Капли воды стучат о металл. Дрожит бога войны тело.
Тенгри задумчиво наблюдает, как на охлаждающей трубке одна за другой собираются и падают вниз капли конденсата. На этом участке нет термоизолирующего слоя – его сняли для ремонта, или вообще забыли нанести. Мелкие недоработки неудивительны, когда дело касается такого исполина, как «Счастливый Журавль». Семьсот тысяч тонн геостационарной орбитальной массы, двадцать тысяч экипажа, боевая группа из семисот пятидесяти аэрокосмических аппаратов. Носитель так огромен, что попытавшись представить его целиком, можно сойти с ума. Такова легенда, которую рассказывают старики – те, кто уже заканчивает свою службу и готовится отправиться в биореактор. Исполинский размер носителя делает картину, наблюдаемую Тенгри, почти естественной. В каждый отдельно взятый миг на «Счастливом Журавле» десятки узлов ломаются, сотни отправляются на ремонт и замену, и тысячи – проходят проверку исправности. Очередная капля срывается с трубы, совершая короткий полет и разбиваясь о протектированый металлический пол. Узор протектора здесь сложен в иероглифы «Жертвенность», «Труд» и «Процветание», тысячекратно повторенные на полу коридора. Тенгри отрывает от них взгляд, чувствуя покалывание имплантата в запястье. Скоро начнется тренировка и сетевой контроллер, отследив положение пилота и оценив время, нужное на дорогу до места, отсылает имплантату сигнал-напоминание. Дисциплина и организованность – главные качества любого имперского верноподданного. Не исключая пилотов Специального Ударного Отряда.
Тенгри Хаджито в свои восемнадцать лет не был достойным воплощением слуги Императора. Студент-филолог, он со старшей школы проводил больше времени со старыми текстами, чем в патриотических играх с одноклассниками. Он бережно листал в Священных Хранилищах хрупкие старицы старинных книг и десятками пропускал через нейроинтерфейс их оцифрованные копии. Война, которая бушевала в черных глубинах космоса за пределами Священной Метрополии Дзипанг, его мало интересовала. И без того, все медиа-пространство вокруг трубило о великих подвигах и решительных победах, о превосходстве имперского оружия и непобедимости Объединенного Императорского Флота. В этой патетике, как в бурном море, он плыл, предоставленный воле волн. И едва ли осознавал, что жизнь вокруг него становилась все тяжелее. Суровые законы делались еще более суровыми, запрещая все, что могло совратить граждан с пути преданного служения. Все меньше товаров было на полках магазинов – один за другими их признавали «излишними в условиях военного времени». Орденоносные ветераны вещали с экранов о своих героических подвигах, призывая молодых вставать в ряды Флота и Армии. Те же из соседей, кто ушел воевать, не возвращались никогда. Родные получали от них лишь редкие, короткие письма, словно написанные чужой рукой. И похоронки – скупые черные строки на белой синтетической ткани, которые передавали агенты кемпейтай, военной жандармерии, вместе с «грамотой солдатской вдовы» – почетным, но бесполезным признанием заслуг погибшего мужа или сына. Вы начали читать конкурсный рассказ. В конце произведения обязательно поставьте ему оценку!посмотреть условия конкурса
Лифт поднимает Тенгри в тренировочный сектор – всего одной палубой выше жилых отсеков. На стенке лифта висит выцветший плакат. На нем воин Специального Ударного Отряда, повязывает на лоб хатимати – белую повязку с кроваво-красным знаком Вечного Солнца. Лицо воина выражает решимость и сосредоточенность, глаза сощурены, губы плотно сжаты. Он совсем не похож на Тенгри – и на любого из его товарищей по звену. Вчера, когда военный стереографист запечатлевал их звено, он долго морщился и несколько раз переделывал снимок, в итоге все равно не удовлетворившись результатом. Вместо мужественной самоотреченности, на лицах пилотов играли счастливые улыбки. Кто-то принес с нижних палуб маленького щенка, игривого и ласкового. Каждому хотелось потрогать белый пушистый комочек.
Створка лифта с шипением раскрылись, впуская Тенгри в тренировочный отсек. Все из его звена уже собрались, выстроившись перед нетерпеливо расхаживающим инструктором. Нобуо Аихана, сверстник Тенгри, состроил ему отчаянную гримасу, о чем-то предупреждая. Тенгри предупреждения не понял. И тут его заметил инструктор.
– Пилот Хаджита! – рявкнул он, зло сощурившись. – Ты – позор своего Звена! На свой боевой вылет ты тоже собираешься опоздать?
Тенгри поспешно поклонился:
– Прошу меня простить, инструктор Такахаси! Я не знал, что…
Он хотел сказать, что не знал, что остальные пилоты уже собрались и тренировка начнется раньше срока – но инструктор не дал ему договорить.
– Ты не знал, что идет война? Что Чёрные Корабли Тысячи Преисподних угрожают границам нашей Священной Империи?
– Прошу меня простить! – Тенгри снова согнулся в униженном поклоне. Инструктор скривил губы в презрительной усмешке:
– Встань в строй. И помни, что ты – пилот Специального Ударного Отряда! Великая честь, что выпала тебе – всем вам – как одна сторона меча. А вторая – это Великий Долг, который вы обязаны исполнить во имя своей Родины. И своего Императора, да подарит Небо Ему тысячу лет жизни!
– Тысячу лет жизни Императору!!! – порывистый клич пилотов вибрацией, живой дрожью отозвался в конструкциях корабля. Его дух, дух исполина-полубога услышал священные слова и ответил им, ибо слова эти были приятны ему. Среди всех богов, что обитают в поднебесье, нет божества более могущественного и почитаемого, чем Император, прямой потомок небожительницы Аматэрасу.
– Всем занять свои тренажеры! – командует инструктор. Пилоты срываются со своих мест еще до того, как последний звук успевает сорваться с его губ. Тенгри старается опередить остальных, рвется изо всех сил, подгоняемый жгучим чувством стыда. Одним резким движением он вбрасывает тело в узкий кокон тренажера, судорожно пытаясь занять правильное положение.
Тренажер в точности имитирует кокпит штурмового аэрокосмического истребителя Ке-201 «Карю»: полулежачее кресло-кокон, кибер-воротник интерфейса управления, мутно поблескивающий окулус, который через шину наноразъема соединяется с глазным имплантатом пилота. Систем управления огнем, подключаемых через штекеры к мышцам предплечий пилота в тренажере нет – он создан исключительно для отработки пилотирования.
Тенгри ощутил уже знакомое по прошлым тренировкам покалывание в шее – воротник подключался к его нейроинтерфейсу. Сотни биополимерных электродов устройства, подобно юрким морским змеям проникали сквозь специальную клапанную систему к позвоночному столбу, соединяя пилота и истребитель в священном союзе, обращая в единое целое. Само по себе, такое соединение уже было испытанием для пилота, требующим опыта и выдержки: в момент установления оно вызывало полную сенсорную депривацию. На несколько секунд разум подключаемого не получал вообще никаких внешних сигналов, что у многих вызывало приступы паники и нервные срывы. Тенгри до сих пор боялся этого момента – больше чего бы то ни было еще. Его пугало не столько даже ощущение пустоты. Для него более страшной была потеря чувства времени, из-за которой секунды адаптации казались бесконечно долгими, почти вечными. Инструкции предписывали в этот момент напевать хорошо знакомую песню, читать стихи или просто считать до десяти. «Тренированный разум сумеет использовать эти простые мысли, как хронометр» – говорилось в книге. Но Тенгри никогда этого не удавалось.
Слова исчезают, скрываясь в тумане. Тьма вокруг – без границ.
Резкая, слепящая вспышка разом наполняет Тенгри совершенно иными ощущениями. Теперь он – уже не просто человек, не пилот. Он – Карю. Могучее орудие уничтожения, сверкающий меч Империи, готовый нанести разящий удар в самое сердце врага. Вокруг него плывет бесконечное, сияющее пространство космоса. Его цель – впереди. Слишком далекая, чтобы ее мог различить глаз человека, но отчетливо различимая зоркими приборами Корю. Рядом – его звено, выстроенное в атакующий боевой порядок. Истребитель, венец имперской технической мысли, исполненной в полимерном титане, питаемый реактором термоядерного синтеза, послушен, словно продолжение тела. Нет, не так – он и есть тело, ибо сейчас другого у Тенгри просто не существует.
Звено, следуя программе тренировки устремляется вперед. Симуляция, из-за высокой сложности моделирования, сильно ограничена и длится всего несколько десятков секунд. Основные упражнения, которые отрабатывают пилоты – на оперативную навигацию и поддержание заданного курса. Но звено Тенгри их уже преодолело, и для них настало время более сложных упражнений – на отработку маневров уклонения. Бешенная пляска огня, пылающий хаос, который в считанные мгновения заполняет виртуальное пространство вокруг них, не оставляют времени на раздумья, шансов на ошибку. Спасет только инстинкт, выстроенный на строгом следовании инструкциям. Тенгри ощущает, что в эти мгновения он не властен над собой – разум его словно взрывается, открывая невиданные доселе глубины, обретая в них силу и уверенность. Нет сомнений, нет страха – только длящийся наносекунды момент выбора.
Яркая вспышка поглощает его, чудовищным валом вышвырнув прочь, в беспросветную темноту. Тренажер отключается. Взбудораженное чудовищной ментальной нагрузкой сознание некоторое время не может обрести себя. Наконец, возвращается ощущение тела – уже другого, того, в котором родился. Каким слабым и неуклюжим кажется оно! Полуослепший, с подкатывающей к горлу тошнотой, Тенгри выбирается из тренажера. Один из последних. Пилоты выстраиваются в линию – бледные, с блестящей от пота кожей, подрагивающими, искаженными лицами. У некоторых на глазах – слезы боли. У Нобуо из уха выступила кровь. Узкая полоса прошла по линии скулы, окрасив белый воротник багряным.
Инструктор медленно прошёлся вдоль строя, вполоборота оглядывая подчиненных. Лицо его было непроницаемо. Наконец он остановился.
– С результатами тренировки можете ознакомиться через бортовой терминал, отчёт, как обычно – в кластере вашего звена. Я же скажу… – он замолчал, посмотрев куда-то, поверх голов пилотов, – я скажу, что вы – достойные сыны своей Священной Родины и готовы её защищать. Это всё. Свободны.
– Отдать честь! – скомандовал командир звена, лейтенант Сэки Юкио. Руки пилотов разом взметнулись к выбритым вискам, коснувшись кончиками пальцев никелированных креплений глазных имплантатов.
– У тебя кровь, – сказал Тенгри, когда они с Нобуо шли по коридору. Тот удивленно потрогал щеку, посмотрел на пальцы.
– Я и не заметил, – сказал он просто, с улыбкой. – У меня это случается, особенно когда я сильно переживаю. Это ничего.
– Ничего, – согласился Тенгри. Он где-то слышал, что ментальный импринтинг, которому подвергают пилотов, внося в сознание необходимые навыки, может быть опасен для здоровья, особенно, если проводить его ускоренно, не позволяя мозгу адаптировать полученную информацию. Импринтинг Специального Ударного Отряда занимает меньше недели. Двоюродный брат Тенгри, Сабуро, который вступил в аэрокосмические силы много лет назад, как-то упоминал в письме, что в те времена импринтинг пилотов-истребителей занимал больше года и в ходе его курсантов постоянно проверяли, отсеивая тех, кто плохо переносил ментальное кодирование. В итоге, к полетам допускали меньше трети.
Он не стал говорить об этом Нобуо. Токубецу-кейби-тай, Служба Безопасности Флота могла счесть это распространением пораженческих слухов, что подразумевало суровое наказание. Наказание не пугало Тенгри. Он боялся, что из-за него может пропустить свой вылет. Сроки вылета держались в строжайшем секрете, в том числе – от самих пилотов. Они продолжали тренироваться, каждый день ожидая приказа. Одни – с воодушевлением, другие – со страхом и неуверенностью.
Их жилой отсек представлял собой продолговатое помещение круглое в сечении с узким проходом посередине и высокими помостами для сна по обе стороны. У них не было отдельных коек – только синтетические спальные мешки, скользкие и холодные, как коконы шелкопряда. Не было и своих шкафчиков – их заменяли неглубокие ящики в основании помоста, где хранились какие-то мелкие безделушки, которые давали им в дорогу родственники и друзья. Амулеты, миниатюрные свитки с благословениями, напечатанные на пластике стереографии семьи. У самых счастливых были подарки от подруг или невест.
Таким счастливчиком был сосед Тенгри, Ясуо Кувахара. У него была посылка от двоюродной сестры. Она послала ему две стереографии – еще до того, как Ясуо был зачислен в Специальный Ударный Отряд, буквально сразу после того, как он покинул метрополию. Получил он их много позже – материальные посылки доставляли по принципу «попутного груза». Командование считало, что цифровой переписки вполне достаточно, чтобы тратить ресурсы на что-то еще.
Каждая стереография содержала короткое послание. На одной сестра Ясуо, смущенно улыбаясь, рассказывала, как гордится братом, добавив, что показала своей однокласснице, Микико Ниори, инфосводку, в которую попал Ясуо, отбывающий на фронт.
«Микико не только самая красивая, но и самая умная девушка в нашем классе. Ее отец – профессор университета в Кобе. Ее очень взволновали твоя самоотверженность и решимость, и она просила меня представить ее тебе».
Эти стереографии были предметом восхищения и зависти всего звена – исключая только лейтенанта Юкио. Единственный из всех, он был боевым пилотом до того, как попал в Отряд. Единственный из всех, он не выказывал ни страха, ни воодушевления. Для него предстоящий боевой вылет был чем-то иным, чем-то непостижимым для остальных пилотов. Тенгри часто тайком наблюдал за лейтенантом – всегда спокойным, сдержанным и сосредоточенным. Только в глазах его, бездонно-пустых, на самом дне можно было разглядеть глубокую тоску, которая казалась Тенгри странно близкой и понятной.
– Я слышал сегодня, как инструктор Такахаси разговаривал с другим офицером, – шепотом произнес Нобуо. – «Счастливый журавль» готовится к прыжку. Значит, скоро.
– Скоро, – согласился Тенгри. Какое странное слово – «скоро». Когда его отец подписал бланк о добровольном вступлении сына в аэрокосмические силы, им сказали, что отправка состоится спустя три месяца. Тогда эти три месяца казались Тенгри невероятно долгим сроком. Зимние дни тянулись бесконечно, а ночи тревожили снами о сияющей космической бездне. И в глазах матери, каждый раз, когда она смотрела на него, стояли слезы. Теперь в памяти Тенгри эти месяцы зимы слились в один скоротечный миг, прекрасный и печальный. И мучительно хотелось вновь пережить его еще раз – и переживать бесконечно.
На корабле у матроса не должно быть свободного времени. Это неписаное правило соблюдалось на «Счастливом Журавле» неукоснительно – ни один, кого довелось увидеть Тенгри, не слонялся без дела. Жаль, но это не относилось к пилотам. Тренировки и инструктаж занимали лишь небольшую часть времени. Остальное предполагалось посвящать физическим занятиям: дзюдо, кэндо или сумо, заполняя перерывы ритмической гимнастикой, чтением инструкций и устава и политинформацией. Долгие, похожие один на другой дни быстро прививали отвращение к таким занятиям. Ожидание становилось тягостным. И вот, наконец – прыжок! Значит, что до вылета осталось совсем немного. Какая-то часть души Тенгри испытывала облегчение. Но только часть.
Вылет – и позади серые будни. С тоской вспомнишь потом их.
После тренажеров полагался завтрак и двухчасовой отдых. Потом – физическая подготовка. Сейчас, пережевывая безвкусные серые шарики флотского белкового рациона, пилоты весело шутили, переговаривались. Удивительно – за прошедшие недели они успели стать настоящими друзьями, узнав друг друга больше, чем другие смогли бы за целую жизнь.
– Помнишь, того щенка? – спросил Киёси. – Он лизнул меня прямо в губы. Так горячо и мокро!
– Да, у тебя было такое удивленное лицо!
– Это потому, что я тогда подумал… – Киёси вдруг замолчал, и улыбка сошла с его лица, – что может быть поцелуй девушки похож на это?
Все рассмеялись – так громко, что даже в животах заболело. Киёси был старше остальных – ему было уже двадцать четыре. Это был тихий, стеснительный парень, который все свое время посвящал учебе. Отец его служил и погиб на боевом корабле «Муцу», мать напряженно трудилась, чтобы обеспечить семью пропитанием, младшая сестра, как могла, помогала ей. А Киёси учился. Ничего другого делать он просто не умел. Как и Тенгри, собственно. Он мог бы стать лучшим учеником, но стеснительность и замкнутость препятствовали ему в этом. Так он почти окончил курс, всегда оставаясь «середнячком», на которого мало обращали внимание и преподаватели, и студенты. В это время его мать серьезно заболела и потеряла работу. И тогда Киёси Огава совершил первый в своей жизни истинно мужественный поступок – поступил добровольцем в Особый Ударный Отряд. Жалование свое он отписал семье, искренне надеясь, что до его вылета мама сумеет вылечиться и сможет вернуться к работе.
После завтрака Тенгри подошел к лейтенанту. Тот сидел на скатанном спальном мешке, задумчиво рисуя что-то в блокноте. Заметив застывшего в нерешительности Тенгри, он поднял голову.
– Ты что-то хотел? Говори.
– Так точно, лейтенант! – доброжелательный тон придал Тенгри уверенности. – Я хотел бы поговорить с вами. Наедине.
Он поспешно поклонился, опасаясь, что такая наглая просьба разозлит лейтенанта. Этого не произошло. Они вышли из отсека, пройдя несколько шагов по узкому коридору. Их звено занимало один из полусотни идентичных отсеков, сведенных в один сектор. Места для уединения тут не было. Они остановились между дверей двух соседних отсеков. Из-за них не доносилось ни звука – их обитатели могли отбыть на тренировку или спать. На «Счастливом журавле», как и на любом другом корабле, отдых не привязывался к смене дня и ночи – которых тут, само собой, не было. Экипаж, в том числе пилоты, отдыхали согласно сложному графику, при котором сводился к возможному минимуму процент экипажа «со сниженной боеспособностью» – тех, кто спал, ел или как-то еще исключался из общего процесса. Никто на корабле не спал больше четырех часов подряд, при этом сон разделялся на несколько отрезков в течение суточного цикла, суммарно не превышая семи.
– Спрашивай, Хаджито, – лейтенант посмотрел на Тенгри и ободряюще кивнул. Юноша некоторое время не мог перебороть собственную стеснительность.
– Я хотел узнать, – скороговоркой выпали он, наконец, совладав с собой. – Правда ли, что мы проигрываем войну?
Лейтенант посмотрел на него удивленно:
– Это опасные слова. Слова, которые тут же будут услышаны токкейтай. Не боишься?
Тенгри отчаянно мотнул головой. Из всех страхов, которые сейчас терзали его душу, страх перед токкейтай не был самым сильным. И все же, он сказал:
– Боюсь. Боюсь, что подведу нашу Империю, не сумев выполнить священный долг, возложенный на меня. Даже официальные медиа говорят, что несмотря на геройство наших войск, Империя теряет планету за планетой. Они говорят о грядущем коренном переломе, о важных, хорошо спланированных операциях – а потом только публикуют длинные списки принявших геройскую смерть. Списки военных баз, кораблей и людей. И поэтому я хочу знать – правда ли, что мы проигрываем войну?
Тенгри замолчал, тяжело сопя. В душе, он ожидал, что в ту же секунду вокруг раскроются секретные проходы и токкейтай скрутят его, изобьют и утащат в казематы в самом темном и забытом уголке «Журавля». Но ничего подобного не произошло. Лейтенант Юкио задумчиво молчал.
– Ты ведь знаешь, с кем мы сражаемся? – спросил он спустя несколько секунд. Тенгри порывисто кивнул:
– Конечно! Демоны Тысячи Преисподних, исконное зло, пробудившееся в темных безднах космоса, где нет звезд и планет. Их Черные Корабли несут смерть и уничтожение, превращая в космическую пыль целые планеты…
– Как ты считаешь, с ними можно заключить мир?
Тенгри посмотрел на лейтенанта, как на сумасшедшего. Мир? С демонами? Существами, чья единственная цель – это полное истребление всех людей? Он яростно замотал головой. Юкио удовлетворенно кивнул:
– Вот видишь. А теперь подумай, и скажи: так ли важно, выигрываем мы, или проигрываем? Разве это дает нам право выбора? Разве, признав поражение, мы сумеем спасти свои семьи, а так же семьи миллиардов мирных жителей нашей Родины? Разве своей трусостью, мы сможем как-то помочь им, когда Черные корабли начнут орбитальные бомбардировки священной поверхности Дзипанга?
Тенгри снова мотнул головой.
– Я… я… – слова застряли у него в горле, давленном спазмом. – Простите меня, господин лейтенант!
Согнувшись в поклоне, до боли сжав зубы, Тенгри смотрел в покрытый рифлеными иероглифами пол. К его удивлению, на плечо легла рука Юкио.
– Не нужно. Мы все боимся. В страхе нет ничего постыдного.
Тенгри поднял на лейтенанта изумленный взгляд. Впервые он видел, чтобы лицо у того было таким ясным и спокойным.
– Я был там, – сказал лейтенант, улыбаясь. – Я сражался с демонами в космосе. Я сжигал их истребители и отправлял торпеды в эскорты и фрегаты. Я видел момент, когда наступил перелом. И, поверь, сейчас мне куда страшней, чем тебе. Потому что я знаю, что нас ожидает.
– Перелом? – удивленно переспросил Тенгри. – Что это значит, лейтенант?
– Переломом мы, ветераны Объединенного Флота, зовем момент, когда у Черных Кораблей появилось новое оружие. Оружие, которому мы так и не нашли противодействия. Кроме Специальных Отрядов.
Он задумчиво посмотрел куда-то, сквозь переборки, словно стараясь проникнуть взглядом в бесконечную черноту пространства, которое окружало «Счастливый Журавль». Тенгри смотрел на него заворожено. В этом человеке он вдруг увидел не просто. Он увидел старшего товарища, готового и способного поддержать в тяжелую минуту. Юкио продолжал:
– В их распоряжении есть некое поле, которое способно выводить из строя наши электронно-вычислительные системы. Природу этого воздействия наши ученые так и не смогли до конца разгадать. Все, что они узнали – что оно воздействует на субатомарном уровне, нарушая связи и искажая электронные сигналы. Это порождение Бездны привело к тому, что любая достаточно сложная система управления при сближении с Черным Кораблем становится бесполезной грудой деталей. Самоуправляемые торпеды, залповые ракетные системы, беспилотные атакующие аппараты – все эти отшлифованные долгим использованием, совершенные боевые машины стали просто ненужным хламом. Все, чего смогли достигнуть наши разработчики – выяснить, что биологические системы не подвержены воздействию этого поля.
– Значит, надежда есть? – спросил Тенгри. Лейтенант снова улыбнулся:
– Надежда? Сейчас нам требуется колоссальное количество ресурсов, чтобы переоборудовать системы, разработать новые узлы контроля и управления. На это так же требуется время. А значит, сейчас мы должны подарить Империи это время.
– Специальными атаками?
– Да. Потому что сегодня у нас нет более эффективного средства. Адмирал Такидзиро Ониси сказал: «Пожертвовав жизнями двух миллиардов в специальных атаках, мы добьёмся безусловной победы. Для воина Специального Ударного Отряда, не обязательно быть пилотом. Нужно всего лишь быть готовым нанести ценой своей жизни эффективный удар по врагу». Молодые боги уходят, ценой нескольких «Корю» способные лишить Тысячу Преисподних крейсера, боевого корабля или даже носителя…
Речь лейтенанта постепенно изменялась, голос становился другим, чужим. Менялся и взгляд. Становился стеклянным, неестественным.
Внезапно, лицо его исказила мука, он согнулся, скрипнув зубами, на скулах заходили желваки, вздулись жилы на шее. Пораженный, Тенгри застыл, не зная, что ему делать.
– Лейтенант Юкио! Лейтенант! – закричал он, когда, хрипя от боли, его командир медленно сполз на пол.
– Кто-нибудь! Помогите! Сюда!!!
Никто не вышел. Ни одна дверь не открылась, словно все разом оглохли. Тенгри чувствовал, как стальными тисками сдавливает голову. Зазвенело в ушах, сначала тихо, потом все громче, нестерпимее.
И вдруг все прекратилось. Тенгри Хаджито стоял на коленях у распростертого на полу лейтенанта. Кажется, тот был без сознания. В оглушающей тишине раздались отчетливые шаги – магнитные подошвы стучали по металлическому полу. Медленно обернувшись, не смея поднять головы, Тенгри увидел начищенные остроносые сапоги. Один из них частично закрыл иероглиф «Жертвенность». Так, что получилось «Смерть».
– Что случилось, пилот? – спросил сверху ледяной голос. – Почему ты кричишь?
Тенгри вскочил, вытянув руки по швам. Перед ним стоял офицер токкейтай – худой, как цапля с выпученными, воспаленными глазами и впалыми щеками. В глазах читалась открытое презрение.
– Лейтенант Юкио… Ему вдруг стало плохо… Я…
– Я спросил, почему ты кричишь?! – выкрикнул в лицо Тенгри офицер. – Отвечать!
Юкио застонал, приходя в себя. Тенгри непроизвольно оглянулся на него – тут же получив тяжелый удар в челюсть. Не удержавшись, он упал, ударившись затылком о стену. Лицо токкейтай исказила гримаса ненависти:
– Проклятые трусы! Император удостоил вас чести совершить великий поступок – пожертвовать собой ради победы! Как вы отплатили за оказанную вам честь? Подлым шушуканьем и пораженческими беседами! Вы недостойны того благословения, которое снизошло на вас! Недостойны!!!
Лейтенант медленно поднялся на ноги. От слабости он слегка пошатывался, налившиеся кровью глаза тяжело поблескивали из-под нахмуренных бровей.
– И потому вы в Безопасности Флота держите нас на коротком поводке? Наполняете наши тела имплантатами контроля? Потому следите за нами, говорите нашими голосами?
– Имперская безопасность – превыше всего! – рявкнул в ответ токкейтай, угрожающе подступая к Юкио. – Мы не можем позволить пустопорожним слухам подрывать боевой дух нашего доблестного флота!
– Дух?! – закричал Юкио. – Дух?! Сколько я уже слышу это слово?! Сколько мы еще будем повторять его, как мантру, прежде чем поймем, что один только дух не выигрывает войны?!!
Резкий удар обрушился на него, отбросив на несколько шагов. Рука токкейтая была снабжена гидроусилителями – иначе с таким сложением он бы не ударил так сильно.
– Трус и предатель!
Тенгри, все еще сидевший на полу, вдруг сорвался с места, с жутким криком протаранив токкейтая головой в бок, впечатав в переборку. Юкио, успевший немного прийти в себя, бросился на помощь. Токкейтай несколько раз ударил Тенгри локтем по голове. Удары были такие, что потемнело в глазах. Лейтенант с размаху саданул противника кулаком в переносицу. Хлынула кровь, токкейтай издал булькающий рев, с силой рванулся, отбросив Тенгри, словно котенка. Одновременно с этим в коридор вбежали еще трое его сослуживцев. Слышно было, как изнутри колотят в двери пилоты – видимо, Безопасность заблокировала их, чтобы не допустить ненужных свидетелей.
В руках токкейтай были длинные стеки-парализаторы. Тенгри медленно поднялся, чувствуя, что тело сковывает неестественная слабость. В ушах снова зашумело, перед глазами плыли багровые пятна.
– Всем стоять!!! – заревел один из вошедших, явно старше остальных по званию. – Вы что тут устроили?!! Кабаяси?!
– Проклятые предатели, – пытаясь сдержать платком хлеставшую из носа кровь, процедил первый токкейтай. – Прислужники демонов… в казематах сгною…
– Идиот!!! – оборвал его старший. – Как ты посмел поднять руку на Молодых Богов?!! Или ты хочешь заменить одного из них в завтрашнем вылете?!
Окровавленное лицо токкейтая исказил страх. Он стал мямлить и бормотать, пятясь назад, пока не уперся в переборку. Его начальник презрительно скривил губы и резко сплюнул под ноги. Потом обратился к пилотам:
– Нужна ли вам помощь медика?
Юкио отрицательно мотнул головой. Токкейтай кивнул:
– Хорошо. Возвращайтесь в свою каюту. Вам еще не сообщили, но… – он замолчал, опустив веки. – Завтра в восемь ваш вылет.
Токкейтай ушли сухо стуча магнитными подошвами по полу. Последним, униженно сутулясь шел худощавый. Кровь все еще текла из его разбитого носа, пачкая пол. Тенгри смотрел на темные капли, черным кантом растекающиеся вокруг иероглифов.
Металл не впитает пролитой крови людей. Жертвы напрасны.
О вылете им сообщили спустя полчаса. Тренировок никто не отменял, но сегодня инструкторы явно старались не усердствовать. Пилотов же охватило душевное оцепенение. Сейчас, когда отмеренный им срок обрел конкретную форму, чувства внутри притупились, став блеклыми и рыхлыми, как талый снег. Одни молчали, погрузившись в себя, другие, напротив, говорили слишком много. Неуклюже шутили, смеялись слишком громко, откровенничали, утратив всякий стыд.
Тенгри вспоминал стихи, которые читал раньше. Красивые стихи, воспевавшие любовь и жизнь. Сейчас они казались такими искренними, такими правдивыми, что сердце болезненно сжималось от каждой строчки.
– Эй, Хаджито, – толкнул его Набуо. – Посмотри-ка!
Он держал в руках Бако – маленькую коробочку из керамопластика, которая заменяла гроб пилоту-смертнику. Погибнув в космосе, ни один из них не мог рассчитывать на погребение – потому они готовили такие Бако, укладывая в них последнее письмо, прядь волос и какие-то близкие мелочи. Бако потом пересылали родным – во всяком случае, так говорили.
На коробочке Набуо были какие-то темные пятна. Именно их он показывал Тенгри.
– Нравится? – спросил он, улыбаясь. – Я порезал палец, когда заканчивал крышку. Пока пластик не застыл, успел написать на нем кровью. Правда красиво вышло?
На крышке было написано «昭和» – «Просвещенный Мир». Так называлась эпоха правления нынешнего Императора. Тенгри завороженно смотрел на грубые линии, расплывшиеся по керамопластику. Ему хотелось сказать, что это правление не принесло Дзипанг ни мира, ни просвещения. Только войну и кровь. Даже до того, как появились Черные Корабли.
Но, глядя в сияющие глаза Набуо, он промолчал.
Время текло медленно, словно патока. Успело пройти первое притупленное ошеломление. Его сменило другое состояние – когда чувства пилотов обострились неимоверно. Одни плакали, другие злились, готовые устроить драку по малейшему поводу. Третьи целиком погрузились в себя, утратив всякую связь с внешним миром, переживая внутри шторма скрытых эмоций. Мало кто остался спокойным – разве только лейтенант. И Тенгри.
Они уже пережили эту вспышку – там в коридоре.
– Знаешь, Хаджито, – вдруг обратился к Тенгри лейтенант Юкио. – на наших «Карю» нет систем связи. Мы не сможем попрощаться, оказавшись в космосе. Отстыковавшись от «Счастливого Журавля» последние минуты мы проведем в полном одиночестве.
Тенгри вздрогнул. Он не хотел, чтобы это было заметно, но лейтенант был внимателен.
– Это даже хорошо, – сказал он. – Это хорошо, что каждый из нас не сможет разделить боли других.
– Боли? – переспросил Тенгри. – Но разве при попадании термоядерный взрыв не уничтожит нас в одно мгновение? Или попадание плазменной батареи? Разве не сожжет дотла?
Юкио покачал головой:
– Нас ожидает нечто другое. То излучение, о котором я говорил тебе… нельзя сделать космический истребитель совсем без электроники. Конструкторы лишь заменили часть важных систем. Но не все и не полностью. Именно потому мы тараним Черные Корабли, а не штурмуем их. Системы управления огнем не будут работать – и на наши истребители их не устанавливают. Остается лишь пилотирование. Но и здесь…
– Что?! Что не так?! – не выдержав, повысил голос Тенгри. Лейтенант прикусил губу.
– При воздействии излучения на истребитель, его боль мы будем ощущать как свою. Последние мгновения перед тараном для нас пройдут в нестерпимом страдании. Большинство просто не справится с этим и, потеряв управление, станет легкой добычей врага.
– Откуда… откуда вы знаете? Вы не можете этого знать! – Тенгри почувствовал, как злые слезы наполняют глаза. Лейтенант оставался невозмутим:
– Могу, Хаджито. Я уже участвовал в специальной атаке. Не справился с управлением. От боли я потерял сознание. Обычно Черные добивают таких, но меня почему-то пощадили. Я пришел в себя и вернулся на носитель. Вернулся, хотя мог бы догнать…
Он вдруг замер, лицо перекосилось, взгляд застыл. С трудом шевеля губами, он заговорил снова – чужим, неестественным голосом:
– Пылающим, разящим мечом обрушится на врага мой священный «Карю». А я из небесных чертогов буду смотреть на пожар. Я буду смеяться и петь песнь О-Шии.
Мука исказила черты лейтенанта, и он медленно сполз по стене на пол. Из носа текла тонкая струя крови. Тенгри ощутил во рту вкус железа, с силой сжал ладонями голову, крепко зажмурившись. Всё, всё вокруг было неправильным, чудовищно ошибочным. Как можно? Все эти парни вокруг – молодые, полные жизни. Каждый из них жил, полный надежд и целей, стремился к чему-то… к достойной жизни? Но вместо достойной жизни Империя дала им достойную смерть. Краткий миг слепящей славы вместо долгих лет свершений.
До самого вылета никто из них не заснул. Они провели в ожидании больше семи часов. Писали письма, молились, братались, договариваясь, где будут ждать друг друга у врат Божественного Дворца. Тенгри наблюдал это, как посторонний зритель. Не мог поверить в реальность происходящего. Не мог смириться с чудовищностью ошибки, которая совершалась в масштабах всей многомиллиардной Империи.
Церемония перед вылетом была короткой. Пилотам вручили парадные мечи – не оружие, но знак воинского достоинства. Голографический образ адмирала Митомэ Угаки подняв в тосте традиционную чашку саке, произнес:
– Спросите древних мудрецов: «В чем причина непобедимости нашего народа?» – и они скажут вам, что таинственные силы были рождены вместе с этой страной три тысячи лет назад, с первым императором Дзимму, потомком богини солнца Аматэрасу. Столетиями они закалялись в стойкости и преданности воинов традициям Хагакурэ. И вот теперь настал час истины – час, когда наша сила подвергается величайшему испытанию. Когда цель окажется в пределах видимости, наведите прицел на середину Черного Корабля. Войдя в пике, крикните изо всех сил «Хисатс!». Принципиально важно перед столкновением не закрывать глаза. Внезапно вы почувствуете, что плывете в вечности. В этот момент вы увидите лицо матери. Все цветы сакуры Святилища Ясукуни радостно улыбнутся вам. Потом вас больше не будет.
Хисатс! Разите без промаха, Молодые Боги! И я сегодня буду разить врага вместе с вами.
Он выпил сакэ и повязал на лоб хатимати. Изображение мигнуло и пропало.
Теплый алкоголь горькой волной прошелся по горлу, вызвав спазм.
– Отправляясь в бой, я буду улыбаться, – бормотал справа Киёси. – До самого конца. И всегда.
– Папа, мама, я дарю вам сорок лет жизни, которые мне причитались, – шептал слева Нобуо. – Разделите их между собой…
Мимо бесстрастных глаз стереокамер, мимо голографических трибун с серебристыми образами женщин и детей, которые приветственно махали флажками, они шли к своим истребителям. Стремительные и изящные силуэты «Карю» застыли в ожидании. Тенгри впервые видел их так близко. Это были прекрасные машины, совершенные и почти живые. Он дотронулся до крыла. Полимерный титан под ладонью был теплым и бархатистым, в нем чувствовался ровный, сильный пульс.
– Хаджито, – раздался за спиной голос Юкио. Тенгри обернулся. Лейтенант улыбался. Легко и свободно.
– Вы не боитесь? – тут же обругав себя за глупость, спросил Тенгри. Лейтенант покачал головой:
– Я радуюсь. Радуюсь, что с нашими смертями кончается эта эпоха. Ты спросил меня – проигрываем ли мы? Несомненно, проигрываем. Но в этом поражении – и только в нем – есть путь нашего спасения.
В очередной раз слова лейтенанта повергли Тенгри в изумление.
– Но как же… Демоны Тысячи Преисподних… они…
– Хаджито, нет никаких демонов. Мы знали это, но за годы войны – забыли, заменив истинную память лозунгами Министерства Пропаганды. Черными Кораблями управляют люди, такие же, как мы. Да и сами корабли – не черные. Они – цвета яркой ртути, сверкающие, как звезды. Не они напали на нас. Наоборот – наши владыки, опьяненные своей военной мощью, атаковали их миры. Заранее зная, что не смогут победить. Потом о них скажут, что это был выбор под давлением обстоятельств. Нет. Выбор между войной и миром, жизнью и смертью – всегда на совести выбирающего. Я выбираю смерть. Смерть ради жизни.
В этот раз никто не пытался остановить его, сдержать запретные слова. И сказанное вдруг сложилось в сознании Тенгри в единую картину, сияюще-отчетливую.
Он все осознал. И «Карю» принял его, готового к своему последнему бою. К бою, в котором он уже победил.
Со «Счастливого Журавля» вылетели четыреста сорок пять аппаратов, в основном – Ке-201. Они атаковали флотилию Черных кораблей, готовившихся к прыжку в систему Дзипанг. Их ждали. Перехватчики атаковали ударную группу еще на подлетах. Не имеющая эскорта, она потеряла больше половины аппаратов. Остальные достигли места базирования основных кораблей противника. Еще сотня была остановлена электроимпульсным полем, потеряв управление и лишившись пилотов, обезумевших от болевого шока. Лишь восемьдесят семь «Карю» прорвались к врагу. Тридцать два из них было сбито батареями обороны и истребителями охранения. Двадцать семь «Карю» атаковали корабли эскорта, уничтожив один и повредив три из них. Девять атаковали боевой корабль первого ранга, серьезно повредив его. Двенадцать ударили по флагману-носителю, при этом не нанеся существенного урона.
Среди этих двенадцати были Сэки Юкио и Тенгри Хаджито.
Команда по борьбе за живучесть сумела сохранить остатки поврежденного тараном «Карю». Его реактор, странным образом не взорвался. На трупе пилота нашли короткую записку – всего в одну строку.
Дом, построенный из разбитых камней, неизбежно рухнет, сломленный ураганом. Империя – строительство дома из разбитых камней. Я ухожу, зная это.
Ошибка: Контактная форма не найдена.
