Звенела, с надрывом заходилась переборами в ночи гитара, и возвращался Костя домой уже поутру, чтобы поспать часок-другой да поспеть к началу смены на завод. А на заводе план, мастера, начальники. Но ничего, работает он, дело в руках спорится, да ведь рабочая жилка в нем от старых мастеровых-уральцев, к тому же коллектив, товарищи-наставники.
Ах, какое лето! Какие ночи! Ах, какие рубашки в клеточку и стильные отутюженные брюки носил Костя. Пиджачок через плечо, гитара в руке, стрижка под полубокс: забубенная головушка — девятнадцать лет.
Мелькнуло, пролетело красное лето, и посыпались, обрываемые холодным ветром, желтые листья берез. А когда закружились в воздухе белые комары: плакала мать, и растягивал мехи гармошки подвыпивший постаревший отец, да залихватски отплясывали развеселые провожающие; и, задумавшись, со стареньким чемоданчиком в руке, среди этого гомона, шел Костя, и смотрел вокруг себя так, словно предчувствовал, что вернется теперь домой не скоро. Смутно было на душе.
