Доказать, что ветки нет

Молочные стены из облаков умиротворяли, и думать не хотелось совсем. Мысли, взбаламученные ссорой с гостями Храма, сначала улеглись на дне головы, а затем и вовсе растворились в безмятежном спокойствии. Белоснежное одеяние, что никогда не надеть простому смертному, сейчас приятно укутывало и грело. Я лежала на полу, успешно заменявшем самые мягкие подушки Вселенной, что по-своему необъяснимо веселило. Лежала и пролежу так ещё долго, если не начнётся внеплановый апокалипсис или заботливые слуги не принесут еды. Тогда я поднимусь, с подобающей величественностью переоденусь в торжественные наряды и пойду, но сейчас… Сейчас Комната умиротворения делала своё дело.

В скромном и небольшом Храме и без богини протекала жизнь. Поселившиеся на неопределённый срок гости, самые непростые из простых смертных, могли болтать часами на философские и бессмысленные темы, выводя друг друга из себя. Слуги только и успевали разнимать и успокаивать излишне доходчивых. Отводили их в личные покои. Или в Комнату умиротворения, когда речь шла обо мне.

Боги любят спорить с дураками. Больше не с кем. С остальными людьми разговор никогда особо не клеился. Им хватало ума и страха, чтобы точно разграничивать свои отношения с богами: молчаливо поклоняться и громко молиться. Лично меня это всегда вгоняло в уныние.

Я, кстати, Тихея, богиня случая, и это – мой дом. Не роскошные усадьбы Олимпа, но и не бочка Диогена. Храм мне нравится таким. Тихим, спокойным, если не обращать внимания на обнаглевших смертных. И сюда почти не заглядывают боги. Это ещё их одна отличительная черта – злопамятность. Проходят века, эволюционируют люди и методы изготовления вина, а чья-то бледная лысина до сих пор помнит, как окунулась в Стикс, когда под ноги весьма неудачно и совершенно случайно закатился камень. Вы начали читать конкурсный рассказ. В конце произведения обязательно поставьте ему оценку!посмотреть условия конкурса

Чем больше самолюбие, тем больнее оно ударяется о землю в такие моменты. А уж если падать с Олимпа…

В общем, боги меня обходили стороной. Почти все.

Три женщины появились передо мной, словно скалы перед затерявшимся в тумане кораблём. Три лица, чьи скорбящие, высокомерные и хмурые выражения я успела позабыть. Три оскорблённых бога, чьё предназначение теряло смысл при появлении меня.

Сегодняшний день обещал стать интересным хотя бы потому, что мойры редко покидали ту пещеру, где плели нити судьбы.

– Сёстры…

– Никакая ты нам не сестра, – быстро вымолвила Клото.

– И никогда больше не будешь ею, – подхватила Атропа.

Лахеса, отвечающая за прошлое, благоразумно промолчала.

Я улыбнулась в ответ. С этой троицей, как и прежде, невозможно разговаривать. Одна припомнит мне все ошибки прошлого, вторая упрекнёт в неопределённости будущего, третья оборвёт на полуслове в настоящем. Пытаться объяснить им что-то, всё равно, что сражаться связанными руками с ветром на дне океана. Невозможно и глупо.

– «Сестрички» – это скорее прозвище, – объяснила я, потирая ухо о плечо. – Такие дают мелким попрошайкам на базаре, гнать которых жаль, а дать им нечего.

– Вот когда ты перестанешь насмехаться над всеми подряд и дурачиться? Когда ты, наконец, поможешь нам в нашем нелёгком деле? – выдохнула Атропа, махая руками и тем самым вызывая из памяти вид сломанной лестницы.

– Бесполезно было спрашивать об этом Тихею. Она и ответственность никогда не видели друг друга так же, как не встречались в одном месте солнце и тень, трусость и храбрость, – высказалась Лахеса и бросила в мою сторону насмешку. Бросила небрежно и даже неосознанно. Так огрызаются попрошайки на базарной площади, когда с одним из них пытаются заговорить. То же повторили сестрички, и насмешка ощутимо повисла в воздухе, как чёрные, тяжёлые облака, готовые вот-вот хлынуть сплошным потоком ледяной воды. – Мы, богини судьбы, пришли сюда, чтобы обвинить тебя в намеренном спутывании многих нитей судьбы и полном нарушении одной.

– Чем вы недовольны? Нити в любом случае обрываются в конце, как вы и задумывали. Какая разница, раньше или…

– Эта не оборвалась! – перебила Лахеса, и я поняла, о ком они говорят.

Её крик эхом пронёсся по Комнате умиротворения, которая давно перестала быть таковой. Вместе с последним образом это оказалось похоже на резкий и стремительно грянувший гром. Таким оглушительным шёпотом скопища чёрных облаков предупреждают всех внизу о том, что с минуты на минуту на землю могут упасть несчастья. О том, что пора прислушаться к первобытным страхам и бежать, постоянно оглядываясь на небо, прятаться. И, наконец, о том, что скоро пойдёт дождь…

Я помню этого смертного. Я сама создала его судьбу. Это я сделала его бессмертным.

 

Скоро пойдёт дождь. Маленький грек понял это и прибавил шагу, не сводя обеспокоенного взгляда с тёмной синевы неба. Эти тучи пригнал шустрый южный ветер. Он подхватил их в Средиземном море, где они собирались устроить небольшую, но шумную бурю, напугать пару кораблей и благополучно распасться на безобидные, красивые облака. Случай распорядился иначе, и теперь греческий город на берегу Эгейского моря суетливо замирал в ожидании дождя.

Маленький грек побежал. Задвинутый за пояс деревянный меч хлопал по ноге и норовил выпасть. Мальчик придерживал его, но из-за обиды в руки не брал. Весь вчерашний вечер он занимался тем, что превращал кривоватую ветку старого дуба в грозное, на взгляд ребёнка, оружие. Потраченное время с лихвой бы окупили восторженные и совсем чуть-чуть завистливые взгляды друзей. Они должны были собраться сегодня утром в укромной гавани, тропинку к которой не знал никто из взрослых. По крайней мере, так думали дети.

Мальчик долго ждал друзей, кидая от скуки камни в море и тыкая мечом в крабов, но так никто и не пришёл. Маленький воитель на сверстников не злился. Если не пришли, значит, были на то причины. Он злился на меч, что оказался обыкновенной деревяшкой, а в преддверии дождя – ещё и назойливой обузой.

Когда тяжело упали первые капли, до города оставалось ещё далеко. Мальчик меньше всего сейчас хотел промокнуть и решил попытать счастье в скромной усадьбе, спрятавшейся за тремя оливковыми деревцами. Её хозяева, купец и его жена, ещё утром ушли в город. Следить за усадьбой они поручили малодушному сыну, который почти сразу отправился спать к себе в комнату и спал там до сих пор, не обращая внимания ни на гром, ни на монотонное дребезжание капель о крышу.

Маленький воитель осторожно вошёл в зал для гостей и присел на краешек плетёного стула. На столе любопытствующий взгляд нашёл небрежно брошенный свиток. Взять его сразу мальчик побоялся. Всё-таки в любой момент могли вернуться запропастившиеся куда-то хозяева усадьбы. Однако дождь шёл и не думал затихать, вместе с тем росло любопытство мальчишки. Он умел читать. Его отец вырвал из своей головы немало клочьев волос от злости, пока обучал сына этому искусству, но результат того стоил. Бывало, что маленький любопытный грек днями слонялся по улицам города, читая вывески и удивляясь самому себе.

Купец, чьим гостем случайно оказался мальчишка, не придавал особого значения исписанным свиткам. Их нельзя было продать. Тот, что валялся на столе, забыл странствующий философ. Купец пробовал читать, но это занятие ему быстро надоело. Свиток с мыслями странника был брошен на стол и забыт.

Прогремел гром. И в тот момент, когда жителям города показалось, что небо раскололось пополам, мальчик потянулся к свитку. Маленький воитель не заметил, как выпал деревянный меч. Выпал так же случайно, как появились тучи над городом, как никто не пришёл в гавань, или как в нужный момент крепко уснул сын купца.

Падал меч. Шелестел раскрываемый свиток. Коренным образом менялась судьба маленького грека. Он заразится от записей странника редкой, но самой древней болезнью человеческого мира. Он начнёт думать. Он станет философом.

А случай забудет о нём на десять долгих лет.

 

Комната умиротворения рассчитывалась на одного человека. Но разгневанные богини не были бы собой, если бы обращали внимание на правила. В свою очередь комфорт не был бы комфортом, если бы спускал им это с рук. Я вольготно лежала на мягком полу. Мойры теснились передо мной и одновременно старались сохранять свой высокомерный вид. Получалось у них это с трудом.

– Почему так долго? – спросила я, положив голову на плечо.

– Что?

– С того момента прошла уйма времени. Вы либо медленнее черепах, либо занимались чем-то важнее, чем распутывание мифических нитей судьбы. Купались в озере или…

– Тихея, ты везде и всюду соришь своими случайностями, – ответила Клото. – Но подобно мелкому проказнику, не можешь по-настоящему навредить нашему делу. Ты путаешь одну нить из сотни, когда же мы выправляем обратно на свой путь тысячи.

– У нас выдалось свободное время, и мы решили разобраться в одной из твоих интриг, – заговорила Лахеса. – То, что мы увидели, нас не просто возмутило. Мы оказались настолько злы, что убили бы этого смертного, если бы… если бы он не был бессмертным.

– Если бы он был жив, – поправила я и переложила голову с одного плеча на другое.

В коридоре раздались торопливые шаги. Мимо двери пробежало несколько смертных. Прислуга. Один сбивчиво твердил другому, как лучше держать гостей, когда они начинают слишком активно спорить. Второй хмыкал и молчал.

– Вам давно пора понять, – вздохнула я. – Понять, что мир людей, с тех пор, как Прометей принёс им огонь, стал сложнее. Человеку уже недостаточно просто выживать и продлевать потомство. Он хочет чего-то большего. Чего-то возвышенного.

– Хочет стать богом? – насмешливо спросила Клото.

– Нет… На самом деле, неважно, чего он хочет. Главное, что смертный начинает к чему-то стремится. Целей может быть много, путей достижения – ещё больше. Люди как безумные карабкаются к вершине, каждый к своей. И иногда некоторые из них добираются до небес. До самых звёзд. Тогда они нагло теснят там богов и становятся бессмертными. Понимаете? Эй, вы! Понимаете?

За дверью раздался громкий, протяжный крик. Кого-то тащили по коридору. Кого-то, кто, судя по звукам, сильно не хотел никуда идти, но не мог сопротивляться и тратил все силы на крик. Да и те утекали, словно вода сквозь сито. В какой-то момент за дверью резко затихло, оставив гудение в ушах и неприятный осадок в душе.

– Ты пытаешься оправдать своё безумие, Тихея, – сказала Клото. – Я не вижу причин, чтобы верить хотя бы одному твоему слову.

– А они есть, – ещё раз вздохнула я.

Этот разговор начинал меня утомлять.

 

Молодой грек покинул узкие улочки города, что с каждым годом странным образом становились всё меньше, прошёл мимо пристаней, где с особым остервенением кричали чайки и рыбаки разговаривали об улове, остановился, чтобы поприветствовать знакомого, обошёл развалившегося на дороге пьяницу и направился вдоль берега, к старой иве. Она находилась на возвышенности, откуда одинаково хорошо просматривались море и малая, но оживлённая часть города. Идеальное место для вдумчивого наблюдателя.

Юноша любил, лёжа под ветками ивы, размышлять о жизни. Погружаясь в свои мысли, грек отстранялся от насущных проблем: смолкало чувство голода, забывались все ссоры и обиды, исчезала неразделённая любовь. Из логично выстроенных суждений складывался мир, непохожий на настоящий, но такой правильный. Такой желанный.

Молодой грек в очередной раз поссорился с отцом. Тот хотел, чтобы сын отправился учиться в школу военного мастерства и стал умелым гоплитом. Юноша же слишком хорошо понимал, что индивидуальные качества в греческой фаланге исчезают, а мысли заменяют приказы и желание выжить в бою. Человек перестает быть собой и становится солдатом. Одним из многих, многим среди одних.

Поэтому мысли метались и требовали найти своё место. Место под старой ивой.

И оно оказалось занято. На зелёной траве, в тени листьев, лежала молодая девушка с заплетёнными, русыми волосами и мечтающим взглядом, устремлённым за горизонт. Глядя на неё, невозможно было предположить, кто она, откуда и насколько богата. Лишь одно сказал бы с уверенностью юноша: девушка-загадка пришла сюда за тем же, что и он.

– Ты смотришь на меня так, будто я заняла твоё место, – заговорила она.

– Это недалеко от истины. Как твоё имя?

– Зачем оно тебе? Я появилась здесь случайно. Вскоре уйду и никогда сюда не вернусь. Мы друг друга больше не увидим, так зачем засорять разговор именами, которые всё равно забудем?

– Ты права лишь наполовину, – улыбнулся молодой грек. – Если не будет имён, то и забывать будет нечего. А значит, мы навсегда запомним друг друга. Среди остальных, человек безымянный станет вопросом без ответа, ночным небом без луны.

– Хочешь сказать, имена людям нужны для того, чтобы их забывали?

– Именно так.

Девушка внимательно вгляделась в лицо юноши. Без удивления, но с интересом. Потом, словно что-то всё-таки высмотрев, перевела взгляд на море и улыбнулась.

– Что-то в этом есть, – признала она. – И в то же время это ещё одна причина, чтобы не называть имён. У тебя найдутся ещё настолько же интересные мысли? Если да, то садись рядом и говори.

Впервые юноша поделился своими мыслями в том возрасте, когда стал, не прыгая, доставать рукой до нижних веток яблони в заднем саду.

Люди похожи на муравьев. Так сказал мальчик старшему брату, когда они ходили на базар за зерном.

Людей тоже может быть много в одном месте и ни одного во всех остальных. Брат отчего-то обиделся, дал затрещину и угрюмо молчал весь оставшийся путь до базара. В тот момент мальчик осознал, что его могут неправильно понимать. Он даже старался держать мысли при себе, но это оказалось невозможно. Некоторые рвались наружу, обжигая всё внутри и улетая с языка в тот момент, когда молодой грек меньше всего этого ждал. В итоге он смирился с непониманием, привык к косым взглядам и научился отстаивать свою правоту кулаками, когда того требовала ситуация.

А вот чтобы просили поделиться… С этим юноша сталкивался впервые. Безымянная девушка не насмехалась и не издевалась. Со спокойствием богини, которая уверена, что все её просьбы будут исполнены, она ждала, когда он сядет рядом, под ветки ивы. Когда начнёт говорить.

И в то же время в этом спокойствии крылся вызов, не сказанный вслух, но ощутимый, как ветер в знойный вечер. Как глоток свежего воздуха после пещеры, где мысленно жил отшельником молодой грек до этого момента.

– Ещё в детстве я начал замечать, что люди ведут себя нелогично, – произнёс юноша, садясь рядом с безымянной. – Неправильно. Глупо. Порой, даже опасно нелогично.

– Такие уж создания, люди, – согласилась девушка, поправляя волосы.

– Больше всего меня поражает то, что существуют ложь, в которую все упорно верят, и правда, слушать которую никак не хотят. Первая неумолимо сопутствует второй, а вместе они собирают толпы и воздвигают величественные сооружения.

– Неужели существует ложь, способная на это?

– Да. Я подозреваю, что да.

– Какая?

– Боги.

– А что с ними?

– Их нет.

С моря должен был подуть холодный, пробирающий до костей ветер, на воде – подняться неестественно высокие волны, солнце – спрятаться за тучами, а ива – громко и неприятно заскрипеть, но ничего не произошло. Разве что безымянная девушка незаметно улыбнулась. Вновь без удивления.

– Почему ты так решил? – спросила она. – Нет, правда, почему?

– Это очень удобная ложь. Для всех. Я знал одного человека, которому досталась хорошая земля для посевов. Он умел работать в поле, но на своём провёл немного. И когда там не взошло ни зёрнышка, этот человек решил, что мало молился Аполлону, что нужно было делать больше подношений в храм. Дело всего лишь в этом, а не в обыкновенной лени. Не в том, что этот человек больше спал, чем работал. Нет… Так он лгал себе.

– Это не доказывает отсутствие того же Аполлона.

– Зато объясняет, зачем людям нужны боги. Чтобы скрывать слабость духа. Где нет уверенности, поможет молитва. А несчастья и неудачи – это гнев кого-то с небес, и люди вроде бы не причём.

– Но ведь бывают правда не причём. Наводнения, засухи, штормы – что это, если не воля богов?

– Случайности.

– Это не доказательство.

– А ты сама видела богов? – спросил юноша, отламывая ветку с аккуратными листиками. – Я нет. И из знакомых никто. И по слухам тоже пусто. С богами разговаривали только жрицы, а их пожирает жадность. Им нельзя верить. Это они придумывают истории с участием богов, чтобы увеличить число подношений.

– Опять же…

– Да, я понимаю. Не доказательство, – грек отмахнулся веткой от назойливого комара и продолжил. – Вот. Взгляни. Ты можешь запомнить эту ветку до самых мелочей?

– Если дашь в руки, то да.

– Допустим, ты всё запомнила, а я пошёл и спрятал её. У тебя будет много времени вместе с неограниченным терпением, и рано или поздно ты найдёшь ветку. Пройдёт пара минут или несколько месяцев, но всё равно ты вернёшь мне её, так ведь?

– Наверно…

– А если нет? Если ветка сгниёт, или вовсе я её сожгу, как тебе тогда прекратить поиски? Мест, в которых можно что-то спрятать, немыслимо много. Во всех не побывать за жизнь, до некоторых и вовсе не добраться. Как тогда доказать, что ветки нет?

– Никак, – сказала безымянная, не отрывая глаз от юноши. – В случае с веткой никак, но мы говорим о богах. О бессмертных, которые управляют этим миром,  следят за ним. Как принято считать. Так что, ты упустил одну деталь.

Юноша выкинул ветку и растерянно взглянул на безымянную. Она снова смотрела на море. Её взгляд казался мечтательным, а полуулыбка – загадочной и диковиной. Молодой грек не понимал, шутит девушка или говорит всерьёз. И это было странно.

– О чём ты? – спросил он.

– Давай немного изменим твой пример. Прятаться будешь ты, а не ветка. И если умрёшь, утонишь в море или загрызут хищники, от тела вскоре ничего не останется. Тебя не станет, а доказать я это не смогу.

– Всё верно. Как и в случае с веткой.

– Нет, есть разница. Пойдём от противного. Найдём противоречие.

– Я не понимаю…

– Если я скажу так, чтобы ты слышал, что я подожгу твой дом, и пойду делать это, ты остановишь меня? Покинёшь место, в котором прятался?

– Да-а, – задумчиво протянул юноша.

– А если не придёшь, значит, тебя нет. Всё просто.

Молодой грек поражённо вздохнул и в наступившем молчании начал осмыслять услышанное. Он думал удивить, а удивился сам. Будучи вначале небольшим ручейком, интересная беседа протекла неудержимо и быстро, набрала силу и незаметно для собеседников превратилась в полноценную реку, готовую вот-вот выйти из берегов и поглотить мир. Итог разговора уже не мог предсказать никто.

– Значит, – медленно заговорил грек. – Нужно сделать нечто, на что боги обязательно отреагировали бы, существуй они. И если ничего не произойдёт в ответ, то их нет.

– Именно так.

– Но что нужно сделать?

– Это уже решай сам, – ответила безымянная, вставая. – Я кинула камень в твою гору мыслей, а устраивать камнепад или нет, решать тебе.

И девушка ушла. Вечером она сядет на корабль, обломки которого позже выбьет к берегам Африки, а немногие спасшиеся разбредутся по миру, как семена одуванчика, поднятые бурей. Будет ли девушка в их числе – доподлинно неизвестно.

Многие из города видели, как безымянная разговаривала с молодым философом, но кто она и зачем оказалась в тот роковой день под старой ивой, не знал никто. Шептались, что это неспроста. Шептались, что один из богов спустился с Олимпа, чтобы насолить другому. Ещё много потом шептались, потому что говорить вслух о молодом греке запретили, а людское любопытство не знало конца.

В действительности же в то утро случай превзошёл себя и одурачил весь город. Люди, знавшие в девушке сумасшедшую из Сиракуз, тем днём её не видели, и внести ясности в невнятные слухи при всём желании не могли. Купцу, который подвёз безымянную, несказанно повезло. К тому моменту, когда солнце стало припекать, а самые ленивые – просыпаться, он уже продал весь товар и отправлялся обратно, думать не думая о случайной попутчице.

Молодой философ просидит под старой ивой ещё долго. Когда солнце начнёт кусать его за пятки, он поднимется и будет слоняться по городу до самого вечера. Затем дёшево выкупит  у пьяного, но ещё способного разборчиво говорить старика кувшин смолы. Оставшейся меди хватит на кружку сладкого вина. Юноша медленно выпьет его, глядя на ночное небо. Он будет думать о ветке, которую хочет найти. Найти или доказать хотя бы самому себе, что её нет.

Этой ночью молодой философ сожжёт храм Артемиды и станет бессмертным.

 

Я устала лежать и повернулась набок, согнув ноги в коленях. Мойры смотрели на меня, не мигая, как три жабы, запрыгнувшие ночью в кровать. Сходство оказалось настолько разительным, что я, в надежде также легко их прогнать, попыталась пнуть Клото, стоявшую ближе всех. Удар ушёл в воздух.

– Признаю, – заговорила я. – Герострату я немного помогла, но таких единицы. Остальные добиваются всего сами. Я лишь показала, что бессмертие среди людей возможно. Оно даже более прочное, чем ваше.

– О чём ты?

– Неужели вы не понимаете? Людям больше не нужны боги. У людей появилась история, а вместе с ней – возможность стать бессмертными. Раньше этим обладали только вы. Знаете почему? Вы олицетворяли те явления окружающего мира, которые человек объяснить не мог. Раньше, но теперь бессмертны люди, которые их объяснили. Кого забудут раньше, вас или их? Того, кто карабкался к вершине, или того, кто всегда на ней жил, а?

– Замолкни! – крикнула Клото. – Твои речи глупы и пусты, а попытки оправдать себя – бессмысленны. Ты ответишь перед Олимпом за содеянное.

– Нет, – засмеялась я. – У вас нет ни какой власти. Вы и остальные боги не можете вмешиваться в жизнь людей. А со мной всё наоборот. Я не могу не вмешиваться. Случай – это всё. Даже этот мир образовался случайно. Обвинять меня в чём-то, всё равно что ругать родителей из-за своего рождения.

На лицах сестёр я увидела непонимание, отчаянно и испуганное. Мне даже стало их жаль. Я попыталась подобрать слова помягче, но за дверью весьма удачно раздались шаги.

– До свидания, сёстры. Хоть вас и нет, мне было интересно поболтать.

Мойры исчезли, и никто из вошедших в комнату не успел их заметить.

Слуги в белых халатах переодели меня и направили к главному жрицу. Тот снова будет просить вести себя сдержаннее с гостями. Я буду кивать, пропуская всё мимо ушей и с любопытством разглядывая  содержимое стола. Когда жрец отвернётся к окну, закрытому металлическими прутьями, я стащу что-нибудь острое. Затем, отведаю еды богов,  и отправлюсь к гостям. Безуспешно сыграю в шахматы с Александром Македонским, нарисую портрет человека с перчаткой на голове и поспорю о жизни с Наполеоном.

Богов здесь нет. О них почти все забыли, а я помню. Иногда ко мне приходит кто-нибудь с Олимпа, и мы разговариваем до хрипоты в голосе, до тяжёлых, как Луна, век. В остальное время я помню: богов нет. Нигде. Кроме меня.

Я, кстати, Тихея, богиня случая, и это – мой дом. 

Ошибка: Контактная форма не найдена.