Парадный зал корабля объединённой исследовательской корпорации «Венус» слепил глаз белизною скатертей, мягким, струящимся светом ажурных ламп, блеском хрусталя и тусклого серебра столовых приборов. Потемневшие от времени резные панели – настоящего, немыслимого в звёздном пространстве дерева, желтизна меди на поручнях лестниц, ярко-зелёные с белыми прожилками пятна отполированного камня. Высокий потолок украшался гербами Федерации – хищно раскинувшим крылья вороном, и достопочтенной корпорации – латинской буквой V под архаичным парусом. Ни следа матового сплава переборок огромного корабля. Ни следа запаха смазки и пыли моторного отсека. Великолепие зала должно было поражать глаза господ офицеров и джентльменов. Впрочем, сложно поражаться великолепию чего бы то ни было, если тебе восемнадцать лет, на плечах у тебя нашивки «волонтёр флота», места в судовой роли ещё нет и начальство гоняет тебя и других «юных джентльменов», куда ему заблагорассудится. Всю последнюю неделю начальству заблагорассудилось видеть Эрвина Штакельберга вместе с прочими волонтёрами на перегрузке консервов из одного грузового трюма в другой. Смысла в этом Эрвин не видел, впрочем, с тех пор, как он и троица его собратьев по несчастью вступили на борт корабля, смысл он вообще видел редко. Так что Эрвин просто сидел, отдыхал от таскания круглого и качения квадратного, смотрел на украшенный гербами потолок и думал, как бы ловчее принести дальномер в парадную залу – по закону, никто не дерзал вешать свой герб выше или вровень с федеральным. Эрвин сильно подозревал, что в этом зале паруса достопочтенной корпорации отстают от ворона, от силы, на пару микрон.
Голос соседа по столу оторвал его от этих, столь близких к опасной крамоле размышлений.
– Гляньте, ребята, что за чудо за капитанским столом сидит – чужой. И без намордника.
Эрвина передёрнуло, как от зубной боли. Говоривший, Пабло да Сильва, ему был чисто по-человечески неприятен – высокий, с длинным породистым лицом, самоуверенный парень, одних с Эрвином лет.
Чернявый сосед меж тем ткнул тонким пальцем в зал, туда, где на парадном возвышении, отделённом сверкающими медными поручнями от простых смертных, сидела высшая корабельная власть. Капитан, высокий и слишком худой для своего парадного мундира, господин главный комиссионер корпорации, навигатор, корабельный капеллан с расчёсанной надвое бородой и… И не-человек, в плаще из перьев всех цветов радуги.
– А нас почти на кухню загнали, господа – проговорил Пабло, изящным жестом откинув с лица длинные чёрные волосы.
– Да. Одно слово – федералы, – последнее слово Ирина Строгова, третья из команды волонтёров, произнесла с таким презрением, что Эрвина передёрнуло ещё раз. Презрительное выражение категорически не шло к её круглому, простому, обрамленному копной чёрных волос лицу. Пабло и так был неприятен, а то, что миниатюрная, круглолицая, улыбчивая красавица Ирина сейчас ему поддакивала – просто ножом по сердцу. Не шло её круглому, очень милому на взгляд Эрвина лицу такое презрительное выражение. Категорически не шло. Да и чужак… взгляд Эрвина скользнул с лица Ирки на капитанский стол. Не заслуживал чужак такого презрения. Высокий, тонкий в кости, чуть выше среднего человеческого роста. Не-человек и даже не от обезьяны – тварь была явно какого-то птичьего рода. Маленькая голова с тяжёлым изогнутым клювом и хохолком перьев на затылке. Плащ. «Да какой, к богу, плащ, это его же крылья», – обругал сам себя Эрвин, присмотревшись. Оперенье переливалось всеми цветами радуги – красный, жёлтый, зелёный… Когда он, церемонно кивая головой, брал что-то с тарелки – перья колыхались в такт, разбрасывая вокруг отблески чужого цвета. Это было красиво. Завораживающе красиво…
– Ладно вам, ребята, – лениво сказал Эрвин, отводя взгляд, – ну любят федералы птичек, что поделаешь. Вон, пару своему ворону достали, чтобы на стене не скучал.
Ирина улыбнулась немудрящей шутке. Герб Федерации сверкнул на Эрвина сверху вниз льдисто-алмазным злым глазом.
– Давай я тебе, Ира, перо достану, – предложил Эрвин. Он ещё не знал, шутит он или… Но Ирина не сказала ни да, ни нет, просто улыбнулась ещё раз, сверкнула глазами из-под чёрных бровей и перекинула с плеча на плечо длинную косу.
Эрвин представил, как красиво будет смотреться перламутрово-алое перо в этих волосах. И решил, что не шутит.
*****
Парадное великолепие кончалось за тяжёлыми створками дверей кают-компании. Дальше шли безликие, адамантиево-серые коридоры, тяжёлые люки и клепаные переборки, освещённые неярким светом дежурных ламп. Обогнать чужого служебными ходами, пойти навстречу, как бы по делам, поздороваться уставным приветствием, потом… Вот что делать потом, Эрвин продумать не успел – шаги чужака уже послышались за поворотом. Он шёл из кают-компании – плавно, не торопясь, рука… то есть крыло об руку с длиннобородым корабельным капелланом. Широкий в плечах, большелобый, скорый на язык и на руку капеллан всегда казался Эрвину великаном – но не сейчас, когда чужак смотрел на него сверху вниз янтарными птичьими глазами. Эта странная пара шла, о чем-то переговариваясь, как старые приятели. В полутьме крылья и хохолок на голове чужака отливали багровым и алым. Эрвин козырнул, капеллан кивнул в ответ. Потом Эрвин попытался обойти пару слева, со стороны чужака. Как бы случайно поскользнуться, когда чужак проходил мимо, легонько толкнуть покрытое перьями плечо. Есть, вожделенное ярко-алое перо лениво спланировало на пол. Теперь развернуться, загородив корпусом добычу. Но чужак развернулся тоже – на месте, быстро, лишь поднятый крыльями ветер скользнул по лицу. Крылатая тварь застыла и уставилась Эрвину в лицо янтарными немигающими глазами.
– Простите, сэр, но это моё… – чужой проговорил это медленно, не раскрывая клюва. Голос шёл из коробки на горле. Какой-то прибор – переводчик. Наверное. Они застыли лицом к лицу, миг, другой – кто кого переглядит. Янтарные птичьи глаза против серых человеческих.
На миг Эрвина замутило – он впервые смотрел на инопланетянина вот так близко, лицом к лицу. Издали обманывало сходство с земным орлом, но вблизи… Эрвин впервые почувствовал, что смотрит не на человека или животного – на чужого. Чужого настолько, что к горлу подкатил комок, а во рту противно потянуло кислым.
– Это моё… – донёсся механический голос из коробки… – отойди, человек.
Эрвин не ответил. Но и не отступил. Кривые серповидные когти молнией сверкнули у его лица. Волонтёр застыл, лишь рука медленно, по миллиметру опускалась вниз, к поясу. Вниз и назад, туда, где висел складной флотский нож под складками куртки. Хороший нож – адамантиевый прямой клинок, тугие пружины, широкий обух. Пальцы почти коснулись резьбы на наборных накладках рукояти.
– Отойди, дурак. Это оскорбление… – командный голос у капеллана был поставлен на удивление хорошо. Эрвин машинально отшатнулся. Его противник тоже сделал шаг назад. Капеллан, сердито тряся развевающейся бородой, влез между ними. По ушам ударил резкий свистящий звук, тонкий, вибрирующий и противный до мурашек на коже. Эрвин краем глаза заметил на шее капеллана, рядом с золотым крестом – такую же, как и у чужака, коробочку.
Чужак поклонился капеллану неуловимым движением и отступил ещё на шаг, неуловимым движением спрятав серповидные когти. Эрвин припал к стене, переводя дыхание. Он и не заметил, как остался один – странная пара исчезла за поворотом. Ярко-алое перо с пола исчезло тоже, будто и не было его.
– Что же это было, – думал Эрвин, машинально приглаживая ёжик светлых волос на голове. Его пугала собственная оторопь при виде чужого. – Я что, птиц раньше не видел?
Впрочем, это был кто угодно, только не птица. Издали глаза ещё могли обмануть владельца, но вблизи – нет. Фактура клюва, тонкий блеск перьев… глаза показывали честно, но мозг отказался бессилен приклеить ярлык узнавания на эти мелочи. Была ещё одна вещь, не выходящая из головы. «Лицо» чужака не двигалось. Абсолютно. Обычно у людей хоть что-то на лице, да читается. Ирина смешно морщила нос, произнося своё презрительное «федералы». Красавчик Пабло кривил губы, получая от офицеров очередной наряд, и даже славившийся своей невозмутимостью господин главный комиссионер собирал морщины у глаз в тонкую нить, вежливо объявляя какому-нибудь бедолаге наряд вне очереди. А на лице чужака не двигалось ничего. Непонятно. Должна же тварь как-то выражать эмоции? И есть ли они у неё вообще? Должны быть, раз он здесь, а не в зверинце. И как не отличавшийся ангельской кротостью капеллан выносит такого подопечного?
Призывно взревел корабельный ревун, и Эрвину пришлось отложить на потом праздные мысли.
***
На зал собраний «Венусу» мрамора и меди не хватило – все те же серые стены, мигающий экран посередине и решётки вентиляции на потолке. Зато кресла удобные – ничто не должно отвлекать офицеров корабля от важности предстоящего задания, о котором сейчас неторопливо вещал господин главный комиссионер. Среди флотских мундиров и кителей десанта его белый костюм казался инородным пятном. На корабле шутили, что любая пылинка, посмевшая сесть на этот костюм, будет немедленно оштрафована. Едкая пыль, просачивавшаяся из моторного отсека повсюду на корабле, явно слышала об этом – костюм господина главного комиссионера оставался безукоризненным везде, даже посреди грязи и гама нижних палуб.
И сейчас этот невысокий, лысеющий, такой странный в корабельной компании человек негромко, размеренно роняя слова, рассказывал офицерам детали предстоящей операции.
– Итак, господа, мы прибыли в систему, – дальше последовал невразумительный для Эрвина набор цифр и букв, который комиссионер проговорил без запинки. Экран монитора за спиной показал зеленовато-бурый шарик планеты.
– Одна из планет в системе населена. Разведка показала наличие неизвестной нам прежде расы чужих. Не человеческого вида.
– Капеллановы птички? – бесцеремонно перебил его с места один из вояк – высоколобый, седоусый офицер с петлицами комбрига десанта.
Комиссионер обернулся, внимательно посмотрел на собеседника и ответил – невозмутимо, то есть как всегда:
– Нет. Птички, как вы их называете, уже хорошо изучены. Теперь же…
Экран мигнул, продемонстрировав какую-то многорукую помесь осьминога с ночным кошмаром. Комбриг усмехнулся, остальные лишь скосили на него глаза.
Комиссионер прервался, огладил платком высокий, с залысинами лоб и негромко продолжил.
– С расой этой планеты мы встречаемся впервые. Так что предстоит контакт. Первый контакт по стандартной процедуре. Детали вы все знаете, так что не будем отвлекаться.
«Что это за процедура такая?» – Эрвин не успел додумать мысль.
– Технический уровень местных? – опять бросил комбриг с места.
– Ничего, серьёзнее дирижаблей. Так что вылет не боевой, операция под контролем гражданской администрации. Командовать будет наш эксперт по внеземным культурам, любезно предоставленный нам …
– За грехи родителей… – эту фразу вплёл с места в комиссионерову речь бородатый капеллан. Ирина хмыкнула, Эрвин спрятал улыбку. Комиссионер продолжил как ни в чем не бывало.
– Любезно предоставленный нам Святой Церковью в наказание за грехи отец Игнатий, исполняющий должность корабельного капеллана. Я надеюсь, он не превратит рабочий вылет в балаган.
Комбриг хрустнул костяшками на руке, словно разминая пальцы. Рукава оливковой форменки задрались, обнажив мощные запястья. Сверкнул ярко-алым ромб шеврона на рукаве. «Словно туз пик…» – подумал Эрвин и сам удивился неуместному сравнению.
– С военной стороны участвует…
– Капрал Роббинс, – бросил комбриг, ещё раз щёлкнув костяшками пальцев.
– Уверены? – переспросил комбрига комиссионер, сверля военного холодным, немигающим взглядом, от которого, случалось, падали в обморок планетарные губернаторы.
Комбриг спокойно выдержал этот взгляд, неторопливо огладил роскошные усы и ответил коротким «Да».
– Тогда насчёт балагана замечание снимается. Постарайтесь мне хоть кассовые сборы обеспечить. И пусть летит тройка наших волонтёров от гражданской администрации. Пусть молодые люди поучатся…. как правильно устраивать из серьёзного дела балаган.
«Что за чертова игра? Туз, тройка. Будто в карты перекинулись», – подумал Эрвин вдруг.
Незнакомая планета крутилась на экране, сверкая изумрудным блеском морей и опаловыми пятнами континентов. Офицеры равнодушно повернулись к ней спиной, обсуждая что-то своё, недоступное волонтёрскому пониманию. Планета же будто тоже смотрела на них – и, как Эрвину показалась на миг, обиженная таким отношением.
– Ладно, всяко интереснее погрузки-разгрузки, – подумал Эрвин тогда. Других мыслей в голову всё равно не приходило.
*****
Погрузку-разгрузку Эрвину отец Игнатий обеспечил с избытком. На троицу сходу свалилась подготовка к вылету. Получение всего необходимого на корабельных складах, потом сортировка – что из выданного кладовщиками неправильно промаркировано, что промаркировано правильно и покрашено аккуратно, но не работает, а что по бумагам в наличии, а по жизни утеряно бог знает когда. К счастью, логисты корпорации отлично знали флотские традиции и всё, что можно, клали на борт в трёх экземплярах минимум. Пока возились – пришло время отлёта.
Под бдительным оком капеллана троица потянулась в грузовой ангар – огромную палубу, больше похожую на сказочный лес. Лес с деревьями из стали и пластика, цепями – лианами и птицами на плазменном ходу. Корабельная десантура уже давно приготовила к вылету одну такую – короткокрылую, хищную, остроносую. Планетарный челнок, вёрткая, грозная, хорошо вооружённая машина. На остальных ещё шла загрузка – топливо в баки, боеприпасы в трюм, людей – в отсеки десанта. Палубные команды работали как муравьи – чётко, слаженно, без лишних движений.
– Ого, – удивилась Ирина, увидев всю эту суету.
– Ну ведь, – распелся соловьём под её взглядом Пабло, – мы летим первые, выяснять, какие бусы носят на шее туземцы в данном сезоне. А за нами вся королевская конница – искать, что интересного можно на эти бусы сменять.
Сказал и осёкся, поймав внимательный взгляд капеллана. А капеллан кивнул, огладил бороду и коротко бросил:
– Шей у туземцев нет и бусы им без надобности. В остальном всё верно. Пойдёмте.
Под крылом головного челнока, у откинутого вниз трапа, сидела, закинув руки за голову, высокая худая фигура. Пластины охряно-зелёной, в камуфляжных разводах, десантной брони топорщились на суставах. Шлем был снят и небрежно брошен на пол, светлые волосы раскидались неровными прядями по широким плечам и воротнику скафандра. Пегги Робинс, капрал десантных войск – так гласила нашивка на предплечье.
Тройку волонтёров она удостоила только небрежным кивком, не вставая с места, Ирину передёрнуло – длинное, острое, похожее на клинок лицо, застарелые шрамы, складки морщин, лиловые мешки под глазами. По этому лицу не то что возраст – пол с трудом угадывался. Эрвин махнул десантнице рукой, как старой знакомой. Пабло сбился с шага и скрылся за широкой спиной капеллана. Ирина хмыкнула и принялась старательно изучать крепёжные рельсы на потолке ангара.
Пастор же удостоился от сего славного представителя легендарных десантных войск федерации улыбки, больше похожей на оскал, и небрежного возгласа…
– Благословите, падре, – вид у неё был сейчас далёк от благочестивого.
– Бог благословит, капрал Роббинс, а я добавлю, если будешь глумиться. У нас тут, Пегги, вылет намечается…
– Ага, – подняться десантница так и не соизволила, – не в курсе, боевой?
– Нет, мирный.
– То есть стрельбы столько же, а премии не дождёшься… Ладно, падре, поехали. Как Вы нам на культурной программе говорили – глаголом жечь сердца людей….
– Пегги, во-первых, не людей. Во-вторых, «Глагол» уже год как с вооружения сняли. В-третьих, узнаю, что ты опять протащила огнемёт на мирную миссию, мало не покажется. Ни по духовной части, ни по уставной…
– Уже и пошутить нельзя… Что у нас, первый контакт?
– Он. Стандартная процедура.
– Все ясно. Несём добро значит…
«Интересно, а «добро» у федералов вроде «глагола»? Тоже на вооружении?» – подумала Ирина Строгова, поднимаясь по трапу в нутро десантного челнока. Захлопнулся люк, взвыли сирены, и поток сжатого воздуха выкинул сереброкрылую птицу прочь из корабля. Вниз, к планете, которая и знать не знала о том, что какие-то люди её нашли, присвоили имя и инвентарный номер и собираются проводить с ней какие-то стандартные процедуры.
Весь полет внутри челнока Ирина чувствовала себя кошкой, забытой в стиральной машине, – челнок мотало, воздух из лёгких выбивало перегрузкой, глаза то и дело наливались кровью. Наконец, хорошо приложившийся на очередном вираже головой о люк пастор не выдержал и рявкнул во всю силу хорошо поставленного командного голоса.
– Благословен господь, управляющий этой посудиной. Лично. Пегги, кто-нибудь ещё ей управляет?
– Я, – коротко ответила десантница, развалясь за рычагами в пилотском кресле.
– Тогда какого черта нас мотает по космосу, как тебя по мостовой в день получки?
– Я, падре, Вас тоже люблю, – улыбнулась Пегги, отправляя челнок в очередной вираж, – а это противозенитный манёвр.
– Какой, к богу, манёвр? Нет здесь никаких зениток, инструктаж не читала?
– В прошлый раз читала. А что в итоге – ракета в борт.
– Можно подумать, это нам повредило.
– А краска? Битую неделю всей ротой нашу птичку красили…
– Ой, подумаешь, горе какое – гауптвахта неделю пустой простояла. И потом, кто же тебе доктор, десантный челнок в розовый красить?
– Какой на складе выдали, – пробурчала десантница, но рычагами стала работать менее интенсивно. Во всяком случае, вселенная перед глазами перестала крутиться как бешеная.
– А то я не знаю, кто кладовщика напоил… – пробурчал в ответ капеллан, но уже тихо, под нос.
Корабль наконец выровнялся. На обзорном экране замелькала поверхность – изумрудные пятна джунглей, чёрно-коричневые, с белыми пятнами льда острые горные пики, море – неправдоподобно-синее, яркое, с белой каемкой прибоя и жёлтой – песка. Челнок замедлил ход, по экрану пробежали цифры и линии. Эрвин сообразил, что сейчас начнётся высадка, а что делать – неясно. Кроме как под ногами не путаться, других указаний не было.
– Пегги, а что такое эта ваша стандартная процедура? – раз уж Пегги вздумалось поговорить, грех было не воспользоваться.
– Смотри, малыш, – весело оскалилась она с пилотского кресла. Челнок сделал горку, на экранах вырос зелёный, омываемый с трёх сторон сиреневым морем полуостров. Ярко-зелёная сочная трава, какие-то невысокие постройки – странными для глаз кругами и овалами. Похоже, деревня. По экрану волной пробежали зелёные маркеры – сканеры челнока опознали живых существ.
– Берём мирно спящих ксеносов, – тут Пегги большим пальцем откинула крышку предохранителя…
– И несём им разумное, доброе, вечное, – гашетка сухо щёлкнула под её пальцем. Челнок тряхнуло. Зелень внизу под ними заволокло пеленой разрывов.
– А не бомбить федералы умеют? – услышал Эрвин вдруг сердитый донельзя шёпот Ирины. Ревун взвыл ещё раз, заскрипела земля под посадочной рампой. Десантники, похожие в своей пластинчатой броне на богомолов, взревев, кинулись наружу. «Стандартная процедура», чем бы она ни была, началась. Ирине, Эрвину и Пабло осталось делать то, что приказали. То есть снимать все, что увидят, да под ногами у Пегги не путаться.
Эрвину всегда казалось, что пропаганда врала про непобедимый десант. Теперь, смотря во все глаза, как методично, группами по две-три фигуры десантники прочёсывают разбомблённую деревню – казалось, что если и врала – то не преувеличивала. Быстрые, почти нечеловеческие в своей броне фигуры двигались с холодной, пугающей грацией – как в танце. Дым взрывов закрывал чужое небо серой пеленой. Ветер нёс приглушённый фильтрами тягучий сладкий запах взрывчатки. Пополам с чужим, непередаваемым, для которого Эрвин не нашёл бы слов в лексиконе. Голова кружилась с непривычки. Пабло, как и приказывали, держался ближе к капеллану. Ирина, бледная, с закушенными губами, бродила и там, и тут, лихорадочно крутя камерой на каждый выстрел. Всякий раз, когда десантура с лихими кличами валила очередной дом –эллипсовидные постройки легко падали от ударов плечом и латными сапогами – всякий раз говорила что-то. Подойдя ближе, Эрвин краем уха разобрал: «эти федералы», а дальше сплошные, странно звучащие в её устах ругательства. Пока была всего одна заминка на весь рейд – один из Пеггиных орлов проглядел спрятавшегося аборигена, получил удар в грудь шипастыми щупальцами и, кувыркаясь по воздуху, отлетел назад метра на три. В ответ чужак получил заряд в лоб из десантного скотчера и, спелёнутый клейкой лентой до жёлтых немигающих глаз, уехал на борт челнока. Туда, где уже лежала сотня его собратьев. Всех обитателей деревни так спеленали и начали, под бдительным капеллановым оком, грузить на борт. Деревня теперь больше напоминала ровное место – последние, ещё стоявшие, дома падали один за другим…
Попавший под щупальца десантник встал, рванулся было попинать обидчика, получил сердитый окрик от капеллана и пару ласковых эпитетов от Пегги и отошёл, бурча под нос что-то матерное про броню и краску.
– А у людей дом… – прошептала Ирина. Да уж. Эрвин машинально пригляделся к ещё стоящей эллипсовидной постройке, которую чужак так отчаянно пытался защитить. И тут же пожалел об этом. К горлу подкатил знакомый по стычке с пернатым чужаком комок – только сильнее. Эллипсовидная – да черта с два. Школьная геометрия таких фигур не знала. От шока волонтёра спасла Пегги, одним ударом разнеся постройку в пыль. И тут до Эрвина дошло, что уже минуту не слышит Иркиных ругательств. Он мигом забыл про чужих и двинулся к ней поближе. Не выкинула бы чего от гнева – праведного, но бесполезного. На его глазах Ирина оглянулась и, как ей казалось незаметно, вытащила модуль памяти из камеры. Это ей так казалось, что незаметно.
– Зря. Поверьте мне, зря, – услышала она из-за спины чуть грустный голос капеллана, – этих бедолаг даже закон о защите животных не защищает.
– Какого черта вы здесь творите?
– Свою работу! – отрезал тот. Ветер налетел, разорвал сизую пелену в клочья. Поднятая бомбардировкой завеса дыма, пыли и копоти осела, открыв взгляду синее небо и зелень – вдали, у горизонта, там, где кончались руины и чёрные, дымящиеся воронки от земных бомб. Красное злое солнце сверкнуло тусклым светом в глаза, играя бликами на тяжёлом кресте и офицерских нашивках. Капеллан на минуту прикрыл ладонью глаза – кровавым золотом сверкнул браслет на его запястье.
– Ничего себе работа, – не унималась Ирина. Она была в ярости – руки в бока, чёрные волосы разметались по плечам, глаза сверкали в нешуточном гневе.
– Стандартная процедура, первый контакт, – капеллан отвечал рассеянно. Его взгляд метался то на тёмные фигуры отходящих к челноку десантников, то на зелёные поля и линию горизонта вдали.
– Ничего себе контакт! Резня какая-то…
И тут капеллану это надоело, и он сорвался на крик:
– А вы что думали, девушка? Прилетим, сядем, помашем флажком – мир, дружба… Так вы даже с капралом Роббинс не договоритесь – для неё «мир» – это разрядник малый, импульсный.
– Хорошая машинка, – вставила свою реплику неугомонная Пегги. Десантница расслышала своё имя и подошла на шум. Её кованые сапоги скрипели по гальке, пластины брони шевелились при каждом движении – как хитин у насекомого. Пресловутое «Добро» – короткоствольный десантный скотчер – болтался на поясе.
– Так что не мешайте мне делать мою работу. Эффективно.
– А Вам их не жалко?
– Оставьте жалость для эмигрантской палубы, девушка. Вот там она действительно нужна. А здесь – Пегги наша мозги ещё не пропила, десантники никого не убили и даже не покалечили. А дома – так я вам не кладовщик – имущество жалеть.
Эрвин, которому из оборудования достался тепловизор, собрался было подтвердить, что это так – бомбы легли по периметру, создав завесу. Жертв не было, но… Тут Пегги Роббинс, до того с кривой ухмылкой слушавшая разговор, развернулась на пятках и азартно крикнула:
– Вижу цель….
Люди застыли, высматривая опасность вдали, у горизонта. Пегги – ноги широко расставлены – в два коротких, выверенных движения выхватила из-за спины десантный бластер. Длинный, метра в полтора, ребристый, расширяющийся к дулу ствол следил за чем-то вдали. Эрвин машинально провел линию прицела взглядом – и увидел. Яркую точку в небе – далеко, у самого горизонта. Это нечто летело прямо на них – быстро, стремительно, то и дело меня направления – влево, вправо. Словно скользило по воздушным горкам. Ближе и ближе. Уже можно различить ее цвет – серый, переливающийся, и форму – вроде на тарелку похожа. Ствол в Пеггиных руках чуть покачивался, отслеживая полет незнакомца.
– Давай, чужак. Порадуй старушку, – прошептала она, рассчитывая выстрел.
– Ничего, сильнее дирижаблей, говорите, – услышал Эрвин хриплый голос Пабло из-за спины…
– Это не местный, – прошептал капеллан и вдруг заорал, насаживая голос: – Не стрелять.
– Чур, я не слышу, – прошептала Пегги. Так же тихо, под нос. Палец начал выбирать спуск. Медленно и плавно, по миллиметру. Эрвин прыгнул. Взлетел с места, врезался плечом в шипастый наплечник. Пегги качнулась, выстрел ушёл в никуда – плазменная струя зря надвое распорола высокое небо.
Капелланов окрик пригвоздил всех к месту:
– Не стрелять. Руки от оружия. Это не местный…
– А кто тогда?
– Сейчас узнаем, – азартно проговорил капеллан. Ветер налетел, ударил в лицо, закрутил назад длинную капелланову бороду. Тарелка – Эрвину проще было назвать её тарелкой, чем приглядываться – подлетела, повернулась к людям ребром. Серой, мерцающей искрами плоскостью. Застыла в воздухе на мгновение.
И в это мгновенье произошло слишком много всего.
Истово крутящаяся воронка вытянула хобот от «днища» тарелки вперёд и вниз, к людям.
Пегги, выдав немыслимо длинную матерную тираду, ушла с места в прыжок, упала, покатилась по гальке.
Эрвин схватил Ирину за ворот и, резко, разрывая мышцы на руках, выкинул её прочь из-под падающего на них торнадо.
Ирина почувствовала, что летит. Потом был удар – спиною о камень, резкий, выбивающий воздух из лёгких. На её глазах серая, переливающаяся искрами пелена упала туда, где стояли капеллан, Эрвин и Пабло. Секунду она ещё видела людей под пологом – их тусклые, изломанные силуэты. И тут же воронка втянулась назад, в брюхо тарелки. На камнях, где только что стояли люди, ничего не было.
Ирина, забыв о боли, рванулась туда. Пегги перекатилась по земле, встала – рывком, бластер в руке – на одно колено, ловя улетавшее прочь нечто на прицел. И застыла, поминая десантным загибом капеллана, пришельцев, конструкторов и все на свете. Стандартный десантный бластер перезаряжался тридцать секунд. Цель исчезла за горизонтом на двадцать пятой.
– Твою ж мать, – подвела итог капрал, поднимаясь и, ворча, как рассерженная кошка, закинула бесполезный ствол обратно за спину, – вот тебе и мирная миссия…
*****
К Эрвину возвращалось сознание. Медленно, по капле. Вначале пришла острая боль в плече, отбитом о Пеггин наплечник и руках – потянул мышцу, вышвыривая Ирину из-под падающего на них нечто. Потом вспомнил, где он. И попытался открыть глаза. Зря. «Лучше бы я этого не делал», – подумал он, глядя на окружавшее его пространство. Знакомый по предыдущим стычкам с чужими шок налетел, едва опять не затопив тьмой сознание. Желудок скрутило. Помещение, куда он попал, было странным, чтобы не сказать больше. Пол, потолок и стены вокруг – и не четыре, а куда больше – пересекались под странными, дикими на человеческий взгляд углами. Всё сложено из блоков – и хоть бы один квадрат или там прямоугольник. Геометрия сошла бы с ума, пытаясь найти для этих фигур названия. На стыках стен переливались, пульсировали тусклые огоньки. Эрвин оглянулся. В углу кулём валялся Пабло – повезло ему, ещё без сознания. И капеллан – отец Игнатий давно очнулся и сидел, с неподдельным азартом рассматривал стены вокруг. «Три… семь, да, точно три и семь», – расслышал Эрвин его слова и отвернулся. Очень не хотелось верить, что пастор сошёл с ума. Взгляд его упал опять на стены. И точно, три и семь. Стены сложены из разномастных трёх- и семиугольников. Этот узор повторялся везде, даже на углах и стыках.
«Интересно, какие у них руки? И глаза?» – прошептал пастор опять с тем же огнём интереса. «Руки, – подумал Эрвин, – в самом деле, какие могут быть руки, которым удобно складывать здания из таких безумных паззлов? Каковы должны быть глаза, которым приятен такой свет?»
Он и не заметил, как желудок перестало скручивать. Капелланово безумие оказалось заразным, а любопытство – хорошим лекарством от шока. Эрвин обернулся ещё раз, осматривая помещение, – уже осмысленно.
Отец Игнатий кивнул ему, задумался на секунду. А потом почесал бороду и сказал непонятно: «Ладно, будем надеяться. Отсюда и до ворот с известной надписью. Впрочем, где там надпись вешать…». И только потом бросил Эрвину короткую, командную фразу:
– Все разговоры только по радио. Мощность передатчика на максимум. Быстро.
– Надеюсь, он знает, что делает, – подумал Эрвин, выкручивая регуляторы у себя и у Пабло – он ещё не очнулся.
– Почему с нас не сняли скафандры? – спросил он осторожно. Капеллан усмехнулся в ответ:
– А ты бы отличил, где у чужого скафандр, а где шкура?
– Мы же не…
– Для них? – тут Эрвин представил чужого, оторопело смотрящего на стандартный земной кирпич. Картина получилась настолько забавная, что улыбка у парня невольно растянулась до ушей.
– Что происходит? – подал голос Пабло сзади. Он тоже очнулся. И, судя по побелевшим губам и диким глазам навыкате, своя порция шока ему тоже досталось. Капеллан протянул ему руку. Пабло вцепился в неё, как в спасательный круг.
– Держитесь, ребята! – капеллан пытался ободрить их. – Надеюсь, что…
– На что здесь можно надеяться, заперты, как в банке, – начал было Эрвин. Капеллан прижал палец к губам – молчите, мол. Температура в помещении вдруг прыгнула вверх – резко, будто кто-то зажёг огонь под кастрюлей. «Может, так оно и есть», – успел подумать Эрвин. Голова закружилась, сухой жар плыл от стен. Пабло открыл рот – может, хотел позвать на помощь. Капеллан сделал короткий запрещающий жест – полная тишина. Потом его пальцы начали обратный отсчёт – четыре, три, два. По счёту один капеллан выдал длинную тираду, явно позаимствованную у капрала Роббинс – не матерными в ней были лишь междометия. Эрвин и Пабло, поняв, что от них требуется, повторили, как могли. Температура так же резко упала. Капеллан улыбнулся и прошептал – «замечательно».
– Замечательно – что? – мозги Эрвина понимать хоть что-то решительно отказывались. Температура в их камере то повышалась, то падала до обжигающего мороза. Воздух исчезал и появлялся опять. Голова плыла, сознание очень хотело уйти отсюда куда подальше. Капеллан молчал, улыбался и отдавал знаками короткие команды – когда молчать, а когда кричать во все горло. «Неужели чужие надеются понять все это? Эту безумную смесь из святых текстов и ядреной флотской матерщины даже земляне не поймут». Сколько времени так прошло, Эрвин не заметил. Понял только, что их оставили в покое. Зачем, почему? И капеллан – сидит, смотрит всё с тем же азартом в глазах. Как будто понимает, что происходит.
– Что они творят, падре? – спросил Пабло. Капеллан оглядел стены ещё раз, усмехнулся и бросил что-то совсем непонятное:
– Первый этап, определение сигнальной системы.
– Что?
– Сейчас увидим, – оборвал разговор капеллан. По ушам ударил сильный треск из динамиков. Волна помех почти оглушила Эрвина. Пабло схватился за уши и потянулся к регулятору громкости, но капеллан ударил его по руке. Странный звук пронёсся раз, другой, третий. Капеллан хмыкнул и пробормотал себе под нос что-то вроде: «Торопитесь, коллега».
Скрежещущий звук опять пробежал по нервам. Потом ещё раз и ещё. Капеллан улыбнулся и сделал какой-то знак рукой.
– Что за хрень?
Эрвин хотел сказать: «Что за хрень опять происходит?», но решительный жест пастора прервал его после третьего слова.
– Надеюсь, что знаю. Надеюсь, что знаю. Надеюсь, что знаю, – странно, нараспев ответил тот и ткнул пальцем в сторону Пабло – твоя, мол, очередь.
Так продолжалось ещё сколько-то времени. Скрежет в наушниках – раз, другой, третий. Фразы в ответ – короткие и бессмысленные от ребят и длинные, но такие же бессмысленные – от капеллана. Потом скрежет затихал, чтобы вновь начаться. Потом он тоже запульсировал – короткие всплески, потом длинные, опять короткие. В промежутке он с удивлением услышал шёпот капеллана: «Давай, Пегги, кошка драная, надеюсь, ты мозги ещё не пропила». Так вот на что капеллан надеется. Только чем может помочь бравый капрал, болтаясь в челноке, бог знает как далеко от этого ада?
*****
А на высокой орбите десантный челнок наматывал круг за кругом над молчащей планетой. Капрал Роббинс – Пегги, развалилась в пилотском кресле. Полулежа, в не предусмотренной уставами позе, закинув на пульт ноги в тяжёлых сапогах. Ее пальцы лениво скользили над приборной панелью, иногда поглаживая клавиши.
«Орлы2 – десантники разбрелись кто куда, по длинному, освещённому тусклым светом отсеку. Кто, насвистывая, чистил оружие, кто просто спал – в кресле, закинув вверх голову. Спал, пока есть возможность. Одна Ирина Строгова не находила себе места. Очнуться она успела, собрать расстроенные мысли в порядок – тоже. Сильно болела ушибленная в падении спина. Со стены в лицо Ирине улыбался мультяшный тигренок. В полосатой лапке зажат пулемет. И подпись внизу, в одно слово – «ответишь!»
– Кому? – проплыла ленивая мысль. Но это могло подождать…
– Капрал, – окликнула она развалившуюся за пультом десантницу. Та лениво обернулась. Как будто не у неё людей из-под носа украли:
– Чего тебе, девка? – «девку» Ирина проигнорировала. Просто прошла и села в кресло рядом. Командирское кресло, где до высадки сидел капеллан. Коротким жестом оправила форменку и спросила:
– Капрал Роббинс, Вы вообще собираетесь что-нибудь делать?
– Делать – что? – Пегги ухмыльнулась, сверкнув на Ирину жёлтыми щербатыми зубами. Потом одним чётким, неуловимым движением закинула в рот зеленую пластину. И мерно задвигала челюстью. Ирину передёрнуло. Пегги выдала ещё одну улыбку во весь рот и продолжила:
– Если по уставу – то обязаны со всех ног лететь назад и докладывать.
– А там? – с замиранием сердца спросила Ирина. Почему-то ей заранее не нравился предписанный уставом вариант.
– А там власти наши высокие, военная да гражданская будут выяснять, чья же это всё-таки операция. Долго выяснять, душевно и с чувством. Лучше бы подрались, да воспитание мешает. Если капитан наш комиссионера переговорит – значит, будет много стрельбы, матюгов и даром сожжённой горючки. А толку – мало, чует моё сердце. Если, наоборот, стрельбы будет меньше, а толку больше. Намного. Но недостаточно. А потом мама – корабль тупо уйдет из системы.
– А как же?
– А никак. Капеллану этим все равно не поможешь – стоит нам с орбиты улететь – ксеносы тут же смоются куда подальше. Я бы на их месте уже делала бы ноги …
– А может, уже сделали, Пегги? – спросил кто-то сзади хриплым голосом. Видать, «Орлам» надоело сидеть молча.
– Нет, в пространстве мы бы их уже нашли. Сканеры у нас что надо. На планете они где-то, на планете. Знать бы где.
– Капрал, – голос у Ирины предательски дрогнул, – Пегги, найдите их.
Десантница усмехнулась и медленно повернулась к ней узким, вытянутым, похожим на клинок лицом. На клинок старого, зазубренного ножа, много раз побывавшего в деле.
– А тебе какого, девка? Чёрного али белого?
«Спокойно, она тебя просто провоцирует», – прошептала себе Ирина и ответила, влив в голос столько металла, сколько смогла.
– Не поняла вопроса?
– Ну не за ради же капеллана ты, красава, против устава переть собралась. Обеты у него настоящие, я проверяла, – тут Пегги выдала ещё одну щербатую усмешку, – жаль, единственный нормальный мужик на всем, мать его, флоте. Значит из мальчишек кто. Чернявый или беловосый. Один красавчик, другой вроде не дурак. Какого хочешь, такого и достанем. По мне – бери чёрного, он хотя бы богатый. Только не увлекайся, а то вернёшься однажды домой… – Десантница отвернулась, оборвав фразу на полуслове. Пластик пульта обиженно скрипнул под её железными пальцами.
– Капрал Роббинс, начинайте поиски, – сказала Ирина, надеясь, что голос звучит как надо. Чётко и ровно. Если эта безумная почует слабину…
– Чего ради? – грубый голос сзади, из десантного отсека. Кто-то из «орлов». Лучше бы они на планете так лихость показывали.
– Операция под контролем гражданской администрации, – спокойствию голосу Ирки сейчас позавидовал бы даже господин комиссионер, – а я тут единственный её представитель.
– Волонтёр флота? Это же смешно… – Почему-то Ирине показалось, что оборачиваться сейчас, на этот хриплый, прокуренный голос будет неправильно.
– Хоукинс, если я встану, то смеяться будет врач. И над тем, что от тебя останется, – внезапно рявкнула на своих Пегги, не вставая с места. – Забыли «Счастье»?
Металлический лязг и шум падения сзади. Что-то уронили. Или, судя по короткому вскрику, кого-то.
– Ты его извини, девка, – все так же лениво ворочая челюстью, проговорила Пегги. – Это новенький у нас. Но он больше не будет – правда, Хоукинс?
Прокуренный голос из-за спины подтвердил.
Так из-за кого ты, красава, так на гауптвахту рвёшься? Всё-таки устав…
– Капрал Роббинс, а челнок вы тоже по уставу в розовый красили?
Неожиданно та улыбнулась. Во весь рот. По-человечески, добродушно так улыбнулась. Это было странно, по меньшей мере.
– Уела. Молодец. Вот уж повезло кому-то. Любопытно просто, кому. Все одно – сканеры пашут, мы бездельничаем. Вот и развлекаюсь, как могу. Вон красная вся сидишь, злишься, – на этих словах Ирина машинально ощупала щеку – и правда.
– Ищу я их, девка, ищу с самого начала… – и тут на пульте что-то резко пропищало. Пегги повернулась в кресле, рывком скинув ноги с пульта. Её пальцы вихрем пробежали по клавишам.
– И, похоже, нашла – какой-то радиосигнал с поверхности. Очень грубый – три коротких, три длинных, три коротких всплеска. Кто-нибудь знает, что это?
– Древний код. Ещё докосмический, – с замиранием сердца ответила Ирина.
«Ну, падре, ну сукин ты сын, – шептала Пегги, лихорадочно щёлкая кнопками пульта, – я так и знала, что ты вывернешься». Потом раздалась короткая команда – «всем пристегнуться». Пегги мимоходом откинула бронированными пальцами прядь волос с лица. Ирине вдруг некстати подумалось, что когда-то, невообразимо давно, безумная десантница была очень красивой. Потом челнок сорвался с орбиты вниз, и Ирина опять почувствовала себя кошкой, забытой в стиральной машине.
****
За обзорным экраном взревело пламя – сереброкрылая птица шла вниз круто, распарывая атмосферу. Потом огненная круговерть на экранах сменилась небом: льдисто-белым вначале и синим, бездонным, с белыми полотнами облаков – потом. Челнок рвался вниз, разметав крыльями тучи. По экрану побежали зелёные холмы и синие извилистые реки. Прямо по ним бортовой компьютер отрисовывал линиями на экране курс и расстояние до цели. Ближе и ближе. Замигал красным тревожный сигнал, далеко в небе сверкнули серые, быстро летящие точки. Ирина с замиранием сердца узнала хорошо знакомые тарелкообразные силуэты. Одна, две, три. Идут наперерез. К челноку, раскручиваясь на глазах, устремились тусклые плети воронок – вроде тех, что были недавно.
Пегги крутанула штурвал и азартно выкрикнула:
– Как там падре говорил, ребята? Вразумитесь, язычники, ибо с нами бог.
Челнок сорвался в вираж, небо и земля завертелись. Перед глазами Ирины мелькнул серый хобот воронки – рядом, едва не задев им крыло. Близко, чертовски близко. Вспышка под крыльями, толчок – резкий, до лязга зубами. Рвут небо огненные стрелы ракет. И грязно-белым комком сминается, сплющивается впереди первая из тарелок. Прокуренный голос сзади азартно выкрикнул:
– Эйхо.
В ответ щелчок гашетки, рев пушек и горячечный шепот от пульта:
– Этому – дала.
Серый вихрь хлещет в ответ, близко. Опять. Воронка тянется к челноку, извиваясь оскаленной искрами пастью. Челнок тряхнуло. Вираж, разворот. Такой, что чернеет в глазах и небо сминается, падает вниз грязной тряпкой. Опять рев пушек, гром и дымная клякса в полнеба.
– Этому – дала. – Последняя из тарелок развернулась, дернулась, попыталась уйти. Пегги довернула челнок, поймала беглеца в прицел, азартно крикнула:
– Эй ты, красивый, куда собрался? – и вдавила гашетку огня.
Корабельные пушки выдали короткое стакатто… Последняя, разрубленная очередью пополам тарелка, дымясь сизым дымом, ушла к земле. Челнок выровнялся, синева неба и зелень земли заняли свои законные места. Пегги проводила сбитую тварь глазами и довольно хмыкнула:
– А кто не вразумился – не виноватая я…
В долине под ними, укромной, стиснутой с двух сторон покатыми склонами холмов блеснуло серым, матовым блеском нечто большое. Слишком массивное для убогих деревень аборигенов. Красный огонёк замигал опять, предупреждая: нечто внизу опознано, как цель. Челнок развернулся, ушёл на вираж, и Ирина смогла рассмотреть ЭТО в подробностях. Большое, размером с иной земной городок. Немного похоже на огромную грибницу – ряд серых, перекрученных башен с наростами наверху – как шляпки на сыроежках. На крышах мигали огни – алым, жёлтым, тревожно-сиреневым цветом. Ирина попыталась приглядеться – и почувствовала, как закружилась голова, а живот скрутило спазмом. Миг, другой – Ирина пыталась понять, что с ней, и не могла. И отвести взгляд от этого безумия тоже. Челнок тряхнуло, клубы разрывов веером прошлись по базе. Огни погасли, затянутые дымом и копотью. Морок слетел, и Ирина наконец оторвалась от экрана. С пилотского кресла Пегги показала ей большой палец и крикнула:
– Вначале стреляй, потом приглядывайся, хорошо?
Ирина смогла только молча кивнуть – это все было диким, неправильным. Безумие. Варварство. Но шок исчез, и ей почему-то хотелось сказать Пегги спасибо.
Раздался глухой удар, заскрипела земля под полозьями – челнок сел. Десант, как совсем недавно, кинулся наружу. Ирина опрометью рванулась за ними, стараясь не потерять из виду громоздкие фигуры в броне. Серые башни встали над её головой, с их крыш в землян полетели ветвистые яркие молнии.
– When I was a little girl and so my mather told me, – заорала Пегги, бластер в ее руке выплюнул струю огня, проглотившую одну из башен.
– hey , haul away. Hey haul away joy, – подхватил прокуренный голос с другого края цепи, второй выстрел снёс с очередного «гриба» изломанную «шляпу».
Десант шёл цепью, горланя свою дикую песню на ходу. На каждой строке один из бластеров выплёвывал заряд плазмы, снося потоком пламени очередную постройку. Чужие пытались отстреливаться, серые вихри метались, искали людей. Половина базы уже пылала.
У очередного здания Пегги взмахом руки остановила людей, что-то прошептала и, хорошо прицелившись, аккуратно отстрелила край стены.
В проломе что-то мелькнуло. И тут навстречу десанту вылетели две фигуры. Кто-то вскинул ствол. Капральский рык пригвоздил всех к месту. Ирина увидела перепачканный сажей флотский скафандр, чёрные волосы у одного и белый ёжик – у другого.
А за ними на своих двоих вышел капеллан, с остатками обожжённой в плазменном огне бороды.
Отец Игнатий собственной персоной. Живой, ничего с ним не сделалось. Вот только борода обгорела и настроение далеко от благостного:
– Пегги, кошка драная, чего по своим бьёшь? Вон, бороду мне спалила.
А та вдруг скинула шлем и улыбнулась – широко и беззаботно. Странно было видеть такую улыбку на поле боя.
– И тебе, падре, тоже привет… – ответила она.
– Спасибо. По радиосигналу нашли?
– Да.
– Я так и думал, – этих слов Ирина уже не услышала.
***
– Я так и думал, – эти слова услышал Эрвин. Услышал и сильно удивился. Передатчики в скафандрах дохлые, до орбиты им не добить. Дальше капеллан понимающе усмехнулся и сказал под нос совсем непонятное: «Так и знал. Идея правильная, но с мощностью вы переборщили, коллега».
«Коллега. Кого он имеет в виду?» – подумал было Эрвин. Потом навстречу ему кинулась Ирина и посторонние мысли пулей вылетели у парня из головы.
Пегги проводила их взглядом, улыбнулась и обернулась назад, к своим, набирая воздух в грудь для команды «отходим».
И тут над их отрядом повисла очередная тарелка. Никто не заметил, откуда она взялась. Раз – и серый, переливающийся огнями блин закрыл над головами небо. Десяток бластерных стволов синхронно вскинулся вверх. Один залп разнёс бы чертов блин на плазменный дождь. Десантная броня такой дождь теоретически должна выдержать.
– Не стрелять, – хрипло заорала капрал во все горло, – не стрелять, рассредоточиться, отходим к челноку…
У Ирины, Эрвина, Пабло и капеллана брони не было.
Десяток хриплых голосов проорали подтверждение. Люди повернулись и побежали – быстро, но без лишней суеты. Внезапно Эрвин услышал знакомый капелланов шёпот:
«Увлеклись. Все. Надеюсь, вы уцелели, коллега».
«Откуда?» – подумал было он. Капеллан стоял далеко от них – они, вместе с капралом Роббинс, шли последними. Потом вспомнил, что забыл отключить приёмник, и связь по-прежнему включена на максимум.
И тут висящий над головой блин выбросил серое торнадо вниз, к людям.
Эрвин – откуда силы взялись – схватил остолбеневшую Ирину за плечо, потащил подальше отсюда. Нога запнулась о камень, он чуть не упал – но удержался. Воронка – вся в серебряных, алых и белых огнях, крутясь, как бешеная поплыла за ними. Медленно. Пегги сорвала с плеча «мир» и, помянув тварь большим десантным загибом, выстрелила пару раз, как будто пуля могла что-то здесь сделать. Воронка замерла, постояла на месте мгновение, а потом повернула и резко кинулась к ней. Белая от ярости Пегги всаживала пулю за пулей в надвигающееся на нее марево. Нога у Ирины поехала по камню, она упала. Эрвина развернуло. И тут зашелестела рация и он услышал:
«В конце концов, это моя работа», – с этими словами капеллан шагнул вперёд, прямо в серое марево. И исчез. Воронка с тихим шелестом втянулась обратно. Тарелка, стремительно набирая скорость, рванула прочь отсюда – вдаль, к горизонту.
– Твою же мать. Единственный мужик во всем, мать его, флоте. Был, – шептала Пегги, провожая взглядом исчезавшую в высоком небе серую точку.
***
В десантном отсеке челнока на Эрвина вдруг накатила безумная усталость. Усталость и какая-то опустошённость – не хотелось ни говорить, ни думать, ни, тем более, двигаться. Просто сидеть и смотреть в одну точку. С пилотского кресла доносились тихие, но весьма красочные выражения – Пегги пыталась отыскать следы сбежавшей тарелки, гоняла челнок туда и сюда, ругая последними словами бессильные приборы. Потом плюнула, повернула штурвал домой – на корабль.
– Домой – это хорошо, – подумал Эрвин лениво. Глаза его невидяще смотрели на переборку.
– Вот болт торчит, – мысли его плыли лениво, как рыбки в аквариуме. – Стандартный шестигранный болт земного производства. После всех этих безумных углов и чужих линий – при взгляде на него душа поёт и радуется. Всего шесть углов. И все правильные. Как приятно смотреть – даже расцеловать хочется. Поднял глаза и еще пару минут пялился на надпись на стене: «рисовать запрещено». Строго, да. По казенным буквам, как по травке, смешно вышагивал красный единорожек.
Эрвин улыбнулся и отвел глаза. И столкнулся взглядом с Ириной, что сидела напротив.
– Нет, лучше я Ирину расцелую. Она молодец, – подумал он и вдруг улыбнулся. Самой дурацкой улыбкой, что можно себе представить. А потом начал старательно выгонять из головы неуместные мысли. Получалось плохо.
Эрвин вспомнил о местных, наловленных на планете. Вот им тоскливо сейчас, спеленатым в грузовом отсеке, вдали от родной для них перекрученной геометрии.
– А эти, на тарелках, – интересно, кто они? Эта планета им не родная явно. У местных вообще ни одного угла нет, у этих на тарелках – сплошь треугольники. Тогда что они здесь делали? Судя по лихости первого налёта – то же, что и мы. Недаром отец Игнатий поминал какого-то коллегу. Наверно, такого же эксперта по контактам, как и капеллан. Только с чужой стороны. Ой, они сейчас друг с другом наконтактируют – мало не покажется никому. Хотя, судя по тому, что мы здесь, а чужие сматываются – капеллан наш повыше классом будет.
– Чего-то ты, парень, совсем сомлел! – окрикнула его Пегги со своего места. – На, хлебни.
И сунула ему фляжку. Эрвин открутил крышку. На приборной панели тревожно завыл какой-то счётчик. Содержимое оказалось ядрёным, но мозги прочистило хорошо. А там замигали огни и полозья челнока стукнулись о рампу посадочного ангара. Они прилетели домой. Прямо под ясные очи господина главного комиссионера, вежливо поинтересовавшегося у них причинами провала столь важной операции.
Ирина открыла было рот, чтобы возмутиться. Эрвин аккуратно оттёр её плечом и бодро – Пеггина бурда сказывалась – доложил, что все распоряжения руководства экспедицией они выполняли в точности.
– Какие распоряжения, позвольте уточнить?
– У нас было одно распоряжение. Под ногами не путаться. А приказа ловить за руки непосредственного начальника не поступало.
Десантники сзади, как будто случайно, уронили какой-то бак, подняв в воздух облако едкой пыли. Кто-то чихнул.
Господин главный комиссионер секунду-другую мерил компанию холодным, непроницаемым взглядом. Эрвин смотрел в ответ – тоже в глаза. Потом комиссионер медленно сказал:
– Хорошо, молодые люди, – и удалился. Ни одна пылинка на его костюм так и не села.
Пегги, наблюдавшая все это со стороны, усмехнулась и пробормотала.
– А, похоже, тогда, на челноке, я немного ошиблась. Надо будет сказать девке при случае, – отвернула колпачок фляжки и сделала хороший глоток.
– Когда-нибудь потом.
Ремонтная бригада молча и деловито начала затягивать десантный челнок в ангар. Мастера натягивали чехлы на покрытые окалиной штурмовые пушки. Устало сложил крылья нарисованный на коке дракон. Мирная миссия закончилась. Пегги закрутила флягу и пошла прочь, в штаб – ей ещё за расход боеприпасов отчитываться.
***
– Человек. Подожди, человек! – свистящий, механический голос пригвоздил Эрвина к полу служебного коридора. Он обернулся – перед ним стоял птицеголовый чужак. Тот самый, из парадного зала. Стоял неподвижно, только перья крыльев чуть шевелились, разбрасывая по стенам блики красного, жёлтого и кровавого цвета.
Они были в коридоре одни. В том самом коридоре. Но сейчас чужак подстерёг Эрвина. Рука парня машинально метнулась вниз, к поясу, где висел флотский нож. Пальцы почти коснулись рукояти. И, повинуясь категорическому приказу владельца, прошли мимо. Эрвин сцепил руки за спиной, подальше от оружия. Чужак пришёл говорить. И, по правде говоря, у Эрвина тоже были к нему вопросы.
– Расскажи, человек. Расскажи, что с ним стало… – чужак явно хотел знать, что стало с пропавшим капелланом. И, похоже, имел полное право знать.
И Эрвин рассказывал. Как было, не подбирая слов. Чужак стоял – пугающе неподвижно, как и тогда. Тогда Эрвина это испугало. Сейчас – сейчас его взгляд метался по застывшей фигуре, выискивая следы эмоций. Должны же они быть. Вроде… перья на загривке колыхались по определённому ритму. Всякий раз, когда Эрвин поминал капеллана, они пригибались. Интересно, это скорбь или радость?
Наконец, рассказ закончился. Чужак поклонился – коротким, неуловимым движением.
– Подожди, – позвал его Эрвин, боясь, что райская птица опять растает в темноте коридоров.
– Что ты хочешь?
– Перья у тебя на загривке – когда они колеблются, это что значит?
– Скорбь, радость, гнев… Обычно люди их ищут на лице и, не найдя, пугаются. Мы тоже пугаемся – ведь ваши люди носят шапки.
Эрвин вспомнил, как пару дней назад хватался за нож и усмехнулся.
– Да. Когда я упоминал капеллана – они пригибались. Это радость или скорбь?
– Сказал бы – смешанное чувство. Он был ублюдок. И я рад, что он прошёл по той дороге, по которой прогнал меня в своё время. Но без него мир стал беднее.
– Простите?
– То, во что ты попал, было первым и вторым шагом стандартной процедуры контакта.
– Но зачем?
– Федерации нужны переводчики. А моему народу нужен мир.
– И что теперь будет? – вообще-то чужак был последним, кого нужно было об этом спрашивать. Но вопрос вырвался машинально. А вот ответ был неожиданным.
– С капелланом? C ним всё будет в порядке. Я уверен. А вот с теми, кто его захватил – думаю, с ними станется то же, что и со мной.
– Что? – спросил совсем оторопевший Эрвин.
Чужак не ответил. Просто его рука взметнулась вверх, закрывая лицо ворохом блестящих перьев. Острые когти коснулись лба, на секунду застыли. Потом метнулись вниз. Потом к плечам – вначале к правому, потом левому. Россыпь бликов ударила в глаза, Эрвин на секунду застыл, ослепленный. А когда открыл глаза – сверкающей райской птицы в коридоре уже не было. Только ярко-алое перо переливалось на решетке настила.
– Подарю Ирине, пойдёт к её волосам, – подумал Эрвин, аккуратно подбирая находку
