Отцепив прицеп и закачав почти 300 литров солярки в баки, мы встали на пороге салымских болот. Они начинались буквально за крыльцом придорожного кафе. Легкое марево колыхалось в створе просеки, доносился пряный запах болота. Я набрал главного инженера сейсмопартии и сказал, что мы выдвигаемся в их сторону...
Мансур будто бы тяжело выдохнул: «Одной машиной?.. Спутниковый телефон у вас есть?» В голосе читалось сомнение. Что говорить, тревожные мысли терзали и меня. 260 километров по болотам невозможно преодолеть без серьезных застреваний и поломок.
Перед поездкой я изучал спутниковые снимки: 95% пути составляли верховые болота. Разбитые зимники петляли по болотам разного типа: от сравнительного проходимого пошвора (залесенного болота) до едва проползаемых рямов и непроходимых лыв. От вида некоторых участков откровенно «сосало под ложечкой», окна болотных озер напоминали дыры к центру земли. Останавливающий потенциал ландшафта был угрожающе высок.
До лагеря геологов
До лагеря геологов предстояло пройти 130 км – это сутки в пути, 10-14 ходовых часов. Не исключено, что крепко застрянем или сломаемся. Надо быть готовым к томительному ожиданию, муторным переговорам через кривого оператора Глобалстар. Все затянется на неделю и дольше. Таких историй я знал много. И чем больше я думал, тем сильнее идея наземного путешествия одной машиной казалась мне авантюрой. Но отступать было некуда. Да и подход водителя Игоря к поездке вселял уверенность. Как и многие северяне, он имел патологическую страсть к бездорожью и его преодолению с помощью разных агрегатов. Он сам тюнинговал болотоход, имел хороший наезд и опыт обслуживания. Видно было, что он верит в машину. Я старался уверовать вслед за ним, но мешало практичное знание о всепоглощающих болотах.
Мы договорились, что нас подхватят, когда доедем до леса, внутри которого спрятался лагерь сейсморазведки. Заезжать в урман Мансур категорически запретил – убьем технику на пеньках. Лес был окружен обширными верховыми болотами, с густой сетью озер. Медвежий угол. По пути нет хантыйских селений или угодий – абсолютная пустота, свойственная водоразделам самого большого в мире болота. Летом партию связывал с миром вертолетом, но летал он редко. Прилететь на нем значило провести в лагере пару недель до следующей перевахтовки.
Сургутское Приобье
Для средней Оби верховые болота – основа ландшафта. Сотни километров пружинистых мхов и бездонных хлябей. Водоразделы Сургутского Приобья такие плоские и низкие, что реки не успевают прокачивать воду в Ледовитый океан и она депонируется в торфяной толще. Влажный климат голоцена превратил сибирские леса в болота. Растительность не сгнивает, а накапливается в поверхностном слое, и эта подушка нарастает с каждым годом. Со времен последнего оледенения накопились десятки метров торфа и сапропеля. Снизу есть твердая земля, но никто ее не видел со времен палеолита. Кажется, что вся эта моховая шапка плавает на воде, что весь мир создан из этой воды. Так, по крайней мере, говорится в мифах хантов и манси.
Истоки рек теряются в болотах, многие начинаются с озер посреди болот, текут под сплавиной десятки километров и потом изливаются в леса. Скрытые реки – самые проблемные места для проезда. Поверхность может быть едва схвачена растительностью, скрывая бездну. Езда по болотам – целая наука, и зимников в одном направлении может быть много: на разную технику, разные сезоны. Никакого постоянства, никаких гарантий, все ситуативно.
Езда по болотам
Сдюжит ли транспорт? Нам предстояло двигаться на легком болотоходе конструкции Алексея Гарагашьяна. Двигался он за счет больших колес низкого давления диаметром более полуметра с грунтозацепами, напоминающими лопасти водяного колеса. Японский дизель, соединенный с ВАЗовской коробкой передач вселял уверенность. Подобно небольшому трактору он совершал поворот блокированием одного из бортов. Единственный минус – стоимость вездехода. Нанять его с водителем немногим дешевле, чем вертолет.
Водитель Игорь тоже смотрел спутниковые снимки и согласился, что выбранный маршрут оптимален с точки зрения затрат и рисков. По этому вопросу между нами было согласие, что важно, потому что нет ничего хуже причитаний водителя, который не ожидал, не рассчитал, не там поехал. Сначала все шло хорошо: первые 20 км, где болота чередовались с сосновыми гривами, были отсыпаны при обустройстве месторождения. Но когда кончилась дорога и лес, мы буквально поплыли: 3-4 км/ час по абсолютной няше. Местность вокруг месторождения была разбита гусеницами, и это был самый тяжелый участок пути.
Следующие сорок километров зимник был лучше, оставляя вариант проезда по обочине. Скорость выросла до 7-8 км/час. Мы ползли вдоль, наискосок, галсами, периодически плюхались на днище и греблись по трясинам. Приходилось постоянно мониторить спутниковые снимки, пытаясь предугадать, что нас ожидает, не лучше ли объехать. Машина раз за разом демонстрировала способность выбираться из трясины без лебедки. Когда в этой способности я удостоверился десятки раз, пришло некоторое спокойствие – медленно, но верно мы ползли по намеченному треку.
Заозеренный водораздел, который пугающе выглядел на космоснимках, мы спокойно преодолели на закате первого дня, и шанс доехать до леса вдруг стал довольно ощутимым. Из поломок – лопнула пружина на фрикционе, но Игорь этого ожидал (первая лопнула давно) и заменил ее на запасную. Это была скорее штатная замена, чем поломка так таковая. Однако при ином раскладе это был бы конец пути.
Другая планета
С утра туман окутал низкорослый сосняк и проявились многочисленные паучьи сети – буквально весь лес был окутан ими. Вот чье это царство! Я подошел к паутине и один из круживших вокруг меня кровососов прилип к сети. Она дрогнула, и душегуб поспешил к жертве. «Чертова эволюция!» – подумал я и вернулся к машине. Каждый шаг отдавался упругой вибрацией болота. Мы спали с задраенными люками, несмотря на вечернюю духоту – воздух вокруг жужжал и пищал.
Враждебность окружающего мира, который полгода хочет тебя заморозить, полгода сожрать, казалась вопиющей. Но утро было приятным, мы искупались в одном из озер по пути, плюхнув туда машину из озорства. Было странное ощущение тотального одиночества, нахождения на другой планете. «Пандора!» – подумал я. Первый раз я столь остро ощутил бесчеловечность ландшафта, неприспособленность болот для двуногих существ. Здесь надо пресмыкаться, ползать, равномерно распределяя нагрузку на поверхность. Еще лучше летать. Шины низкого давления были компромиссным вариантом. Мы оставляли едва заметный след, а мягким шипеньем пневматики напоминали пришельца.
Болотная река
Вторая часть зимника была много лучше: мы удалились от освоенной части. Тянулась красивая болотная саванна. Нетронутость пейзажа настраивала на мирный лад. В какой-то момент колеи стали петлять и растворяться, – следовать им стало бессмысленно. Мы поехали прямо, выбирая ориентиры по курсу. Так угодили на болотную реку в несколько сот метров шириной. Она маскировалась под луг, заросший осотом и подорожником. Цепляться колесам было не за что, и мы греблись со скоростью ползущего человека, настороженно глядя за борта. Случись что – не выйти. На обратном пути решили это место объехать.
Далее путь преградил исток небольшой речушки, заросший лесом. Один зимник пересекал ее напрямик, другой вел кругом. Мы выбрали первый вариант и на переправе хлебнули адреналина. Русло было завалено бревнами, заросло кустами и высокой травой. Без разведки мы ринулись вперед и принялись скакать по бревнам. Пару раз мы вставали свечкой и поймали несколько опасных кренов, прежде чем мы выбрались на другую сторону. На обратном пути это место тоже решили объехать.
Сейсморазведка
В середине второго дня мы достигли разведочной скважины, – она произвела впечатление миража. Настолько чуждая болоту конструкция, что хотелось протереть глаза. Вышка громыхала, загоняя трубу в земную твердь. Мы не сразу нашли главного, чтобы связаться с сейсмиками, до которых осталось не более 15 км. Наш спутниковый телефон отказывался ловить спутники. Буровики ничего не знали о работе сейсмопартии: весь их мир был ограничен периметром 300 на 300 метров, география местной мысли простиралась не вдоль, а вглубь земли, высматривая среди пачек, свит и толщ нефтеносный горизонт. Это была причудливая островная жизнь большого болотного континента – колонизация в чистом виде. Одни нарезают игровое поле на лицензионные участки, вторые – разыгрывают лоты, третьи – торгуются, четвертые – разведывают, пятые – бурят, шестые – эксплуатируют, седьмые – перекачивают. Кончится нефть – кончится жизнь, надо искать новую площадь.
Конкретно это месторождение было выявлено в советские годы, но в связи с его незначительностью и удаленностью освоение отложили до лучших времен. Время пришло. Сейсморазведка оконтуривала углеводородную залежь, буровики определяли качество продукта, дебит участков. И те и другие были подрядчиками одной нефтяной компании, но даже две соседние буровые площадки жили в автономных мирах, не зная, что связаны автозимником. Мы не раз помянули мастера крепким словом за то, что он отправил нас не по зимнику, а по сейсмопрофилю. Ехать по профилям на шинах низкого давления было крайне опасно из-за острых пеньков болотных сосен. Зимник же, напротив, оказался в идеальном состоянии. По нему один раз протащили буровую установку и с тех пор не использовали.
Танковый слалом
Мансур просил отзвониться, когда мы достигнем профиля 5965, но профилей было слишком много, нумерация непонятного направления, и мы решили вызвать сейсмиков на перекресток, который сочли ближним к лагерю. Зубчатая полоска темнохвойных деревьев уже возвышалась поверх болотного сосняка. До базы было осталось 6-7 км танкового слалома из грязи и пней. Следы танков по некоторым профилям указывали, что сейсмики все же выбирались из своего урмана на болото.
Кружным путем – через город – удалось передать координаты сейсмикам. Вскоре я получил подтверждение, что танк выехал навстречу. Потянулось томительное ожидание. Небо затянула адская туча, прогремело, и начался сильный ливень. День кончился в четыре часа дня, резко перейдя в сумерки (как оказалось, на несколько дней). Лес стал чертовски мокрым, душным, земля сырой. Комары возбудились до писка в ушах. Приезд сейсмиков обещал быть драматическим, как в «Сибириаде». Давила неопределенность и непредсказуемость предстоящих поисков – в мокрой тайге много не наработаешь. Такие дни лучше пережидать: слишком тяжело все дается, работа буксует или срывается.
Танк мы услышали задолго до того, как увидели. Дизель ревел рывками как бешеный слон. Потом высветлились фары сквозь падающие деревья, мелькнула оранжевая кабина. Танк выехал по другому профилю и нагонял нас по зимнику. Одной гусянкой он давил на обочине сосенки, второй рвал торф зимника – взлохмаченный фарш высоко взлетал позади. Так зимники и превращают в кашу. Гусеничные машины были эхом войны и рассчитаны на пролом препятствий. Невозможно любить лес, работая на такой технике. Сейсморазведка воевала с лесом, шинкуя его на квадраты и скача по пенькам, чтобы протянуть кабели. Типичный вездеход помят, заварен, пахнет смесью соляры, масла и прикипевшей к корпусу грязи. Внутри либо душное тепло, либо железный холод. Всегда дискомфортно.
Танк нарочно замер в полуметре от нас, заставив вздрогнуть. Это была машина на базе МТЛБ с болотными гусеницами. В кабине сидело двое. С пассажирского сиденья вылез седобородый лысый муж, начальник топоотряда. Я вынул из планшета космические карты и показал, куда нам надо. Все упиралось в количество времени, которое требуется для проезда в означенные места – профили туда еще не прорубили. Смешные для города расстояния становились труднопреодолимыми из-за буреломной тайги и неблагоприятной погоды. Имея всего сутки-двое в распоряжении, следовало эффективно распорядиться отпущенным временем, наметить основные цели. Дальше самими нечего было и думать пройти – с Игорем пришлось расстаться.
Жизнь сейсморазведки
Следующие сутки были очень напряженными. Я будто попал в заповедник дизель-панка. Увиденное оставляло ощущение последних дней, параллельной реальности, где карибский кризис закончился разменом ядерными ударами и выжили только безумные максы на чадящих машинах. Меня вернули в целостность спустя сутки. Игорь жег большой костер, а его сказочная машина выглядела игрушкой из мира, где добрые феи добывают нефть трубочками для коктейля. Я был опустошен и никак не мог подобрать приличные слова для описания увиденного. Видя мои мучения, Игорь резюмировал: «Что!? Так жить нельзя!?» Верно, хотя не случилось ничего такого, чего нельзя было бы предположить. Просто такова реальность полувоенной жизни сейсморазведки. На прощанье танкист затушил костер, втоптав его гусеницей в мокрый торф и развернувшись на 180 градусов – машину окутало дымом. «Реально, они тут как на войне!» – ухмыльнулся Игорь.
Тронувшись назад, я долго не мог перестроиться на мирный лад. Везде мерещились танки и склонившиеся деревья, хотя мы были на болоте и открытое небо радовало, пусть даже из него сочилась влага. Мимо проплыл мираж вышки. Шерп порождал совершенно иное восприятие окружающего мира. Он был гармоничен среде. Ландшафт больше не выглядел препятствием, которое надо непременно сломать, чтобы преодолеть. Можно было быть аккуратным и незаметным, оставлять после себя едва видимый след.
Кредит везения
Мы ползли назад, объезжая все подозрительные места. Через сутки, когда до отсыпанной дороги осталось не более полукилометра, мы вдруг застряли посреди зимника и пришлось воспользоваться лебедкой. Мы даже шутили: «Размялись! Подумаешь, вымокли». Выехав на дорогу, считали, что уже дома, хотя оставалось 20 км. На участке, где по болоту расстелили синтетическую сетку и дорнит, мы жестко намотали то и другое на заднюю ось. Вперед это место мы проехали без проблем – сами дорожники нам посоветовали не объезжать.
Назад этот фокус не прошел, и мы полтора часа мучались под дождем, освобождая ножами и топором колеса от мотни. Изрезали десятки метров. Только тронулись, как с кронштейна соскочило лобовое колесо и в кабину полетел косой дождь. Слов не осталось. Уже эпизод с дорнитом нас вымотал. Стекло мы восприняли как исчерпание кредита везения, выданного на поездку. Похоже было, что мы израсходовали его давно, и обратный путь ехали на авось. Болото напомнило напоследок, как обычно поступает с вездеходами.
Только почувствовав под ногами асфальт, мы выдохнули.
Вернуться в Содержание номера
