***
– Проваливай отсюда! И никогда больше не возвращайся! – прорычал на ухо бедолаге мужчина и, что есть силы, ударил носком ботинка в лицо. Бедняга, что все это время полуживой стоял на четвереньках, опрокинулся на спину. Алая кровь фонтаном хлынула ему на грудь, мужчина начал захлебываться.
– И забери своих уродов, колдун! Чтобы мы их больше тут не видели! – вторил ему еще один голос.
Мучители подкатили разбитую телегу, которая горой была забита отрезанными головами странных, невиданных существ.
– Еще раз сунешь сюда свой нос – мы тебя пустим на корм улиткам.
– Не бейте, я уйду, я уйду, – прижимая к груди переломанные пальцы, ревел несчастный. – Не бейте.
– Не охота руки о тебя марать, гниль, – брезгливо фыркнул высокий статный юноша, широко замахнулся и обрушил на голову беззащитного тяжелую железную трубу.
***
Джим выскочил на улицу еще с рассветом, пнул соседский мяч со двора, отпер сарай и за ремни вывел ездовую улитку. Та – нерасторопная и заторможенная – недовольно крякнула, но уже через минуту высунула бледную морду из раковины. Розово-фиолетовые рога дернулись раз, другой, улитка фыркнула, свистнула и медленно покатила по траве к дороге. Ангелина – так Джим звал свою подругу – жутко не любила туман. Дождь и слякоть она еще терпела. Случись туман – нежное создание мигом скрывалось в раковине и злобно скрежетало, гудя из отверстия, словно из сифона. Вы начали читать конкурсный рассказ. В конце произведения обязательно поставьте ему оценку!посмотреть условия конкурса
– Очень нужно, красавица, очень, – Джим нежно дернул Ангелину за правое верхнее щупальце. Улитка не спряталась, и Джим, не теряя времени, приладил и закрепил седло.
Ангелина же, позеленев от погоды в первые минуты, сейчас вернулась к своему серому цвету и уже тянулась к придорожному одуванчику, раззявив безобразную пасть. Из-под мускулистой ноги, с помощью которой и передвигалась эта громадина, понемногу начала выделяться слизь.
«Отлично» – улыбнулся Джим, натянул дырявые перчатки, запрыгнул верхом на улитку и с деловым видом дернул за узды.
Громадина, нехотя, двинулась. Раскачалась, ухнула, прощупала рогами пространство вокруг. Джим покрепче уцепился за наросты на раковине, натянул очки.
– К мосту! – скомандовал Джим, и Ангелина свернула на перекрестке.
Плотный туман, что пришел пару дней назад, казалось, сегодня достиг своего максимума. Городок заснул, убаюканный пеленой. Он, укрытый мокрым саваном, стол похож на труп. Он, чего греха таить, давно стал похож на труп. На кучу серых камней с дымоходными трубами и картонными верандами. С железными ржавыми качелями во дворах и косыми деревянными заборами, что обозначали границы этих самых дворов. Кусты и цветы тут росли скудно: местная ребятня, гоняя на своих моллюсках по тротуарам и газонам, сбривала растительность под корень. А песчаные ветры, жара и зной обращали в сухостой недогрызенные громадными моллюсками деревца. Желтая трава, растворенная в тумане, превратила этот городок в мятую черно-белую фотографию.
Никогда прежде Джим не ездил так медленно. Улитка плохо ориентировалась в густой пелене, наскакивала на бордюры, перепрыгивала через лужи, стукалась массивными боками о почтовые ящики. Кожаное седло под парнем скрипело, тонкие джинсовые брюки от тумана набрались влаги, прилипли к тонким костлявым ногам. Джим впервые за все лето почувствовал, что пальцы онемели от холода.
Ангелина бесшумно врезалась в густую хмарь, но не рассекала ее, а тонула в ней, исчезала, растворялась. Рассеивался в паре метров и луч фонаря. Батарейки Джим не менял с начала сезона, вечерами не гонял – Ангелина рано засыпала, утром же было всегда достаточно светло. Но только не сегодня. Ночь не собиралась уходить. Да и Джиму сегодня следует быть вовремя. Утром открывается ежегодная ярмарка – в поле за городом уже к обеду будет не протолкнуться. Сумки со специями отец увез ночью. А еще нужно подготовить место и растянуть шатер. Этим они и займутся по приезду. Они – это загорелый, лопоухий кузен Билл и долговязый, светлокожий – прямая противоположность брату – Джим. Осталось встретиться с Биллом на выезде. Ближайшая неделя, если хорошо поработать, будет кормить весь следующий год.
У последнего поворота, возле моста, где дорога ветвилась и убегала тонким ужом к горизонту, где и было оговорено встретиться, Билла не оказалось. Следов слизи на влажном асфальте от перламутровой улитки – волка, на которой и должен был приехать Билл, Джим тоже не обнаружил.
– Билл! – зло каркнул Джим, разозлившись на кузена. – Б-и-и-л! Ты где?!
– Берегись! – раздалось вдруг из пелены, и крохотная, но чрезвычайно юркая улитка с веретеновидной гладкой раковиной врезалась в Ангелину. Хитиновые панцири шарахнули на половину городка. Билл в седле подпрыгнул. Ангелина хрюкнула от удивления, и пошла юзом по скользкой дороге. Ее тряхнуло, повело, животное испуганно подтянуло ногу, но мелкая товарка уже любовно прильнула к подружке щупальцами. Ангелина мигом успокоилась.
– Прости, красавица, прости, – Билл виновато похлопал Ангелину. И обратился уже к Джиму. – Испугался?
– Испугались! – отмахнулся Джим. – Мы опаздываем!
– Точно, – опустил голову Билл. Но только на секунду. Чтобы через мгновение уже сорваться с места, гогоча во всю глотку. – Догоняй!
Шайя – та самая улитка-торпеда, что протаранила массивную Ангелину, дернула вдоль по дороге, активно работая мускулистой, но крохотной ногой.
Несмотря на калеченую правую руку – два пальца Билл потерял несколько лет назад, пытаясь собрать самодельную ракету – с улитками он обращался блестяще. Он выжимал из Шайи, а до нее – и из пестрой Тишы, какие-то запредельные скорости. Дергал вовремя за ремни, выстукивал сложные командные ритмы, свистел, цокал и стрекотал во всю глотку.
– Даю тебе фору! – крикнул Джим. – Не расшибись в тумане, гонщик!
И тут же легко стукнул костяшками пальцев по раковине. Ровно три раза. Команды Ангелине знала отлично. Будто тяжелый валун, что скатывается с холма, улитка с каждым метром набирала скорость медленно, но верно. Она разгонялась, пыхтела и вытягивала склизкое тело вперед, стараясь достать щупальцами беглянку с шальным наездником.
К полю подъехали почти синхронно. Запыхавшаяся Шайя и сонная Ангелина. Наездники были под стать: Билл разминал натертый зад, Джим же зевал, стараясь стряхнуть усталость.
– Мы приехали, пап, – сказал Джим, хлопнув отца по плечу. В маске и странном аппарате, что укрывал верхнюю часть туловища с головой и плечами, и в котором Джим миллион раз видел отца и в миллионный раз забывал название, тот склонился над разноцветными рядами, ветвистыми стежками устилавшими поверхность. Одно лишнее движение – весь товар пустится по ветру.
– Угу, – буркнул отец, дав знак рукой, чтобы не мешали. – Вяжите зверей там.
– Товар распределяет, фасует, ставит пломбы, – был ответ на вопросительный взгляд Билла. – Сильно ремни не затягивай. Не сбегут.
Уже через минуту две колышущиеся глыбы – одна больше, другая чуть меньше – заняли свои места в ряду сородичей, беззаботно жующих капустные листы. Звери терлись боками об изгородь, толкались, бодались, пытаясь спихнуть друг друга на обочину, к краю, подальше от чанов с едой.
– Виноград? – подмигнул Билли и достал из сумки две огромных ягоды.
Шайя молниеносно дернула мордой – Джим даже не успел ойкнуть – и заглотила руку по локоть.
– Тише! – хохотнул Билл, освобождаясь из чавкающей беззубой пасти. – Рубашку оставь.
– Ух! – удивился Джим. – Моя так не умеет.
– Научим, – Билл вытащил еще ягоду и, отведя локтем тянущуюся Шайину морду, почти запихнул виноград в пасть Ангелине.
Ангелина выплевывать вкуснятину не стала, она лишь сильно сжала челюсти, отчего соком брызнуло во все стороны.
– Главное что? Не нужно за терку хватать, когда рука внутри. Руку она выплюнет, а так – хрюкать будет, – с умным видом докладывал Билл, вытирая грязь о штаны.
Затем нашел на земле бумажку и продолжил очищаться от слизи.
– Что это? – Джим оторвал от столба еще один разноцветный буклет.
– Цирк уродов приезжает! – Билл развернул свою. – Вот бы пустили!
– Не неси ерунды, у нас нет денег. Да и кто нас пустит. Этим циркачам запрещено появляться на территории ярмарки. Тех же, кто посетит цирк, мигом выставят вместе с товаром за изгородь.
– А вдруг удастся проскользнуть тайком?
– Не фантазируй. Пошли к отцу, он ждет.
Следующие пару часов ребята посвятили работе: вбивали столбы в каменную землю, натягивали шатры, косили траву, вытаптывали тропинки, прибивали вывески, роняли их, ломали, чинили, потом снова прибивали, украшали огоньками и фонариками, вешали разноцветные флюгеры на каждом углу и повороте. От влажности бумажные флюгеры рвались, отец злился, а народ понемногу начал прибывать. Все шло по плану.
Лампочки было решено зажечь днем, не к вечеру. Мгла не собиралась уходить, она не рассеивалась, нет, ее становилось больше. Черных красок добавляли костры, чадя смогом на всю округу. Улитки же, убедившись, что в ближайшие несколько часов они точно не потребуются, закупорились в раковинах и уснули.
– Я видел их! – выскочил из-за угла Билл. – Видел!
– Циркачей?
– Ага! – прыгал вокруг кузен. – Пошли. Они шатер поставили. Возятся там, как муравьи, бегают, суетятся. Коробки, палки, канаты, мечи и пики! Мужчины, женщины, дети! Там все!
– Не ори так! Ты и уродцев видел? – Джим бросил молоток на землю, оставив хвост гирлянды лампочек болтаться. – Где?
– Неа, не видел. Пока только циркачей, – ухмыльнулся Билл. – Уроды – в фургонах, те заперты. Идешь?
Джим кивнул.
– Буклеты смотрел? Кто там? Хоть одного засек? – оживился Джим, для которого цирк уродцев был чем-то фантастическим, сказочным, иррациональным. Сколько раз он выслушивал от матери и от родственников, что цирковые твари – бутафория, обман. Сотни раз он был свидетелем, как отец, стуча ложкой по столу, доказывал, что противнее аттракциона нет во всем белом свете, что всех нужно разогнать, организаторов – наказать, а ярмарки, что привечают эти рассадники жулья и шарлатанов – разметать по полям и прериям на составные. С одурачиванием нужно бороться! Оболванивание нужно прекратить! Ярмарка была официально против цирка, но каждый раз запрещенный цирк собирал аншлаг.
И в то же время, от соседей и школьных товарищей, от Билла и его отца он много раз слышал, что уродцы эти – просто чудо, диво, редкость. Это все по-настоящему, взаправду! Что все эти трехногие твари, горбатые лохматые звери, мерзкие бесформенные слизни и волосатые гигантские бабочки – волшебство, магия, чародейство. И твари скачут, прыгают, мимикрируют, взрываются и исчезают прямо у тебя на глазах.
А к магии и чародейству Джима всегда тянуло.
– Никого не видел. Только обычных, – ответил Билл.
– Обычных?
– Ага, тех, кто все им строит. Не уроды же сами себе шатры возводят?
– Точно.
– Быть может, меня тоже возьмут в труппу, – Билл покрутил перед собой трехпалой рукой. – Чем не уродец? Хоть мир посмотрю.
– Дурак ты, – отмахнулся Джим. – Куда идти-то?
– За мной, – пригнулся кузен, проскочил под оградой. – С тылу зайдем, ага.
– А если отец кинется? Узнает – отправит домой и больше никогда не возьмет.
– Он уже счеты достал, – ответил Билл. – Значит все готово. Скоро открытие. Мы там будем только мешаться.
И будто по волшебству, из репродуктора, что ребята повесили на самом высоком дереве, раздалась знакомая реклама лавки специй семьи Тулов. Сладкий голосок тетушки Розы мигом соберет у прилавков десятки покупателей.
– Пошли уже, – поддался Джим.
– Ага.
Остроконечная льдина красно-оранжевого цвета с развевающимся флагом на вершине выросла из тумана в одно мгновение. Только – раз! – и появилась. Джим даже ахнул от неожиданности. Столбы, что держали эту громадину, были толще и Билла, и Джима вместе взятых, пополам сложенным и удвоенных. Прутья же изгороди, что отделяла двор цирка от территории ярмарки, были много тоньше, но сломать такие не смог бы, наверное, и рядовой силач из труппы.
«Как же без метателя гирь?» – поймал себя на мысли Джим. В любом цирке всегда был здоровый лысый бугай, что связками гнул толстенные железные штыри.
– Пригнись, сейчас выползут, – прошептал на ухо Билл.
– Ага, – пропищал Джим, но не шелохнулся. – Правый фургон, возле прицепа. Видишь?
– Дед?
– Он самый.
– Что с ним не так? Вроде бы нормальный. Не урод.
– Но и не рабочий, слишком дохлый.
– Согласен, – кивнул Билл, вытягивая шею на манер Ангелины. – Десять минут назад по двору сновали загорелые мускулистые мужики. А этот …
Внезапно, будто по команде, седой старик повернулся в сторону ребят и смело двинулся к забору. Ребята охнули. Старый неотвратимо приближался.
У старика отсутствовала правая половина головы. Вместе с черепом, кожей и волосами. Словно острым топором из головы выдолбили кусок, вырубали, раскромсали, а дед не помер, и так и остался бродить по этому миру, до визга пугая любопытных юнцов. Некогда страшная рана – в этом не было сомнений – сейчас заросла кожей, покрылась шрамами и наростами.
Билл почти визжал. От ужаса, что ледяным водопадом рухнул в желудок, Джим вскочил, подпрыгнул, едва не закричал, засеменил на месте.
– Старый хрен! – визгнул, наконец, Билл и выставил руки перед собой в защитной позе, будто старик мог напасть, наброситься, мигом переместиться. Их разделяли сейчас не только больше десяти метров, но и железный забор.
– Стойте! – вдруг приветливо помахал ребятам старик. – Стойте!
Ребята же, готовые сорваться в любую секунду, стояли. Стояли и ждали. Интерес и любопытство сейчас бились со страхом и испугом на равных. Инстинкт самосохранения кричал «Беги! Спасайся!». Он верещал, лупил колотушкой по мозгам, но сигналы никак не хотели доходить до конечностей.
Через минуту, когда старик вплотную приблизился, а орущий инстинкт сорвал голос, охрип и немного успокоился, Джим пришел в себя.
– Стоим! – почти прокричал парень. – Мы ничего не сделали!
– А я и не говорю, что вы что-то натворили, молодые люди, нет, – тихим голосом прошипел старик, но Джим очень хорошо его услышал и понял. – Я вас приглашаю. На представление.
С этими словами штыри в заборе без чьей либо помощи изогнулись дугой, обмякли, открыв широкий лаз, куда могли бы по желанию протиснуться и Билл, и Джим, и Шайя, и даже грузная, толстобрюхая Ангелина.
– Твой отец – торговец пряностями и специями, верно? – вдруг ткнул старик сухим пальцем в грудь Джиму.
– Ага, – кивнул Джим. – Он самый. Как и дед.
– Деда твоего, к сожалению, я не знал, – улыбнулся половинкой рта старик. – А вот отца твоего я хорошо запомнил.
– Вы тоже покупаете у него?
– Нет, парень. У нас с ним когда-то были совсем другие отношения.
– Я могу его позвать! – Джим обернулся и почти был готов помчаться за отцом.
– Не нужно, ребята, не нужно, – зачавкал беззубым ртом старик, затем запустил руку за пазуху и достал два билета. – Сеанс через двадцать минут. Я вас настоятельно приглашаю.
И, подмигнув единственным глазом, старик медленно развернулся и побрел восвояси.
– Я, кажется, обделался, – пропищал Билл. – Ты его рожу видел?
– Видел, – выдохнул Джим, сжимая в кулаке бумажки. – Уродский урод.
– Настоящие уродцы там, – словно услышав ребят, что никак не могло быть правдой в виду большого расстояния и полушепота, коим и прошипел Джим, старик обернулся и ткнул коротким пальцем то ли в сторону шатра, то ли в сторону ярмарки.
Джим глянул на перекошенного брата и проскочил сквозь дыру. Он никогда прежде не был так близок к своей мечте.
– Подожди! – пискнул Билл из-за спины. – Я с тобой.
Места возле выхода были ужасны, стулья скрипели, угрожая развалиться при первом же неосторожном движении, но ребята были рады и этому. Десять рядов были забиты под отказ, несколько зевак стояли у выхода, кашляя гадким дымом на весь зал. Не успел Джим откинуть свое сидение, как свет погас.
– Выходят! – пискнул Билл.
На сцену вышла девушка, почти выплыла, не отрывая ступней от пола. Туман, скорее всего искусственный, закручивался вокруг нее спиралью. Джим хотел верить, что туман – то здесь настоящий, как и на улице, но гудящая дымовая пушка говорила об обратном. Почти нагая, девушка не стеснялась своего тела. Наоборот, она выставляла его напоказ. Лишь несколько полосок ткани прикрывали ее грудь и талию. Тело ее красиво извивалось, все движения и жесты были совершенны и точны. Под ритм барабанов она вышагивала по сцене. С последним же ударом подняла глаза. Под самым куполом зажглись факелы.
Ребята раскрыли рты.
Девушка же, не опуская головы, спрыгнула с помоста, схватила какого-то счастливчика из первого ряда и под улюлюканье собравшихся вытащила за руку на сцену. Парень улыбался, махал своим в зале, показывал неприличные жесты. Его звездный час настал, и парень этим наслаждался. Если бы разрешалось двинуть кого-нибудь со сцены ногой в грудь (того, например, кто кричит, что «на сцену вытащили дебила, возьмите меня»), то он непременно бы это и сделал.
– Мы с тобой, Гаррет! – подбадривали его дружки, поднимая вверх стаканы с пивом и разбрызгивая пену. – Покажи этой красотке настоящие фокусы!
Красотка же усадила Гаррета на стул, завязала глаза, хлопнула в ладоши и испарилась.
– Ты видел? – ахнул Билл. – Исчезла!
– Это они спланировали, – махнул головой Джим на сцену, где знакомый старик с удивительно целой головой что-то шаманил за спиной у Гаррета.
– Это он когда успел починиться? – свистнул Билл, забравшись с ногами на стул.
– Магия, – только и успел сказать Джим, как зал загудел.
Джим, чтобы лучше видеть происходящее, последовал примеру брата и запрыгнул на стул верхом, вообразив его ездовой улиткой.
На сцене как раз стало происходить что-то фантастическое. Из дальнего угла разноцветной вереницей, один за другим, выскакивали небывалые твари. Они перекатывались, подпрыгивали, дергались из стороны в сторону, но держали общую линию. Одни из них были похожи на гигантских насекомых, скомканных и упакованных в неподходящие тела, на освежеванных коров с сотнями глаз и десятком беззубых пастей. Где-то за кулисами лаял кнут. На сцене рычали и стрекотали жвалами.
Среди них был и человек. Жирный, раскормленный на убой хомо сапиенс, превратившийся в однородную массу из кожи и жира, он замыкал эту процессию, раздавая пинков самым нерасторопным и бестолковым тварям. Уродливые, мерзкие, тошнотворные на вид, они выстраивались вереницей, спиралью, стягиваясь в плотный круг вокруг Гаррета. Тот же, на время лишенный зрения и слуха, вертел головой во все стороны, хватал руками воздух перед собой, но не вставал со стула и не пытался убежать, будто получил команду, подавившую его волю и разум. Увидь он все это воочию, выскочил бы отсюда по головам, пролез бы через щели, вскарабкался бы по фермам и выскочил через дыру в куполе. На месте Гаррета, подумал Джим, он бы лишился голоса, затем воли, а потом и разума. Нет, Джим не был трусом и неженкой. Просто он всегда чересчур верил во всю эту сверхъестественную кухню, в магов, чародеев и злобных фокусников, что питаются грудными младенцами.
Шары же продолжали свой безумный танец, свою дьявольскую пляску вокруг бедняги ровно до тех пор, пока старик не хлопнул в ладоши, а человечий шарик не топнул ножкой. На сцену выскочила девушка, уже разодетая и накрашенная. Она щелкнула пальцами, и по краям помоста зажглись фонари. Парень на сцене попытался снять повязку, успел даже оторвать задницу от стула, как одним взмахом ладони девушка опрокинула его на лопатки. Ближайшая тварь, больше похожая на освежеванную козью тушу, цокая козлиными же копытами, раскрыла бездонную пасть, зарычала и одним махом, предварительно задрав дрыгающиеся ноги Гаррета вверх, проглотила беднягу.
Гаррет не проронил ни звука.
Джим заскрипел зубами.
Билл выскочил из зала, опрокинув стул и расшвыривая мужиков у выхода.
Зрители взорвались. Кто-то аплодировал, кто-то рвался на сцену с ножом и криками, что нужно «вспороть брюхо, пока Гаррет не переварился».
Сожравшая Гаррета туша сейчас же просто стояла на сцене и продолжала таращиться белесыми глазами на зал. Если все это происходит по-настоящему, то следует срочно выбираться наружу, хватать всех мужиков, что попадут под руку, вооружать их вилами и поднимать тут на дыбы всех и каждого, включая половинчатого старика и сексуальную девчонку.
«Надеюсь, Билл, ты не наделаешь глупостей» – поймал себя на мысли Джим.
А если же все здесь – к этому Джим склонялся все больше – часть представления, а Гаррет куплен и отыгрывает роль, то нужно не зевать и не щелкать клювом, а лишь наслаждаться зрелищем и ловить момент.
Но иногда Джим, чувствуя подвох, становился слишком внимательным, наблюдательным и щепетильным. В нем просыпался скептик, угомонить которого было весьма сложно. Где-то около помоста, заметил Джим, там, где обычно расположен тайный люк, через который подают весь инвентарь и голубей для фокусов, мелькнула ладонь. Загорелая ладонь парня по имени Гаррет, что был только что проглочен мерзким существом у всех на глазах. Ведь не может же свежепроглоченный человек так себя вести? Джим мог бы поклясться, что ему это не показалась, что все реально, и это не игра воспаленного и ошеломлённого разума, нет. Джим отчетливо видел, как ладонь на мгновение показалась из какой-то дыры на теле твари, и так же неуловимо исчезла в складках и пролежнях. Затем чуть выше, почти у пасти, сквозь красное мясо, свисающее лоскутами, отчетливо проступил силуэт ладони, будто кто внутри твари шевелился, пытался устоять, цепляясь за стенки и держа равновесие.
– Обман! – неожиданно для самого себя вдруг крикнул Джим и подскочил к помосту. – Подлог!
– Не подходи! – выставил перед собой страшный кнут тот самый жирдяй, что руководил стадом. – Не приближайся, Тул!
«Откуда он знает мою фамилию?» – мелькнуло в голове.
Но парня было не остановить. В один миг, в одну секунду все те слова, что отец говорил о цирке уродов, всплыли в его памяти мутными льдинами. Джим решительно собрался вывести этих шарлатанов на чистую воду.
– Это все костюмы! Гаррет! Вылезай! – запрыгнул верхом на тварь Джим, повалил ее, попытался забраться внутрь.
Та сопротивлялась, а про себя Джим отметил, что в этой кукле отменный механизм, а для костюма использовали настоящее мясо.
– Ну же! – просунув пальцы, парень навалился всем телом, вспоминая слова Билла, что в пасть улитке руки лучше не совать. Тварь взвизгнула и поддалась.
«Механизм, наверное, сломал» – успел сообразить парень и просунул руку глубже, в ужасе соображая, что в связке внутренностей и теплых кишок нет ничего похожего на металлические сочленения, шарниры и бутафорское емкости с кровью.
Сердце рухнуло вниз, тварь сжала челюсти.
Пространство в шатре перевернулось.
Зрители вскочили со своих мест сразу, как только твари ринулись в зал.
Старик, чеканя каждый шаг и воспользовавшись суматохой, подошел к обездвиженному Джиму, за волосы поднял его голову и несколько раз ударил лицом о деревянный помост.
Джим услышал, как треснула перегородка в носу.
Выместив злобу, старик притянул изуродованное лицо Джима к себе и прорычал на ухо:
– Передавай привет отцу, гниль!
Последний удар был много сильнее предыдущих. Джим уже почти отключился, когда на грани сознания услышал страшный визг Билла и громкий крик отца где-то рядом.
Гнус лез в глаза, пытался пробраться в рот, набивался в уши.
Джим очнулся. Ночное небо смотрело на него сквозь растерзанный на лоскуты шатер цирка. Луна вышла из-за черных, угрюмых туч и зависла в самой верхней точке неба.
Джим закричал и услышал лишь бульканье и клокотание в собственной глотке. Мошкара взмыла облаком. Джим вскочил, отмахнулся, пытаясь вырваться из этого жужжащего роя, пробежал несколько метров и рухнул на землю. Лавина грязно-кровавой жижи, хлынувшей изнутри, согнула его пополам. Переждав спазм, Джим спешно перевернулся со спины на живот, продолжая кашлять и плеваться. С трудом стал на четвереньки, сделал первый вдох, отозвавшийся в онемевшем теле чудовищной болью.
Во рту, казалось, горел костер, челюсти ныли от боли.
«Мне отрезали язык! Они отрезали язык!» – пульсировало в голове. Смелости, чтобы проверить это, Джиму не хватало.
И он снова закричал, услышав в ответ лишь жалкий болезненный скулеж.
И тут же расплакался, уткнувшись в холодную землю горячим лбом.
Сквозь дыру в огромном шатре залетели первые капли дождя.
Злой ветер, разорвав туман в клочья, взялся за гнус.
Через минуту небеса прорвало, мошку прибило к земле. Тонны и тонны воды обрушивались на землю, втаптывая в грязь скулящего беспомощного парня.
Джим выполз на улицу, цепляясь дрожащими, как у новорожденного теленка, руками за сырую траву. Попытался встать и тут же поскользнулся, рухнув в лужу. Над головой в небе висел серый шар, в корзине которого, как ему показалось, кто-то шевелился.
«Старик!» – тут же сообразил Джим, мигом поднялся, уцепился за канат и потянул на себя.
Шар даже не дернулся.
Но что-то дернулось за спиной. Парень обернулся. Его громадная Ангелина замерла в полуметре, шевеля щупальцами. Крупные капли барабанили по раковине, лупили улитку по голове и туловищу, но она этого совсем не замечала.
Но кое-что странное заметил Джим. Раковина в паре мест была треснута, несколько наростов, к которым так привык парень, отсутствовали, страшная пасть была разинута, и оттуда доносился страшный, утробный хрип. Он никогда его не слышал прежде. Несколько длинных ран ужасными дырами зияли вокруг головы моллюска.
Джим протянул руку, Ангелина подалась вперед. И в тот момент, когда ладонь парня коснулась холодных складок, из самой большой раны вылезла трехпалая рука Билла и больно вцепилась в запястье, почти выворачивая его.
Парень опешил, но инстинктов хватило, чтобы вывернуться в странной позе и дать кулаком свободной руки улитке по рогам, а ногой – стукнуть по мантии. Подействовало.
Будто испугавшись, рука исчезла в ране, улитка скукожилась, подобралась и фыркнула.
Тяжелый от влаги канат рухнул с небес, едва не прибив парня. Серый шар взмыл еще выше и исчез за облаками.
Джим, испуганный до смерти, отскочил назад, упал на спину, засеменил, стараясь отползти, сбежать, пока эта тварь его не поглотила. Но Ангелина не нападала. Наоборот, она еще раз фыркнула, будто прощаясь, развернулась на мощной ноге и покатила к дороге, где ее ждал уже целый караван.
Джим охнул. Та самая девушка сейчас сидела верхом на Шайе, а жирдяй, все так же активно работая кнутом, отвешивал тумаков неуклюжим тварям, что под проливным дождем выглядели совсем жалко и безобидно. В фургонах, что катили следом, запертые в клетки, ютились люди. Все те, кто был в том страшном цирке, все те, кого угораздило посетить эту ярмарку. Руки, ноги переплелись, спутались, словно не люди это были, а запчасти. В последнем фургоне, прижавшись окровавленной щекой к прутьям, стоял и отец Джима. Стеклянными глазами он смотрел себе под ноги, не замечая ничего вокруг.
Джим вскочил и побежал. Но с каждым шагом, с каждым метром, расстояние до фургонов, до тварей и улиток только увеличивалось. Они, казалось, растворялись в воздухе, таяли, истончались и пропадали. Джим зарычал от ужаса, несколько раз хлопнул себя по лицу, приводя в чувства. Все это казалось ему каким-то страшным ночным кошмаром, когда ты не можешь добежать, не в силах сократить расстояние, как бы не старался. Все тщетно.
Как только он выбежал к дороге, задние колеса последнего фургона нырнули за бугром и исчезли.
Парень двинул следом, поскальзываясь и падая, он взбирался по крутому холму, чтобы через мгновение увидеть лишь пустые поля и исчезающий за горизонтом воздушный шар. Желтая луна, освободившись от черных туч, осветила мир ярким, сочным светом.
Цирк уехал.
Джим рухнул на колени. Из кармана брюк что-то вывалилось, плюхнулось в лужу.
Розовый кусок мяса в серой грязи походил на слизня.
Джим выдохнул, поднял и засунул его в рот.
Во рту хрустнуло, и боль исчезла.
Джим облизнул языком разбитые губы.
Теперь он и сам стал похож на монстра.
По дороге тащилась обыкновенная крохотная улитка.
– Какая мерзость! – чужим голосом прокричал Джим и раздавил беднягу кулаком.
– Сам ты мерзость, Джим Тул, – угрожающе раздалось из-за спины.
Парень обернулся.
Местные мужики, что не попали в лапы тварей, осторожно брали его в кольцо.
Мгновение, и огромная железная труба взмыла в воздух.
Джим закрыл глаза.
Ошибка: Контактная форма не найдена.
