Другими словами, князь передал супруге часть своего княжеского владения, и крестьяне его должны были теперь «страдать» на княгиню точно так же, как «страдали» на самого князя, нести «тягло», т.е. подымную подать (подать с каждого «дыма» — с каждой избы). Он обеспечил княгине и дочери ее экономическую самостоятельность.
Оберегала грамота и свободу совести княгини. Было сказано, что если Ольга захочет по его «животе» (смерти) пойти в монастырь, пусть пойдет, а если не захочет, то пусть поступает, как ей будет любо. «Мне ведь не смотреть, вставши из гроба, кто что станет делать по моей смерти».
Уберег он и Изяславу-дочь от возможного произвола князя Мстислава, наказав, чтобы не отдавал ее замуж ни за кого неволею, а только за того отдал бы, кто будет люб самой Изяславе и княгине Ольге.
«Целуй крест, — сказал брату Мстиславу, — что не нарушишь моего завета».
И поехал Мстислав в стольный град Владимир Волынский, созвал бояр и граждан всех и перед всеми прочитал грамоты — завещание брата своего. И крест поцеловал принародно. А епископ владимирский Евстигней принародно же благословил Мстислава на владимирское княжение крестом воздвизальным.
Позднее оказалось, что никакая другая из сохранившихся летописей той поры не содержит столь подробных правовых аспектов удельного наследования, а потому владимиро-волынский летописец стал объектом пристального изучения историков. На него по части княжеского наследственного права ссылаются крупнейшие авторитеты — В.О. Ключевский, Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев и другие.
Теперь жить князю оставалось недолго. Болезнь быстро развивалась: «отпаде ему все мясо с брады и зубы исподний выгниша вси, и челюсть брадная перегни». С образом библейского Иова-мученика сопоставляет летописец князя Владимира.
Наконец в декабре 1289 года смерть оборвала его страдания. Княгиня и придворные обмыли тело, обернули бархатом и кружевами и в санях повезли из Любомля во Владимир Волынский. Там в фамильной усыпальнице соборного храма Богородицы и упокоился князь.
«Царь мой добрый, кроткий, смиренный, правдивый, — причитала Ольга над еще раскрытым гробом, — вправду назвали тебя в крещении Иваном, всякими добродетелями похож ты был на него: много досад принял ты от сродников своих, но не видела я, чтобы ты отомстил им злом за зло».
Об Ольге Волынской и приемной дочери ее Изяславе мы больше ничего не знаем. Как сложилась их жизнь дальше, летопись о том молчит, давая полную свободу воображению историка-импровизатора.
