У слепенькой бабки была животинка — коза. Умница козынька! Нешкодливая, небодливая, добронравная, такую смиренницу в отчаянном козьем роду — поискать. Была она бабке кормилицей и поводырем. На рожках — веревочка, на веревочке — бабка. Коза по зеленым канавам, по пустырям сладко-лакомую травку разыскивает — бабка за «ей. Коза вдумчиво ест, молоко нагоняет, бабка режет в корзину на ощупь осочку, крапивку, полынь. Возвратятся домой, расстелет бабуся в сарайчике свежую зелень, притомит да подвялит ее в тени, на горячих ветрах, и зелененькую, с вкусной хрусточкой сложит на сеновал. Корм на зиму кормилице, корм умненькой Катеньке. И была эта Катя, в сравнении с сестринскою козьей породой, отменно высокоудойная, несла на подворье к хозяйке тугое упругое вымечко, соски, словно рожки, смотрели на стороны; склевывали вороватые воробьи на козлушкиной тропке упавшие капельки молока.
…С той поры, как Сам-Суматоха с Павлинкой ушли в партизаны, минул почти год. Сейчас девчонка заслана в город. Она часто встречает старуху с козой, ее трогает этот нерасторжимый союз.
— Бабушка, — остановила однажды старуху Павлинка. — Почему твоя Катька такой взгляд на меня выставляет? Такой взгляд, будто знает она, животина, чего-то такое… Чего мне никак никогда не узнать, не понять? Как будто она не коза, а мудрец древнегреческий…
— Может и знает, — важно предположила старуха. — Род у ней да-а-авний! С апостолами жила, пророков кормила — может, ей и чего заповедано. Это правильно — самостоятельный взгляд. Всех и всяких зверей циркачи могут выучить, а коза — вот вам хвост. «Была я козой и козой я останусь. А в балаган — вот вам хвост — не пойду!»
