Медленно и неслышно осели с неба светлые потемки. В закоулках и садиках разрастались лохмы негустого мрака. Там, невидимые, копошились, сонно ворковали птахи.
«Засыпают птички,— подумал Митя.— Начирикались за день!»
Он вольно шел по пустой, но еще звучной от скрытых голосов улице, с улыбкой ловил чужое, без оглядки сказанное слово, сшибал с шеи певучих пиратов—-комаров, прилетевших на ночной разбой из приозерных трав.
Впереди, где-то за переулками, бойко заголосила мелкая моська. Вдогонку ей бухнул из темноты молодой бас,— и заухала деревня. Сквозь хрип и лай кто-то крикнул:
— Отвали, шмакодявка!
И настырная пустолайка, верно, от пинка, полетела в воем куда-то и сразу утешилась. Остальные собаки размяли глотки и унялись тоже.
«Парни в клуб подались! — улыбнулся Митя,— Пойти поздороваться с народом».
Он свернул на сумрачный пустырь, где между двух наскоро отесанных столбов угадывалась клетчатая волейбольная сеть. Дальше, на лысом косогоре, желтели окна клуба — три перекрещенных квадрата.
