Они гнались за будущим покойником. Чук бежал с одышкой, стараясь не отставать от молодого напарника. Приземистый и кругленький он был похож на мультипликационного потешного копа. Шаги отзывались гулом пустого пространства.
Кен прокричал вдогонку самоубийце:
– Стой! Не-ет!!!
Чук усмехнулся. Этот пацан орал как в дешёвом боевике!
Смертник резко остановился, развёл руки в стороны, явив собой подобие креста, засмеялся и вспыхнул. Целиком, с головы до ног.
Полицейские затормозили. Визг кварца под ногами. Кен сплюнул. Крест из человеческого тела полыхал невыносимым жаром, будто пылала душа.
Самосожженец выгорел вмиг. И в ушах остался шелестящий смех. Холодный, непостижимый хохот, от которого мурашки по коже. Нечеловеческий смех.
Остов тела содрогнулся и рассыпался на дымную ветошь и пепел.
Прах оседал, смешивался с грязью, пылью, выравнивался со слоем грязи подземного перехода – и вот уже нет и следа самосожжения.
Снова Кен сплюнул.
– Успели хотя бы разок?
Красноречивое молчание в ответ.
Чук развернулся на пост.
– Пиши. Ноль часов тридцать…
– Сейчас писать? – перебил напарник. Вы начали читать конкурсный рассказ. В конце произведения обязательно поставьте ему оценку!посмотреть условия конкурса
Чук презрительно посмотрел на него. И пошёл на пост.
– Ноль часов тридцать минут. Самосожжение. Время горения – менее минуты. Личность не установлена.
Краем глаза Чук видел, как молодой напарник кивает на каждую фразу.
Только в машине под веселье магнитолы опытный полисмен добавил:
– Да вообще… Записи-то одинаковые. Руки расставил – значит засекай, и…
Прозвучала заставка новостного блока. В плановом радиосообщении обошли скользкую тему самосожжений. Сказали им сверху, мол, тише об этом: и так народ на грани. Занижайте цифры, и вообще без аналитики. Поэтому – в программе встречи политиков, танцы валют с курсами рубля, спорт, мода, очередной фильм, который обязательно нужно посмотреть, чтобы забыть через день.
Скучно.
И ещё с этим болтливым карьеристом дежурить полночи.
Но Чука это мало волновало. В последнее время он почти не испытывал эмоций. Даже понижение в должности до патрульного не расстроило его.
Ни радости. Ни грусти. Только беспросветную тоску и скуку…
Чук выключил звук и стали слышны порывы ветра, бросающие на стекло дробь капель. Вдалеке по тротуару шла высокая женщина. Худая, облепленная плащом как водолазным костюмом, она боролась с ветром, двигалась будто против течения реки. В руках – большой зонтик, лучи которого раскрашены в цвета радуги. Женщина напоминала осунувшуюся Мэри Поппинс. Сказка переросла в быль, и героиня вынуждена влачить жалкое существование в жестокой реальности. Или наша реальность – только один из вымышленных миров?
Женщину чуть не повалило порывом ветра. Чук едва не выскочил из машины. Хотелось помочь изможденной страннице.
– Вот как они в дождь? – нарушил молчание Кен.
– Кто? А эти…
– Ведь только ночью, да?
– Да.
– И всегда в переходах, туннелях, подземках? – вновь попытался завязать беседу молодой напарник, равнодушно разглядывая ночную гостью.
– Всегда что-то типа трубы… Говорят, им нужен свет в конце этого… туннеля. Но подойдёт и сквозной подъезд как в старых домах.
– Так они могут убиваться где угодно! Всех мест не учтёшь.
Чук усмехнулся. Тоже мне, открыл Америку!
– Да, Кен. Как там твоя Барби?
В день зачисления в штат доблестных работников полиции Андрей Кольцов звонил обрадовать свою девушку, огненно-рыжую Варвару. И ласково называл её Варви. С тех пор за ним закрепилась кличка Кен.
– Варвара? – поправил Кен, – нормально. А ты как?
– Как всегда. Норма.
Чук семьёй не обзавёлся. Жена осталась в прошлом вместе с обидами и подозрениями. С тех пор женщины были. Приходили и уходили.
Но с недавних пор всё надоело. Сомнения и беспокойство оставили его в один миг, когда явился голос. Умиротворённый голос вечного спокойствия нагрянул как-то рано утром изнутри. Прозвучал тяжёлым вздохом и пропал.
Но события мира отслоились, действительность заслонилась пеленой отчуждения. А затем голос зазвучал снова, и открыл тоску.
Работа стала валиться из рук, и начальство перевело Чуйкина в патрули. Совсем как персонажей «Смертельного оружия»! Жизнь такая нелепая, так похожа на фильм…
А этот молодожён болтает, как велят западные психологи, налаживает контакт для карьеры. Поначалу было смешно. Пока не стало тошно от слащавых улыбок Кена-манекена из игрушечного домика игрушечной реальности.
Чук не сдержался, очень уж хотелось уесть сопляка:
– Кен, что делать-то, если поймаем «до»?
– Что «до»?
– Соображай!
– А… Ну… Допросим и…
– Так ведь не докажешь ничего! – улыбнулся опытный страж порядка. – Скажут, руки в стороны развели – так это потянулся, зевнул.
– И что делать?
– Ничего, Чернышевский! Ни-че-го. Пусть горят синим пламенем.
Чук усмехнулся и почесал проплешину на затылке.
Снова надо патрулировать подземку. Переход оцеплен, поэтому спуститься по нему можно только с недобрыми намерениями.
Тем временем Мэри Поппинс свернула к переходу.
– Чук!
– Вижу! Вперёд!
Так и есть – женщина заторопилась вниз.
– Стой! – заорал Кен. – Стрелять буду!
Чук фыркнул со смеху. Кому он угрожает? Смертнице?
Расстояние стремительно сокращалось.
Она развела руки в сторону, устремила взор вверх.
Но полиция успела.
Руки нарушительнице по старой доброй традиции заломили за спину.
– Не-ет!!! – истошно завопила преступница.
Кен выдернул из кобуры дубинку и огрел смертницу по спине.
– Ни с места!
Чук поджал губы. Но сдержался. Потом. Надо потом объяснить, что страх не надо переводить в жестокость. Тоже мне, герой.
– Нет, я должна сгореть! Пустите! Мне пора! Меня ждут!
– Разберёмся в отделении! – прогремел голос Кена.
Чук догадался, кого они поймали, когда женщину начала причитать от отчаяния за решёткой в машине:
– Блаженны нищие! Блаженны! Нищие духом! Ибо грядёт конец всего сущего, ибо души вспыхивают, не выдерживают накала. Не противьтесь воле господней! Ибо поглотит пучина зла, тьма, тьма, тьма!!!
Кен искоса поглядывал на неё, как на долгожданную игрушку, и приговаривал:
– Расколю, и тогда уж… Как миленькую расколю…
У него глаза горели. Ведь он смог то, что ещё никому не удавалось!
Не удержался карьерист, не стал наводить справки – сразу побежал допрашивать с пристрастием жертву.
А Чуку того только и надо было! Он собрал информацию насчёт суицидницы. С удовлетворением перечитал данные.
Взять с поличным самосожженца невозможно.
Вообще-то Чук почти поверил, что Кен смог поймать смертницу. Новичкам везёт! В огне таяли люди самых разных убеждений и профессий. И, как показывали статистические выкладки, святош среди них очень мало. Вообще, как только люди стали пропадать, грешным делом подумали на сектантов. Стали искать новую супер-секту.
Чук перестал искать религиозное объяснение после ужасов статистки самовозгорания. Дети, беременные женщины, родители, которые оставляли на произвол судьбы маленьких детей, домашние животные, если только их специально не сжигали. Как быть влюблённым? Можно оставить свою половинку? Или забыть о семье?
Кен возвращался.
Чук вжался в стену кабинета у двери.
– Андрей! – окликнули его коллеги. – Ну ты молодец! Растём! Растём… Расколол?
– Концепция намечена, – ответил сияющий герой. – Осталось вытрясти детали и…
– Молодец! Далеко пойдёшь! – продолжали кривляки.
– Спасибо, парни! Не ожидал, чес-слово, не ожидал.
– Заслужил. Нас не забудь, когда повысят! Замолвишь словечко, а?
– Как звёзды встанут…
Чук отпрянул от стены. Сел за стол.
Кен зашёл в кабинет.
– Поздравляю, расколол нашу поимку! – громко сказал Чук.
Глазки забегали у напарника, губы сложились в брезгливую улыбку.
– Нашу?
– Ну, твою, если хочешь.
Кен приосанился.
– Так и быть, учту твой вклад.
Вот уже напридумывал себе взлёт карьеры!
– А ты далеко собрался?
Кен снизошёл до ответа:
– Как начальство решит.
Как же приятно смотреть на олуха!
Чук вкрадчиво спросил:
– Помнишь, как ты женщину того… по спине?
– Ты что, занёс в протокол?
Чук многозначительно промолчал.
Кен помрачнел.
– Тварь.
-Андрей Кольцов, ты хоть понимаешь, кого огрел дубинкой?
Он заморгал глазами, осел на стул.
– К-кого?
– Даму из психушки.
– Что?
Чук торжественно передал бумажку напарнику. Не знал парнишка, что психи частенько пытаются вспыхнуть. Чтобы не рисковать, обитатели жёлтых домов захватывают с собой канистру бензина. Не понимают, дураки, что огонь рождается внутри. И эта безумная женщина сбежала от докторов, чтоб наложить на себя руки.
Кен выбежал, хлопнул дверью. Самолюбие сильно задето. В коридоре дружно засмеялись. Беги, Кен-манекен, беги плакаться к Барби в розовый домик, о том, как сложно жить с интригами и подставами. Она даст тебе погладит тебя по голове, приготовит ужин, чтоб завтра ты надел готовую улыбу и дальше полз по карьерной лестнице.
И чего-то он так взъелся на самовлюблённого мальчишку? Опять злые мысли… На самом деле Чуку было почти всё равно. Он ощущал себя коконом, сотканным из холода, от которого концентрическими кругами расходились нити льда, вытесняя время из его реальности.
После смены Чук побрёл в свою пустую квартиру. Благоговейная тишина зрела бабочкой внутри кокона. Ждала, когда можно расправить крылья, чтобы уйти в настоящее. И ничего не хотелось. Мир будто пожелтел, как залежалая газета. Интересоваться им – всё равно, что дышать пылью провинциальной газетёнки за прошлый год. Кокон начал сплетаться, расти, ибо голос дарил безмятежность, от которой меркла повседневность.
Психованная Мэри Поппинс не права, почти не права. Не конец света грядёт, но начало тьмы. И не души выгорают, но тела. Бог даёт шанс уйти из тысячелетней тьмы. Всем. Кто захочет. Существа света могут уйти к началу, их породившему. Превратиться в ослепительный луч свободы. Вернуться домой.
В сквозном подъезде Чук остановился, и в груди затеплился огонь. Чук закрыл глаза и принял голос, который звал его изнутри уже несколько недель. Время отступило.
Феникс в груди проснулся, и Чук раскинул руки в стороны – распахнул невидимые крылья. Мир будто стал игрушечным. Чем отличается реальность от фильма? В реальности нет титров… Жизнь суетлива и убога.
А человек юлит и пыжится, чтоб придать серьёзность своим кривляньям. Как неразумные насекомые люди колупаются в земле, да так вертятся презабавно!
И Чук захохотал звонким холодом, не чувствуя, как полыхает чуждое ему тело.
Ошибка: Контактная форма не найдена.
