская.
— А что я жене скажу?
— Что едешь на научную конференцию.
Третьего января Геннадий и Ангелина прибыли в Сочи. Их встретил менеджер турфирмы Анатолий Баронов и проводил во дворец. Десятого января — в день отъезда – парочка обнаружила, что не может покинуть Золотые Ключи.
Так началась их вынужденная многомесячная совместная жизнь, за которую отношение адвоката к Ангелине прошло три стадии. Если их охарактеризовать кратко, то выглядело это следующим образом. Первая: «Лучше нее не бывает». Вторая: «Она такая же, как другие. Все бабы одинаковые». Третья: «Как я устал! И что я в ней нашел?»
Людмиле Сошников позвонил сразу, когда понял, что застрял в Золотых Ключах надолго. Адвокат честно изложил жене всю историю о дворцах, правда, умолчав о существовании Ангелины, и строго-настрого запретил приезжать к нему: «А то оба останемся здесь, а за сыном, собаками и имуществом кто смотреть будет?» Людмила была женщиной здравомыслящей и признала резонность этого довода, поэтому для Геннадия оказалось полной неожиданностью одним ноябрьским утром открыть дверь своего дворца и увидеть супругу, нажимавшую на кнопку звонка. Госпожа Сошникова в соответствии с погодой была одета в приталенный белый кожаный плащ, а на ее голове красовалась какая-то, видимо, модная серая шапка-берет, из-под которой выбивались темно-каштановые локоны. «Покрасилась», — машинально отметил Геннадий (жена была природной светлой шатенкой). Вдруг он почувствовал, что соскучился по ней: десять месяцев – почти год – не виделись.
— Привет, Гена, — произнесла Людмила своим низким голосом. – Не ждал?
Растерявшийся адвокат в ответ издал нечленораздельное мычание.
— Понятное дело, не ждал, — констатировала жена и вручила ему чемодан. – Ну, впускай в дом. Ты, я вижу, неплохо устроился.
Тут Сошников вспомнил, что внутри дворца находится Покровская, и только сейчас до него дошло, в каком положении он оказался.
Людмила отодвинула мужа плечом и вошла во дворец.
— Ого! Вот это интерьер! – восхитилась она, оглядывая пространство. — Слушай, Ген, нам надо такую колонну в коттедже сделать. А ковры на стенах давно вышли из моды – сейчас снимем.
— Генусик, кто там? – раздался мелодичный голос, на лестнице появилась Ангелина, спускавшаяся со второго этажа. Увидев незнакомую женщину, она осеклась и нахмурилась. – Здравствуйте. Вы к нам?
— Та-ак, — брови Людмилы поползли вверх, и она повернулась к мужу, – вот, значит, как «вынужденно» ты застрял здесь?
— Мила… Мила… Это не то, что ты подумала, — пролепетал адвокат. – Я тебе сейчас все объясню.
— А чего тут объяснять? – перебила жена. – И так все ясно: пока я там тружусь, ты здесь с этой… прохлаждаешься.
Геннадий, наконец, оправился от неожиданного визита Людмилы и обрел дар речи:
— Мила, Лина – такая же жертва, как и я. Она тоже хочет уехать, но ее не отпускает дворец.
Он в подробностях сообщил уже известную жене из телефонного разговора историю. По окончании его рассказа Сошникова резюмировала:
— Я поняла. Ладно, пусть дворец тебя не отпускает. Теперь я здесь, и все будет по-другому. Сперва-наперво надо выяснить, почему он удерживает тебя. Когда мы это поймем, то сможем убраться отсюда. Только без нее, — Людмила указала пальцем на Ангелину. — Она пусть сегодня же уезжает.
— Ее тоже дворец держит, — робко заступился за любовницу Геннадий.
— Держит в Золотых Ключах. А за дверь – вполне отпускает. Пусть она идет на частную квартиру к какой-нибудь местной бабке.
— Еще чего! – вмешалась Покровская в разговор супругов. – Я первая въехала в этот дворец и отсюда ни ногой! Если хотите, сами идите на квартиру к бабке.
— Я законная жена! – взревела глава Института психологии, педагогики и социальной работы. – А ты нет никто, и звать тебя никак!
— Ага, — ехидно согласилась Ангелина, — поэтому он от тебя ко мне ушел.
— Генка! – обратилась Людмила к мужу. – Ты к ней ушел насовсем или просто позабавиться?
— Я… я… Нет… Да… То есть… Эээ, — только и заикался Геннадий.
— Вот видишь, — с торжествующим видом повернулась Сошникова к Покровской. – Он с тобой просто поиграть решил ради развлечения. Так что, краля, шуруй отсюда.
— Сама шуруй, цыпа! – не осталась в долгу Ангелина.
В общем, две интеллигентные женщины, педагог и музыкант, разругались, как базарные торговки. Предмет раздора – Геннадий – стоял у двери и не принимал участия в дискуссии. После обмена яркими эпитетами, образности которых позавидовали бы завсегдатаи подростковых дворовых компаний, женщины сошлись на том, что все трое остаются жить во дворце до тех пор, пока ситуация не прояснится. Покровская заняла комнату, в которой они предыдущие месяцы жили с Геннадием. Сошникова облюбовала просторные апартаменты в правом крыле дворца. Адвокат попал в двусмысленную ситуацию: в одном доме с ним поселились жена и любовница. Естественно, каждая ждала, что Геннадий будет спать только с ней. А он не мог со спокойной душой жить в комнате с одной из женщин, зная, что та, другая – здесь, за стеной. И, по совести говоря, Сошников не знал, с кем предпочел бы остаться.
С Людмилой его связывали долгие годы брака, однако жить с ней означало загнать себя в рамки упорядоченного существования. Ни шага влево, ни шага вправо. Поэтому Сошникова некогда потянуло к Ангелине – она вносила в его жизнь элемент живительного хаоса. Но некоторое время назад Геннадий обнаружил, что сумбур и кавардак Покровской его раздражают не меньше, чем организованность и размеренность Людмилы. В его отношениях с обеими было что-то одинаковое. Свои ощущения Сошников попытался выразить в мыслях: «Я женился на Миле не по расчету, что бы ни говорили сплетники, а потому что хотел идти по жизни именно с ней. Я ее уважал, восхищался ее деловитостью, целеустремленностью, энергией. Любил ли? Конечно, нет. Я вступил в связь с Линой, потому что был восхищен ее неординарностью, эксцентричностью, смелостью. Но ее я тоже не любил. Я не люблю обеих, поэтому отлично вижу их недостатки. Мила узко мыслит, приземленная. Лина, наоборот, инфантильная, оторвана от реальной жизни. Я же, как дурак, прилип сначала к одной, потом к другой, в надежде найти человека, более умного, чем я. А нашел двух глупых, подобных мне. И вообще, пошли они, эти бабы! Я эгоист, никого не люблю, а зачем жить с нелюбимыми? Честнее быть одному».
Геннадий поднялся на второй этаж. К счастью, не столкнулся ни с одной из женщин: Людмила принимала ванну, а Ангелина ушла в салон красоты. Адвокат наспех покидал свои вещи в чемодан и отправился на остановку. Ждать транспорта пришлось недолго. Усевшись на сиденье позади водителя и почувствовав, как автобус трогается с места и набирает скорость, Сошников испытал облегчение, словно камень с души свалился. Через десять минут адвокат уже был в Сочи, откуда через пару дней уехал в свой родной город. Когда Геннадий очутился в своей квартире, до его сознания вдруг дошло, что у него получилось покинуть дворец и Золотые Ключи.
Через пятнадцать минут после того, как Сошников сел в автобус, Ангелина вернулась во дворец, преображенная стараниями парикмахера. Женщина прошла к себе в комнату, чтобы наложить маску на лицо, – уход за кожей Покровская предпочитала осуществлять сама, без помощи косметологов. Щедро намазав лоб и щеки смесью из меда и яичных желтков, Ангелина уселась к телевизору. В это время ее соперница закончила принимать водные процедуры. Смыв остатки геля для душа, Людмила вылезла из ванны и завернулась в широкое махровое полотенце.
Внезапно дворец исчез. Непонятно, как это получилось, но еще секунду назад на земле стояли добротные, толстые стены, а потом – раз! – и куда-то делись. Вместе с креслами, шелками-бархатами, персидскими коврами и польским фарфором. На песке остались лишь две женщины. Одна практически голая, из одежды на ней было только мокрое полотенце. Другая – в кружевной сорочке и с желто-коричневой массой, густо покрывавшей лицо. Женщины растерянно обвели взглядом пространство вокруг себя, потом посмотрели друг на друга и в один голос воскликнули:
— Вот шельмец!
Дама в кружевной сорочке спросила, поежившись от ветра:
— Что делать будем?
Ее собеседница закуталась поплотнее в полотенце и ответила:
— Что-что? К местным бабкам пойдем – думаю, найдут для нас какую-нибудь одежду.
И женщины дружно зашагали по направлению к частным домам поселка.
—
В небольшом одноэтажном домике на краю света, в уютном кресле, обитом синей замшей, сидел стройный мужчина средних лет и пил ароматный зеленый чай. «На краю света» — возможно, преувеличение, так как действие происходило в центре крупнейшего материка, в известном курортном поселке, на берегу одного из самых красивых и великих морей мира. Но когда стоишь на берегу моря – неважно, какого, — кажется, что здесь, в этой точке, заканчивается земля.
Чай в кресле пил Анатолий Баронов. Если посмотреть в тот момент на его лицо, можно было подумать, что он смеется. Однако при внимательном взгляде становилось понятно: менеджер серьезен, как волк, высмотревший неосторожного зайца.
Как заяц, поздно заметивший нападающего волка.
Допив ароматную жидкость из кружки, Баронов посмотрел в окно. Вдали золотом искрилась на осеннем солнце крыша единственного дворца, оставшегося на побережье. В нем, в простом деревянном кресле сидела красивая пожилая женщина. Если бы ее кто-то увидел в тот момент, то сказал бы: «Она плачет». Но в ее усталых глазах не было ни слезинки: лишь надежда на скорую встречу с супругом.
Анатолий вздохнул, покачал головой. Затем встал, пересел к ноутбуку. Зашел в почтовый ящик, открыл форму для отправления письма. В строку «кому» ввел пять электронных адресов.
Через пару минут три человека в разных уголках страны получили письмо:
«Сдаются дворцы на черноморском побережье. 10 т.р./мес. Сбор перед зданием ж/д вокзала г. Сочи 01.11.2013 в 09.00».
[2]Бог северного ветра в древнегреческой мифологии.
[3]Бог западного ветра в древнегреческой мифологии.
[4]Бог восточного ветра в древнегреческой мифологии.
[5]Бог южного ветра в древнегреческой мифологии.
[6]Из песни группы «Кино».
[7]В. В. Маяковский «Облако в штанах»
