«И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя».
Откровение Иоанна Богослова (13.15)
Обтянутую багровой кожей стальную дверь с латунной полированной табличкой «Адвокат П. Г. Рубикс» сегодня открыл седой и лысоватый, словно побитый молью, старикан. Трёхцветный, похожий на ливрею халат нелепо топорщился вокруг его нескладного тела. Подобострастно-надменная улыбка застыла на одутловато-белом с красными прожилками лице.
— Могу я видеть Павла Германовича? Нам нужно обсудить… — начал объяснять ему Сергей.
Выпуклые жабьи глаза профессионально-оценивающим взглядом обшарили одежду посетителя.
— Хозяин спит! — брезгливо фыркнул старикан и рывком захлопнул дверь.
«Н‑да… — подумал Сергей. — А вид у меня, действительно, не блестящий! Что и говорить? Костюм помят, ворот рубашки засален… Забрызганный грязью плащ и широкополая шляпа смотрятся более чем странно. Особенно сейчас, в утренние часы…»
Впрочем, окажись на месте нового слуги женщина любого возраста, Сергей прошёл бы фейсконтроль без труда. За яркую красоту и атлетичную фигуру дамы прощают кавалерам ещё и не такую небрежность в одежде. Но о женщинах молодой человек давно уже не думал. С этим в его жизни было покончено.
Не то, чтобы Сергей вообще отказался от контактов с прекрасным полом. Просто, после того, как два года назад его предали две самые близкие женщины, сестра-погодка и гражданская жена, парень общался только с уличными проститутками. Секс по прейскуранту, плата по таксе… И никаких бесед по душам.
«Торчать в подъезде бессмысленно, — пересчитывая ботинками ступени, думал Сергей. — До булочной метнуться?.. Там телефон-автомат. Похоже, ещё рабочий… Нет, без толку! Мобильник наверняка отключен. Да, и стационарный тоже… Лучше — в парк. Погуляю полчасика. К одиннадцати Германыч по-любому проснётся… Вот, блин, невезуха! И надо же было, чтобы он именно вчера допоздна засиделся?! А Бориса уволил и нанял этого… Долбошлёпка!»
Так сами собой мысли Сергея соскользнули на нового слугу… Наглого, надменного, бесцеремонного. Парень вдруг явственно представил себе, как сжимает в руках его складчатую, будто у черепахи, шею. Как с приглушёнными хрипами из дергающегося тела вытекает пересидевшая в нём все сроки поганая лакейская душонка, а из побелевшего от ужаса рта вываливается распухший тёмно-синий язык…
Нет, стоп-стоп-стоп! Притормозив у окна, Сергей вытащил из кармана плоскую бутылочку-фляжку. И два коротких, обжигающих горло глотка вернули его разум из манящей, затягивающей в себя бездны. «Как всегда после дела… — мысленно усмехнулся парень. — Трудно вовремя переключиться!»
Дорожка, попетляв между деревьями, вывела Сергея Хромова к берегу пруда, прямо под палящие лучи не по-утреннему жаркого солнца. Здесь парень остановился, закрыл глаза и замер, пытаясь поймать мимолётные ускользающие ощущения. И в какой-то миг ему показалось, что зной струится уже не только с неба. Им пышет стена успевшей нагреться беседки, его источает бетонный настил площадки для игр, им напитана истёртая ногами асфальтовая дорожка, и даже грязно-зелёная вода, как кажется Сергею — тоже добавляет свою лепту. Возможно потому, что со стороны пруда сюда явственно доносится удушающий запах влажной плесени с примесью древеснотравяной гнили.
Неужели есть прогресс? Хорошо бы! А то они с учителем больше года на одном на месте топчутся. И уже начинает казаться, что целую вечность…
* * *
— Ты чего в такую рань заявился? — с притворным недовольством и затаённой надеждой в голосе ворчит Павел Германович. — До обеда подождать не мог?
— Извините, учитель! Но мне показалось, что… — Сергей многозначительно замолчал.
— Ладно, пошли в кабинет! Семён, ты нам больше не нужен.
Слуга поклонился и отошел в сторону. Сергей занял его место за спиной Павла Германовича и покатил инвалидное кресло учителя в «святая святых» этой громадной квартиры — куда не только обычным гостям, но и работающим в доме слугам, входить было строжайше запрещено — в личный кабинет хозяина.
Впрочем, кабинетом оно только называлось… Это было огромное, площадью больше ста квадратных метров, помещение, каждый из углов которого концентрировал в себе инструменты и атрибутику одного из хозяйских увлечений. В зависимости от направления взгляда, оно могло показаться и тренажёрным залом спортсмена, и мастерской писателя, и историко-археологической библиотекой, и даже лабораторией алхимика.
На стенах и квадратных колоннах в несколько рядов располагались репродукции картин, фотографии глиняных и деревянных табличек, берестяных грамот и папирусов. На свободных местах полосами, а то и целыми простынями, висели скреплённые степлером копии страниц старинных манускриптов. Кое-где прямо на стеклообоях чёрным и красным маркером были нарисованы сансары и пентаграммы, германские руны и китайские иероглифы.
Из картин Сергей помнил только «Чёрный квадрат», «Чёрную сотню» и «Чёрный передел», среди табличек узнавал лишь шумерские, а большая часть остальной коллекции сливалась перед его глазами в единое пугающе-неясное целое, категорически отказываясь разделяться на доступные пониманию составляющие. Такими же чужими казались Сергею и большинство украшавших обои таинственных символов.
В научном оборудовании парень понимал ещё меньше, а потому уютно чувствовал себя лишь среди тренажёров спортивного уголка, да рядом с массивным рабочим столом, за которым они с Павлом Германовичем устраивали совещания, а иногда и просто беседовали «за жизнь».
Стол этот устрашающими размерами напоминал вставшего на колени слона. Архаичный дубово‑кожаный верх гиганта скрывал вполне современную электронную начинку. Благодаря ей адвокат Рубикс, не покидая удобного кресла, мог управлять практически всеми электронными и механическими устройствами, которые имелись в комнате.
Был у стола и ещё один секрет: при нажатии определённой комбинации клавиш из правой его ножки выдвигался искусно скрытый пластиковый контейнер, и прямо в руку сидящего в хозяйском кресле человека утыкалась рукоять полностью снаряжённого Глока‑19. Причём, патрон уже был в стволе, оставалось лишь снять пистолет с предохранителя.
Пощёлкав клавишами ноутбука, Павел Германович дождался, пока автоматика наглухо закроет шторы, создав в комнате тёмно-серый сумрак.
— Ну, пробуй! — кивнул он в сторону стоящих у стола весов. — О делах позже расскажешь. Вижу ведь же — не терпится…
Сергей встал на платформу и затаил дыхание. Учитель щёлкнул последним тумблером, повернув до положения «вертикально» планки жалюзи. Теперь в темноте было видно только табло на платформе.
— Девяносто семь и двести сорок шесть граммов, — прочитал Павел Германович. — Посмотрим, что при свете…
Жалюзи уехали вверх. Шторы раздвинулись.
— Девяносто семь четыреста двадцать четыре, — грустно произнёс Сергей. — Разрыв массы: сто семьдесят восемь граммов. Всё как в прошлый раз. Значит, идея только казалась хорошей…
— А что хоть за мысль была?
— Вы новости ещё не смотрели?
— Погоди, сейчас яндекс открою! Что искать-то?
— Бандитская разборка, промзона у платформы Моссельмаш.
— Так, так… А‑а‑а, вот: на пустыре у заброшенного складского комплекса… Двадцать семь трупов! Все твои?
— Больше половины, — вздохнул устроившийся на гостевом стуле Сергей. — И всё зря! А я‑то думал, вот оно: зло, которое и не зло вовсе! Город родной от бандитов зачистил… Казалось, прямое попадание: «… доброе дело, но злыми руками»! А в результате?..
— Ладно, не переживай! — лукаво усмехнулся Павел Германович. — Всё у нас будет… Со временем. Кстати, я ночью новый перевод формулы закончил. Хочешь послушать?
Сергей устало кивнул. Формула. Это значит — в стихах. Опять в стихах, снова в стихах. Может, им стоит хоть раз взять за основу прозаический вариант, и не пытаться его зарифмовать. Впрочем, резоны учителя понятны: замысел по условию Великого Автора должен укладываться в стихотворный размер, к тому же стихи лучше запоминаются…
— Зло возрастает в силе многократно,
Когда во Зле твоём не видно зла!
А дальше — вдохновенье скажет внятно,
Как совершают Чёрные Дела!
Лишь тот из вас через барьер пробьётся,
Крылами проломивши Тьмы предел,
Кто разумом пытливым доберётся
До наивысшей формы Чёрных Дел!
— Извините, учитель. Но… Это ведь уже седьмой вариант! И как нам понять: какой из них правильный?
— Ты думаешь, я знаю? Последовательный перевод с четырёх языков, три из которых давно и безнадёжно мертвы — сложнейшая задача! А братков этих ты зря покрошил. Ну, сам посуди: кто о них вспомнит? Жёны, матери, детишки, ничего о папиных делах не знающие, да кореша по бандитской бригаде. И ни один при этом не подумает, что ты доброе дело сотворил…
— А остальные? Миллионы обычных жителей?!
— Забудь! Большинству сограждан давно уже плевать, кто кого мочит! Лишь бы не их самих!..
— Ну, а жертвы бандитского беспредела? Их мысли — не в счёт?
— Да откуда же они узнают, что покрошили именно их обидчиков? Фотографий к репортажу никто не прикладывал… И не приложит!
* * *
От квартиры Рубикса к своему дому Сергей шёл через парк. Напрямик тут было около часа — почти вдвое дольше, чем вкруговую на трамвае. Но, как всегда после совещания — хотелось проветриться и спокойно всё обдумать. А в парке было тихо и безлюдно. Утренние бегуны давно сменили костюмы и разбрелись по своим кондиционируемым офисам. Собачники прогуляли и возвратили в душные квартиры любимых питомцев. А для пенсионеров было ещё рановато.
Парень довольно быстро прошёл ту часть пути, где вдоль ровных асфальтовых дорожек разноцветными узорами пестрели цветочные клумбы, и углубился в «дикий» лесной массив, в котором сами собой, без участия человека, росли вперемешку сосны и берёзы, клёны и липы, а образованные ветром прогалины быстро заполнял вездесущий осинник. Упавшие сучья и поваленные ветром деревья регулярно убирали здесь только с главных, гравийных, дорожек. А в основном массиве сушняк лежал даже не годами — десятилетиями. Вместе с толстым покровом старой листвы это создавало не только в глубине леса, но и на разбегающихся частой сетью тропинках, пружинистый, потрескивающий под ногами слой.
За кустарниками давно уже никто не следил. Они росли сами по себе, местами образуя совершенно непролазные заросли сирени и рябины, орешника и черёмухи, боярышника и шиповника. Кое-где в центре этих чащоб можно было встретить небольшие полянки с кострищами и самодельными столами, вокруг которых полукружьями или кругами располагались сиденья из деревянных колод, шлакоблоков и ящиков. По вечерам эти «дикие» места отдыха до отказа забивала местная молодёжь. В темноте здесь негромко пели гитары, хрипели заезженные магнитолы, слышался приглушённый говор, звон стаканов и треск прогорающих углей.
Сергей тоже коротал тут летние вечера. Вон за теми кустами боярышника была «их» поляна… На которой три года назад сестра познакомила его со своей однокурсницей. Рядом с рослой, широкоплечей Машей Вера смотрелась маленькой и хрупкой, как китайская статуэтка. Она выглядела настолько женственно и двигалась так изящно, что казалась Сергею ненастоящей… А когда подняла на него бездонные карие глаза, одновременно испуганные и доверчивые, у Сергея внезапно задрожали колени… Парень понял, что встретил свою Судьбу. Так началось его короткое счастье, закончившееся через год вечными муками.
Почему он оказался таким слепцом? Ведь, если подумать, в поведении Веры с самого начала было много странного и подозрительного! Она всегда высказывала именно то мнение, которое Сергей считал правильным (а как же — консультировалась у его сестры Маши). Дважды под благовидным предлогом отказывалась регистрировать их близкие и (как ему казалось) безоблачные, отношения. Сначала заявила, что штамп в паспорте не важен, пока детишки по лавкам не запищали. Забеременев, сказала, потупив взгляд, что «с брюхом» под венец не пойдёт, стыдно ей, лучше уж после роддома…
А оттуда она исчезла вместе с дочкой, и одновременно с ними пропала из квартиры Маша. На следующий день он нашёл в мейле письмо от обеих. Вера с Машей писали ему, что они любят друг друга и всегда любили. Что теперь, когда у них есть общий ребёнок, девочка, близкая им обеим по крови, они — настоящая семья. Что они будут жить в другой стране, и чтобы он не пытался их найти, это всё равно бесполезно. Ведь у них теперь новые фамилии, а отцом ребёнка зарегистрирован другой человек. И он, Сергей, никому ничего не докажет…
Похотливые лесбосские сучки! От внезапно нахлынувшего гнева ему стало так жарко, что пришлось даже снять плащ.
— Ребята, ну отпустите же! Чего я вам плохого сделала?! — раздался справа дрожащий девичий голос.
— Ни-че-го… Так ведь и мы тебе — тоже. Пока… Вот сделаем плохое и отпустим. Гы-ы‑ы…
— Я кричать буду. Я… Ой-й‑й, только не убивайте!
— Тогда захлопнись, сучка… Мать твою! Будешь паинькой, поживёшь ещё! И неоднократно… Бля-а‑а, а титьки — ничего! Гы-ы‑ы…
«Развлекаются пацаны, — решил Сергей, скользнув равнодушным взглядом по шевелящимся кустам орешника. — Похоже, нож телке показали, чтобы не возникала…»
Он сделал ещё пару шагов и остановился. В голове вдруг зазвучал торжественный и вдохновенный голос Павла Германовича:
«Зло возрастает в силе многократно,
Когда во Зле твоём не видно зла!»
— Не видно зла… — пробормотал парень. — Ну, конечно! И как я раньше не допетрил?! Идиот!
Внезапная догадка сорвала его с места, словно выстрел стартового пистолета. Только бы не опоздать!.. Когда ещё представится такой случай?! Только бы… Он прибежал вовремя! Троица малолетних бандитов ещё только рвала на девчонке одежду… Ужас в её глазах был так силён, что на какой-то миг Сергей искренне возмутился тем, что творили подонки. К счастью, до победы им было далеко — хрупкая на вид девица сопротивлялась молча, но яростно.
— Э‑э‑эй, мальчики! — привлек к себе внимание Сергей. — Оставили бы вы девушку в покое…
— Вали отсюда, козёл! — презрительно бросил ему тот, что держал в руке устрашающего вида выкидуху*. — Пока на перо не посадили…
Сергей только усмехнулся. Что ж, ритуал примирения соблюдён, а теперь… С его силой и уровнем подготовки шансов на выживание у ребят не было. Но для девчонки это должно остаться тайной. Поэтому он слегка поиграл с мальчишками — не сразу сломал позвонки первому, хотя возможность была просто сказочная, а дождался, пока они навалятся всей толпой, и только тогда «срубил» ребром ладони его цыплячью шею. Судя по тому, как вывернулась после этого голова, позвонки сломались у основания черепа. Второго Сергей убил почти сразу за первым, коротким ударом в грудину остановив сердце. Третий продолжал нелепо размахивать выкидухой, даже не подозревая, что его друзья уже никогда не поднимутся. Пятью секундами позже, напоровшись с помощью Сергея на собственный нож, малолетний бандит так и умер в неведении…
— Ой-й‑й. Что это с ним! — Сергей постарался придать своему голосу испуганное выражение. — Меня же теперь посадят!
Он поднял с травы брошенный перед дракой плащ и протянул его закрывающейся руками девушке.
— Одевайтесь и бежим… Быстрее! Вдруг эти здесь не одни!
Сергей озирался по сторонам и старательно делал вид, что прислушивается.
— Спасибо… — дрожащим голосом ответила незнакомка. — Я уже готова.
— А вы далеко живете, девушка? — спросил Сергей, пропуская её вперёд. — Понимаете, это мой единственный плащ…
— Нет, — тихонько всхлипнула она. — Второй дом от парка. Минут пять отсюда, если быстрым шагом.
* * *
Четверть часа спустя они пили чай на кухне у Светы, которая успела сменить плащ Сергея на атласный розовый халатик. Девушка, выглядевшая значительно симпатичнее без размазанного по щекам макияжа, уже настолько успокоилась, что обратила внимание, как сильно у её спасителя «сгорела» на солнце шея, и предложила смазать кожу заживляющим кремом. Парень покорно крутнулся на табурете и склонил голову.
— Ну, вот. Теперь гораздо лучше… — заканчивая втирать в кожу крем, сказала Света. — Можешь поворачиваться.
Сергей так и сделал. Затем, осторожно покрутив головой, слегка коснулся своей шеи ладонью.
— Ты просто кудесница! — сказал он, пожимая её руку; а потом поднёс пахнущую кремом узкую кисть к губам и поцеловал. — Спасибо!
Сергей был искренне благодарен этой девочке. Но не за крем и не за заботу… Ведь когда снаружи тебя жжёт солнце, внутри растет Тьма. Сколько же искренности в её мыслях, если они обладают такой силой?! Ведь она — единственная, кто считает добром сотворённое им зло…
А Света уже хотела ответить: «Что ты? Не за что, тебе спасибо!», но не смогла. Потому что в этот момент их взгляды встретились. И девушка увидела в глазах парня что-то непривычное для себя, что-то такое, отчего вдруг явственно почувствовала, как прилипли к телу шёлковые трусики, а модный итальянский лифчик стал страшно тугим и неудобным. Светлане показалось, что Сергей всё это тоже понял. И она поспешно отвернула от парня вспыхнувшее жаром лицо.
Молодой девушке, всегда считавшей себя не слишком привлекательной, не имеющей опыта в общении с мужчинами, всё это было внове. Того, что сейчас вот-вот могло произойти между ней и этим красивым незнакомым парнем, она одновременно и хотела, и боялась.
Сергей замер, понимая, что любое движение может всё испортить. Он только продолжал гладить и целовать её руки, оставив за Светой право решать. А она всё медлила — не знала… Пока не почувствовала, как само собой отзывается на ласки её молодое тело.
И всё же вначале она была скованной и зажатой. Подростковые комплексы и девичьи страхи оставались ещё слишком сильны, и к тому же — она никак не могла забыть о собственном неведении; о том, что не только чувствует, но наверняка и ведёт себя неловко… Та смелость, которая понадобилась ей, чтобы намекнуть на эту неискушённость человеку, ещё час назад совершенно незнакомому, намного превзошла по силе отвагу, что позволяла отбиваться в парке от бандитов.
Но вот первые страхи исчезли, пропала неловкость, а стыд истаял в разгорающемся пламени страсти. Сколько всё это продолжалось? Света не смогла бы ответить… Что ж? Некоторые события бывают настолько важны и так насыщены чувствами, что мозг упорно отказывается воспринимать их в часах и минутах.
Сергей испытывал очень похожие ощущения. Он уже давно не был счастлив ни с кем из женщин. А их за последнее время в его «коллекции» накопилось немало. И сейчас парень изумлённо и радостно купался в волнах искренних чувств, которые считал навеки для себя потерянными. Эта храбрая и милая девушка так радостно откликалась на его ласки, а в любовном экстазе так искренне шептала милую чепуху, что на какое-то время Сергей даже забыл, ради чего вступился за неё в парке. А последний миг был настолько сладостным, что Сергею вдруг захотелось раскинуть руки и совершенно по-театральному прокричать: «Остановись, мгновенье!»
— О‑о‑о… Боже! — пробормотала Света. — Я и не думала, что это будет так здорово…
Внезапно Сергей открыл глаза и резко вскинулся. В голове мелькнула пока ещё смутная, но — он это ясно чувствовал — очень важная, мысль…
— Что с тобой, милый! — испуганным зайчиком отозвалась на это странное движение Света.
— Ничего, родная! Просто показалось… Ничего, мой… Ангел!
Девушка снова прикрыла глаза. Уголки ярко-розовых губ раздвинула счастливая улыбка. Сергей наклонился и принялся осыпать нежными поцелуями лицо, шею, уши. Его руки поворачивали милую белокурую головку то правой, то левой щекой к себе. А потом, проскочившая недавно мысль вернулась обратно…
Лицо парня внезапно стало жёстким, глаза сжались в узкие безжалостные щёлочки, и на излёте одного из легких и нежных движений, вслед за последним поцелуем, он резким рывком сломал Светлане шейные позвонки.
— Убить своего ангела… — задумчиво пробормотал Сергей. — Если это не то самое «Чёрное Дело», все наши поиски были напрасны…
* * *
Грозовые тучи налились свинцом, на улице потемнело. Когда Сергей вошёл в свой подъезд, он не стал дожидаться лифта, а взбежал по лестнице на девятый этаж. Делать это было совсем не трудно — тело в густых сумерках почти потеряло вес. «Да, так и есть! — радостно билась в голове мысль. — Чёрное Дело — не тупое мочилово, а убийство доверившегося тебе человека, человека любящего и преданного… С которым ты уже практически одно целое…»
Сергей понимал, чувствовал, что до главной разгадки осталось совсем чуть-чуть! Ещё немного, и он сможет прорваться за предел, переступить через грань сладостно манящей Тьмы. И воспарить вместе с любимым учителем среди Ближайших Слуг их общего Владыки.
Вдохновение озарило его в сладостный миг высшего наслаждения, когда вылетают из головы все мысли. В тот момент он вдруг явственно понял, почувствовал, что не может быть одновременно и с этой девочкой, и с учителем. Из двух страстей нужно выбрать одну и за ней, единственной, идти до конца!
Учитель! Знакомство их началось случайно. Сергей, прочитавший письмо сразу от двух предавших его женщин, выскочил на дорогу под колёса спортивного «мерседеса». Разве он мог знать, что за рулём сидит бывший «король ночных гонок»?
Визг тормозов ударил по ушам, нос скрутило от запаха палёной резины… По лицу и телу хлестнула пыльная волна, но сама машина проскочила мимо. А затем широкоплечий седой водитель аккуратно сдал назад.
— Тебе что, жить надоело? — спросил он спокойно.
— Да! Да! Да-а‑а! — заорал Сергей. — Ну, что? Ну, выйди! Убей меня!
— Не могу, — усмехнулся тот, и уточнил. — Выйти не могу! Ноги парализованы.
И только тогда Сергей заметил знак под стеклом машины.
Потом, почти сразу… Буквально через пару недель он застал в квартире Рубикса четверых грабителей. Мерзавцы только что прирезали в прихожей пытавшегося закричать слугу, и терять им было уже нечего. Что заставило в тот раз Сергея броситься с голыми руками на три ствола, не считая ножей? Жажда смерти? Вряд ли… Она к тому времени успела перегореть. Скорее, парень уже тогда успел полюбить этого упрямого и целеустремлённого человека. Взглянуть на мир его безжалостными глазами. Пропитаться завораживающе-красивыми в своей безупречной логике идеями.
Выросший в семье без мужчины, в девятнадцать лет потерявший мать, Сергей с первой же минуты знакомства прилепился душой к учителю, как к родному отцу. Два долгих года они вместе шли к этой цели: достичь границы Зла, а затем, переступив её, обрести бессмертие и власть над всеми падшими и заблудшими — над жалкими ничтожествами, что будут вечно гореть в Геенне огненной, над которой ближние слуги Владыки Ада смогут летать и наслаждаться…
Сергей ждал этот миг с нетерпением, с жаждой, со страстью! Знать, что он получит высшую и бесконтрольную власть над обманувшими его сучками, до которых на этом свете никак не удаётся добраться — за такое можно отдать многое! А понимать, что власть эта будет длиться вечно… От одной мысли о подобном счастье у него начинала кружиться голова.
Павел Германович, как он успел узнать, пришел к их общей идее тоже не просто так. До Сергея доходили слухи, что история инвалидности учителя связана с подлостью и предательством близких… Предательством настолько страшным, что посвящённые в тайну говорили о нём лишь намёками, избегая конкретных деталей, дат и имён. Все рассказчики сходились только в одном — из непосредственных участников событий в живых остался лишь сам адвокат Рубикс. И смерть многих была медленной и ужасной. Но Сергей знал, чувствовал, что Павел Германович не собирается на этом успокаиваться! Мечта всей его жизни — вернуть своих врагов к тем последним страданиям, а затем — длить их муки вечно…
Теперь нужно принять душ, переодеть костюм и рубашку. Бросить в ящик запачканный плащ… А вместо него? Вот эта куртка, пожалуй, подойдёт! Что ещё? Да-а‑а… Пистолет! Осталась всего одна загадка: если у учителя появится идея, придётся сразу бежать на задание. Сергей надел подмышечную «сбрую», сунул в кобуру подаренную Рубиксом Беретту… Затем немного помедлил и опустил в потайной карман компактный ПСМ** — наступает решающая фаза, и нужно быть готовым ко всему.
* * *
— Ну, что ж? Посмотрим… — Павел Германович щёлкнул выключателем и присвистнул. — Грандиозно! Семь кило с копейками…
— Меня там меньше половины! — голос Сергея звенел от гордости. — Если одежду и ботинки вычесть…
— Догадываюсь! — глядя, как расходятся шторы, произнёс Рубикс. — А так: без трёх граммов центнер. Молодец! Давай-ка опять с той минуты, как от меня вышел, только подробно и обстоятельно!
Рассказ продлился почти час. На этот раз Сергей старался вспомнить мельчайшие детали: всё, что он делал, говорил, слышал, видел и даже — о чём думал. Потом пошли вопросы: адвокат хорошо умел сопоставлять факты, прояснять детали, устанавливать смысловые связи между событиями. Заполнение пробелов заняло у них ещё два часа. После чего разговор ушёл в эмоциональную плоскость: теперь Павла Германовича интересовали те чувства, что владели Сергеем в каждом из всесторонне разобранных эпизодов…
За окнами отгремела послеобеденная гроза. Отстучал каплями по крышам и отливам сменивший её дождик, вечер давно уже перетёк в ночь. А два упрямых целеустремлённых человека всё раскладывали и перетасовывали факты, события и детали, выдвигали версии, строили гипотезы. Оба чувствовали, что пройти остаток пути им вполне по силам, а в картине событий недостаёт лишь одного мелкого штришка…
Учитель и ученик родились в разные эпохи, росли в разных условиях, получили разное воспитание. Но за два года их сроднила общая беда, сблизили похожие чувства, сплотила единая цель. Для Сергея, к двадцати годам растерявшего родных, рассудительный адвокат стал самым близким на земле человеком. Жена и сын Павла Германовича погибли в катастрофе, сделавшей инвалидом его самого. И в первое время Сергей видел на адвокатском столе две фотографии: красивой белокурой женщины и худощавого трехлетнего мальчика с грустными глазами. Парень не спрашивал, кто это. Но когда год назад место карточек занял антикварный перекидной календарь, который Сергей подарил учителю на день рождения, парень чуть не заплакал от счастья.
Да, они всегда были близки по духу. И оба чувствовали это с первой минуты знакомства. Но сейчас — приоткрывшая двери желанная тайна… Её разгадка… Почти разгадка — сделали эту духовную связь теснее, а чувства жарче. Наверное, можно сказать даже, что разумами своими они словно слились воедино, стали как сиамские близнецы, соединённые общей всепоглощающей страстью на самом высшем — духовном — уровне…
Сергей задумчиво брёл к выходу из кабинета, он чувствовал, что все части головоломки налицо, а желанная разгадка уже буквально стучится в мозг, остался только шаг, всего один маленький незаметный шажочек…
Парень уже опустил руку в карман за ключом, когда у порога его нагнал хриплый от волнения возглас Павла Германовича. В нём, как в коктейле смешались радость и боль, решимость и неуверенность:
— Постой! Я, кажется, догадался!
И в этом странно звучащем крике почти потерялись щелчки двух предохранителей. Почти… Но не совсем…
— Я тоже… — пересохшие от волнения губы повиновались плохо, и ответ прозвучал еле слышно.
Сергей успел обернуться. Один выстрел опередил другой на ничтожную, незаметную для человеческого уха долю секунды. Но вторая пуля отправилась в путь уже после того, как пронзившая сердце жертвы первая сбила ей прицел. А затем в нос убийце ударил хорошо знакомый запах пороха, придавший звучащему в ушах эху выстрелов особый, восторженно-победный и одновременно траурно-грустный оттенок…
Что такое? Оказывается, можно убить себя, оставаясь при этом в живых! Как странно! Эти ощущения новая, небывалая ещё на Земле сущность будет помнить теперь целую вечность…
Комнату меж тем заполняла Тьма. И вот — с треском разлетелся на неровные куски железо-бетонный монолитный потолок, потом — следующий за ним. А затем ещё и ещё… Как яичная скорлупа раскрылась и начала заваливаться по обе стороны от дома изящная стальная крыша. Семиэтажная «элитка» в считанные мгновения превратилась в груду пыльных, кое-где искрящих обломков. А привлечённые грохотом её падения прохожие уверяли потом, что ясно видели, как, хлопая антрацитовыми крыльями, к бездонному ночному небу взлетает огромная чёрная тень.
«Так вот какая она, эта последняя разгадка! — c ликованием думала так долго создававшая себя Тварь. — Кто мог представить, что всё настолько изящно и высшая форма чувственного доверия связывает по-сыновьи верного ученика с его по-отечески заботливым учителем… И что, предав эту бескорыстную, бесхитростную любовь, можно выжечь последние крупицы души и добиться наконец желанной Цели…»
* Выкидуха — нож, лезвие которого выскакивает из рукоятки, если нажать на спусковой рычажок или кнопку.
** ПСМ — пистолет, приспособленный для скрытого карманного ношения, калибр 5,45 мм, восьмизарядный; в отношении расшифровки аббревиатуры это один из самых таинственных советских пистолетов. По одной из версий (А. Жук «Современные пистолеты и револьверы» 1998 года издания, стр. 307), ПСМ — это «пистолет Стечкина модернизированный», по другой (тот же автор, «Справочник по стрелковому оружию» 1993 года издания, стр. 256), ПСМ — пистолет самозарядный малогабаритный, создан коллективом авторов (Лашнев, Симарин, Куликов)…
