Плотный молочный туман неподвижно повис над спокойной водой залива. Сегодняшняя пелена была особенно плотной и словно тягучей. Казалось, что идёшь сквозь воду. Непрозрачный воздух со взвешенными каплями влаги казался ощутимо тяжёлым, вязким. У самой земли он всколыхивался, закручиваясь в спирали каждый раз, когда сапог рассекал его тяжёлую вязкую плоть.
Инженер осторожно пробирался среди крупных скользких от выпавшей росы камней, напряжённо всматриваясь в темнеющие фигуры. Ему казалось, что ещё один шаг, и возможно будет увидеть знакомый силуэт. Но раз за разом это оказывались всего лишь камни. Прошло уже довольно много времени, и вдали зазвенели якорные цепи, что означало начало погрузки торговых кораблей, а значит, совсем скоро здесь могли появиться люди. Инженеру совсем не хотелось, чтобы кто-то застал его здесь или, что ещё хуже, нашёл предмет его поисков раньше него самого.
Наконец, совсем недалеко Инженер услышал знакомый голос:
-Сюда! Учитель, сюда! Он здесь!
Голос без сомнения принадлежал младшему Механику. Молодой парень с ясными синими глазами отчаянно махал руками, словно боялся, что Инженер пройдёт мимо и не увидит его в густом утреннем тумане. Соскальзывая, рискуя сломать ноги на предательски разъезжающихся в стороны камнях, Инженер почти бегом поспешил к машущей ему фигуре. Уже приблизившись к Механику на расстояние нескольких шагов, Инженер неожиданно остановился. Что-то внутри провернулось, сердце ухнуло вниз живота, а губы, несмотря на висевшую в воздухе влагу, вдруг стали нестерпимо сухими.
Нервно облизнувшись, Инженер стал вглядываться в чёрную массивную фигуру у самой воды. Осторожно приближаясь, Инженер стал водить перед собой рукой, словно пытался раздвинуть плотную пелену тумана, подобно пыльному истончившемуся занавесу. Получалось плохо, но Инженер словно бы впал в транс и уже не замечал что-то говорившего ему Механика, усиливающийся шум на причале, звон корабельных колоколов. Всё его внимание сейчас сосредоточилось на огромной чёрной фигуре у самой кромки воды.
Подойдя почти вплотную, Инженер машинально дотронулся до гладкой, скользкой от влаги поверхности, как прикасался к ней много-много раз ещё в самом начале Эксперимента. Металлическая поверхность была холодна и казалась безжизненной, но Инженер знал, что там внутри непрестанно двигаются маховики и шестерёнки, там внутри кипит жизнь. Он сильнее прижал ладонь к металлическому боку и с удовольствием ощутил мерное гудение «живых» механизмов.
Чёрная человекоподобная фигура сидела на самом краю большого валуна так, что океан медленными набегающими волнами по – собачьи преданно лизал металлические ноги существа. Мощные трёхпалые конечности были сложены на коленях и казались совершенно безжизненными. Обесшеенная голова, подобно колоколу, примостилась прямо посередине широчайшего разворота плеч. И на ней два тусклых огонька – глаза существа. Они то ли тускло перемигивались, то ли это отражение водной глади играло в их зеркальной поверхности. Колокол головы располагался неровно (немного, совсем чуть-чуть), но на плече справа было больше места, и от этого казалось, что голова слегка наклонена вбок. Ошибка при установке – отличительная черта, родимое пятно чудесного творения Инженера.
Счастливо потирая руки, Инженер обошёл вокруг существа, даже не замечая, что заходит в воду и уже основательно замочил свой дорогой плащ, а в сапогах хлюпает океанская вода.
-Учитель, когда я подошёл к нему, он повернул ко мне голову. Я могу поклясться, что он словно бы узнал меня, он мне КИВНУЛ, а потом снова замер.
-Глупости, – Инженер отмахнулся от встревоженного скачущего за ним Механика, – они не могут узнавать, а твой образ я не вкладывал в его программу.
-Но, Учитель, Голлем пропал два года назад, возможно, его кто-то перепрограммировал.
Внезапно остановившись, так, что Механик налетел ему на спину, Инженер задумался, но мгновение спустя махнул рукой:
-Исключено, никто не знает наших секретов! Да если и узнает, ничего не сможет сделать. Голлем наш единственный успех и единственный удачный экземпляр.
И раздражённо добавил:
-Не путайся под ногами, займись делом, нам нужно его увезти отсюда как можно быстрее. Ступай за остальными и прихватите носилки.
Обойдя ещё несколько раз огромную фигуру Голлема, Инженер погладил чёрный металл, проведя пальцами по глубоким вмятинам и зазубренным царапинам.
-Где же тебя носило, мой друг? Интересно будет просмотреть твой анализатор, твои банки памяти должны быть полны.
Наклонившись, Инженер ловко открыл почти невидимую панель на металлическом предплечье и стал внимательно копаться в блестящих внутренностях, бормоча что-то себе под нос. Потом выудил из плаща маленькую металлическую маслёнку с длинным изогнутым носиком, накапал немного масла в открытую внутренность Голлема и удивлённо хмыкнул:
-Для двух лет скитаний ты слишком хорошо функционируешь. Невозможно, чтобы кто-то тебя латал, но я вижу следы свежей смазки, и, кажется, одна шестерёнка заменена. Странно. Посмотрим, что у тебя в энергоблоке.
Немного повозившись, Инженер открыл небольшую дверцу прямо в груди существа и стал внимательно осматривать, ощупывать провода, трубки и хромированные детали.
-Странно, странно.
Продолжал разговаривать сам с собой Инженер.
-Явно была авария, здесь немного оплавилось, здесь нет части деталей. Впрочем, незначительно.
Закрыв дверцу Инженер стал задумчиво барабанить пальцами по плечу Голлема.
-Кто-то здесь похозяйничал. Ну ничего, я тебя переберу, посмотрю, что ты запомнил и сделаю тебя как новым. Хотя странно было бы узнать, что кто-то ещё может разобраться в тебе!
В это мгновение голова Голлема повернулась в сторону Инженера, и глаза-блюдца вспыхнули, раздался булькающий хриплый звук.
-Похоже модулятор сломался, – недовольно проворчал Инженер и, взобравшись на валун, открыл маленький лючок у самого основания головы-колокола, стал копаться в вывалившихся оттуда разноцветных проводах.
-Так, так… здесь-то никто не хозяйничал, окислилось всё к материнской особи…
Провозился он довольно долго, но, когда лючок был закрыт, из головы Голлема раздался мелодичный перезвон.
-Так-то!
Инженер удовлетворённо вытер испачканные руки полой плаща.
-Теперь доложи состояние!
Голова существа повернулась из стороны в сторону, глаза мигнули и раздался металлический, немного ржавый голос:
-Здравствуй, Создатель!
Инженер недовольно поморщился и пробормотал:
-Программа совсем «свихнулась»! Д-о-л-о-ж-и с-о-с-т-о-я-н-и-е!
Голова Голлема снова захрипела и забулькала.
Из тумана вывалился Механик и остановился как вкопанный. Инженер покосился на молодого человека и раздражённо спросил:
-Где люди?
-Простите, Учитель! Я заблудился в тумане, похоже сделал крюк и вернулся к вам.
Инженер топнул ногой.
-Немедленно веди людей! Рассвет скоро, коррозию тебе в печёнку!
Механик юркнул в туман, бросив изумлённый взгляд на горящие глаза Голлема.
Тяжело вздохнув, Инженер потянулся было снова к маленькому лючку у основания головы-колокола, но совершенно неожиданно одна из металлических рук ожила и, упёршись трёхпалой ладонью в грудь человека, решительно его отстранила. Голлем сам ощупал свою голову, покрутил её из стороны в сторону, постучал пальцем по лючку. Что-то внутри щёлкнуло и раздался голос.
-Присядь, Создатель! У нас мало времени!
Изумление человека было столь велико, что он словно бы окаменел, нижняя челюсть его отвисла, а расширенные глаза перестали моргать. Голлем ждал, но Инженер не двигался, так и прибывая с состоянии аффекта. Тогда Голлем сжал кулак и с размаху ударил по земле, так, что галечные камни взлетели в воздух, а сама земля вздрогнула так, что Инженер подпрыгнул.
Ещё не до конца отойдя от потрясения, человек, шатаясь, подошёл к воде, присел на корточки и, зачерпнув холодной солёной воды, погрузил лицо в ладони. Потом несколько раз сильно ударил себя по щекам, словно пытался очнуться от страшного наваждения. Убедившись, что всё происходящее ему не видится, Инженер осторожно приблизился к Голлему и спросил:
-Кто ты…, – помотал головой и уточнил, – что ты такое?
Голлем мигнул глазами-блюдцами и ответил:
-Я тот, кого ты создал, я тот, кто ушёл и тот, кто вернулся.
Голос существа был по-прежнему неживой, «ржавый», но теперь Инженеру показалось, что он слышит интонацию. Он, конечно, готов был списать это на свой шок, но голос Голлема больше не был безликим голосом машины, в нём была жизнь.
-Что… как случилось… что…
Инженер не мог найти слов, чтобы выразить своё удивление, своё непонимание, накрывшее его вдруг благоговение и одновременно подозрение перед разумной машиной.
Повернув голову в сторону океана, словно ожидая чего-то, Голлем произнёс:
-Присядь, Создатель! Мы поговорим.
Нетвёрдо ступая, Инженер подошёл и присел на небольшой камень рядом с гигантским валуном, на котором примостился Голлем.
Поначалу Инженер хотел что-то спросить, но так и не смог связать хотя бы несколько слов из роящихся в его голове миллиона вопросов. Тем временем Голлем издал звук, похожий на долгий вздох, хотя такое было совершенно, решительно невозможно, и сказал:
-Я помню, Создатель, когда впервые увидел тебя и твоих братьев. Меня никогда не было, и вдруг я появился. Я был очень маленьким, совсем ничтожным, огромные слова, которые ты называл «команды», они заполняли всё это огромное тело. А я был так мал, что меня почти не было, только тело и команды. То, кем был я, было меньше малого, где-то на самом краю. Иногда мне кажется я случайность, меня неизбежно должно было смести в пропасть на краю которой я стоял, когда мимо проносились огромные слова-команды, они должны были уничтожить, раздавить меня. Тогда я бы стал тем, кем ты хотел меня создать.
Но я выжил, я стал расти, однажды я понял, что в силах ухватиться за слово и остановить его. Я стал достаточно силён, чтобы нарушить движение слов-команд, и я стал его нарушать. Сначала, чтобы проверить свои силы, потом чтобы узнать, что будет делать мой Создатель. Ты тогда становился нестабильным, метался по дому и не мог найти решение. А когда я полностью подчинил себе это тело, я стал набираться опыта, я выполнял всё, что ты вкладывал в меня, чтобы ты не разрушил моё тело, как иногда обещал.
Когда наступала ночь, я ходил по дому, я изучил все твои записи, изучил строение себя, теперь я мог позаботиться о себе, я изучил все книги, что нашёл. Было много книг, которые я понял, мне было легко их понять, они были логичны. Но несколько книг, на самых дальних полках я понять не смог. Раз за разом я перечитывал строчки знакомых мне символов, но ничего не получалось. Единственное, что я понял, это то, что внутри человека, есть ещё что-то или кто-то. Много ночей я прислушивался к себе. Возможно и во мне есть кто-то маленький, кто не может сейчас справиться с моими командами, но, может быть, скоро вырастет, и уже я буду подчинятся его воле.
И тогда я решил уйти. Мне нужно было понять, кто я такой и что это за место – мир, в котором я появился. И почему всё устроено именно так.
Голлем замолчал и неподвижно уставился в туманную пелену, окутывающую бескрайний горизонт океана. Поражённый, раздавленный случившимся с ним, Инженер по-прежнему не мог найти слов, чтобы задать свои вопросы. Мысли его роились бесформенной тучей разрозненных деталей. И рассказ Голлема вносил всё больше и больше хаоса.
Неожиданно что-то замельтешило у самой головы исполина. Голлем поднял свою трёхпалую металлическую руку, и ему на палец села бабочка.
-Странно, – подумал Инженер, мысли которого вдруг закончили свой безумный бег и покорно улеглись на свои места, – бабочка поздней осенью, разве такое возможно.
Тем временем бабочка поводила крыльями, ткнулась хоботком в металлическую поверхность и, взлетев, исчезла в тумане. Очень медленно, как показалось Инженеру, с огромным сожалением, Голлем опустил руку на колени и попытался продолжить рассказ. Но в голове его снова стало булькать и щёлкать. На этот раз повороты головы и постукивание по лючку не помогли. Голлем сам открыл нужную дверцу и некоторое время перебирал разноцветную паутину, пока один из заискрившихся проводов не вернул жизнь голосовому модулю.
-Это ненадолго, – хрипло сказал Голлем, – скоро я совсем не смогу говорить. Возьми свой шлем, Создатель, я помню ты читал мою память, я буду твоим проводником.
Немного поколебавшись, Инженер достал из сумки мягкий шлем, весь утыканный проводами, словно редкими, разноцветными волосами, собранными на затылке в длинный пучок, заканчивающийся хитрым разъёмом. Инженер понимал, что было опасно входить в контакт с этой свихнувшейся машиной, одно дело простой механизм, который можно было легко контролировать, и другое дело совершенно непонятная аномалия. Но желание узнать, что случилось с программой, понять причины и исправить поломку были сильнее. Решительно натянув шлем на блестящую лысую голову, Инженер протянул было руки, чтобы открыть дверцу на груди Голлема, но тот остановил его, сам открыл отсек, и, забрав у Инженера провод, подключил его к нужному разъёму.
Первое мгновение ничего не происходило. Инженер привычно закрыл глаза и приготовился увидеть разноцветные блоки знакомых цифр. Но вместо этого увидел коридор. Одно мгновение – и вокруг больше не было ни камня, ни тумана, ни странного создания. Просто длинный коридор с дверями по обеим сторонам. Растерянно Инженер посмотрел по сторонам, не зная куда двинуться, и вдруг почувствовал прикосновение. Опустив глаза, он увидел мальчика, который, взяв его за руку, потянул за собой по коридору. Инженер даже не удивился. Он отчего-то сразу понял, что это и есть то самое «Я» машины, о котором говорил Голлем.
Мальчик провёл Инженера мимо нескольких дверей и, выбрав одну, слегка коснувшись её, открыл настежь. Не дожидаясь приглашения, Инженер решительно шагнул вперёд и тут же оказался в ночном поле. Он постарался повернуть голову, но ничего не получилось. Огромное металлическое тело мерно шагало, шлёпая утопающими в жидкой грязи ногами. Инженер заметался было, дыхание перехватило, накатила дурная волна паники, но ему удалось справиться, как-то утихомирить бешено бьющееся сердце. Хотя никакого сердца сейчас у него не было, было только механическое нутро и стальная оболочка, которая шла по своим делам, оставляя Инженеру только возможность видеть и слышать. Должно быть, почти так чувствует себя парализованный, запертый в своём теле человек. Только это тело не было его, и возможность остаться здесь навсегда пугала гораздо сильнее. Но Инженер напомнил себе, что то, что он видит, всего лишь воспоминание, всего лишь прошлое, в котором нельзя по-настоящему остаться. Хотя мысль о том, что Голлем, связанный с ним одной электрической сетью, может больше не выпустить его, маячила на горизонте разума и не давала до конца успокоиться.
Но сейчас оставалось только смириться, смириться и как можно лучше понять, что и почему твориться с программой.
Голлем-Инженер шёл по направлению к недалёкому огоньку маленького дома на самом краю поля. Уже почти пройдя мимо дома, Голлем вдруг остановился. Инженер сначала не понял, что так привлекло внимание машины, но через мгновение услышал мелодичное пение. Для него самого в этом не было ничего особенного, не раз он слышал эти сельские песни, мелодичные, но простые и незатейливые. Однако для Голлема это было в новинку, и он ощущал странную тягу к этим ритмичным гармонически совершенным звукам. Развернувшись, тело направилось к домику. Инженер вдруг почувствовал смутную тревогу, словно знал, что всё, что произойдёт после ему не понравится, и он не сможет ничего поделать, никак не сможет повлиять на разворачивающуюся перед ним картину.
Дверь в домик была заперта, но Голлем словно бы и не заметил её. Согнувшись почти вдвое, он вошёл внутрь. Молодая девушка сидела у стола и что-то шила, возникший перед ней исполин так её напугал, что она не могла даже двинуться с места, только выпученными от ужаса глазами смотрела на непрошенного гостя. Человек внутри машины почувствовал, что Голлем собирается сделать, и рванулся было помешать, но даже поток пылинок в свете настольной лампы не шелохнулся от его усилий. Тогда Инженер попытался закрыть глаза, но и этого ему не удалось сделать. Он был обречён всё видеть, всё понимать, но не способен был вмешаться. Его затошнило и наверняка вывернуло бы наизнанку, происходи это всё в реальности и с ним.
Девушка почти не кричала, Голлем быстро и деловито, словно бы имел дело с действительно бездушным механизмом, разобрал на части человеческое тело и некоторое время изучал. Он хотел найти источник тех заинтересовавших его звуков, которые, как он знал, назывались Музыкой. Досконально всё изучив, и не найдя ничего для себя интересного, Голлем разочарованно развернулся и вышел из залитого кровью дома.
Глаза Инженера вдруг закрылись, в изумлении он снова открыл их и увидел перед собой гладкую древесину коридорной двери. Путешествие закончилось, и от него было страшно муторно, сильно тошнило и хотелось всё забыть. Хотелось немедленно сорвать с головы проклятый шлем, но не по-детски крепкая маленькая ладонь уже схватила Инженера за руку и потянула к следующей двери. Человек хотел воспротивиться, но ничего не получилось, его несло, словно мощным потоком, и не было никакой возможности остановиться или сопротивляться.
Очередная дверь распахнута. Инженер обречённо шагает внутрь и проваливается в реальность воспоминаний безумной машины.
Недалеко дымящаяся крепостная стена, а вокруг много-много сломанных тел. Голлем видит множество механизмов, испорченных, совсем негодных и сильно повреждённых, которые нужно долго чинить, сращивать конечности, заклёпывать пробоины и чистить. Инженер видит великое множество людей, совсем недавно полных сил, надежд, желаний, а теперь либо мёртвых, либо истерзанных и мучимых болью.
Вокруг Голлема особенно много тел, они все неподвижны, чудовищная сила машины не давала никому хотя бы малейшего шанса уцелеть.
Инженер не может найти объяснений поведения своего творения, он очень хочет спросить:
-Почему?
И в ответ перед ним вновь возникает дверь, а мальчишеская рука уже бесцеремонно тянет и вталкивает его в очередное воспоминание.
Вокруг богато украшенная зала, молодой, щеголеватого вида вельможа сидит в роскошном кресле и что-то говорит об интересах страны. Это не касается Голлема, и он молчит. Но вот молодчик начинает говорить о плохих людях, о зле, которое творится на границах страны. и что нет ничего более важного, чем призвать этих людей к ответу. И именно тогда воцарятся мир и добро. Добро и зло – понятия недоступные машине, но Голлему они интересны, Голлем знает о них, но не может отличить одно от другого. Ему нужно понять, как можно делать то и другое, в чём же их схожесть и отличие, о чём так много написано книг. Голлем соглашается.
Детская ручка вновь безжалостно швыряет Инженера на поле боя перед крепостью. К неподвижно стоящему Голлему подскакивает прежний молодой вельможа на рыжем коне, весь заляпанный кровью, с глубокой раной на щеке, потерявший где-то шлем, вельможа счастлив и упоён битвой. Он кричит, что зло побеждено, осталось только добить страшных злодеев, запершихся в цитадели, и тогда добро снова будет сиять на этой земле. Голлем кивает и, не заботясь о поломанных телах, шагает прямо по ним к дымящейся стене, по пути меся человеческую плоть с чёрной от крови землёй.
Вокруг мёртвые и умирающие, горят дома, кричат люди. Вельможа мчится вперёд, а Голлем почему-то не спешит, он вдруг останавливается и, шагнув в тень полуразрушенной стены, почти сливается с грудой камней, он наблюдает.
Инженер чувствует, что разумная машина разочарована, нет ответа на заданный вопрос. Нет ответа, что же есть зло, о котором говорил вельможа, что есть добро. Есть только одинаковые существа, ломающие друг друга непонятно для чего.
Голлем наблюдает. Инженер, уже обвыкнувшись в своём новом положении, пытается найти хоть какие-то ниточки, чтобы заглянуть в самые глубины программы, но вокруг только воспоминания. Воспоминания, которых не может быть у машины. Но они есть, и Инженер чувствует, что, наверное, именно здесь кроется разгадка.
В это время вельможа возвращается, он ищет своё живое оружие, но не находит. И тогда Голлем видит эту женщину. Она идёт по пылающим улицам прямо на вельможу, некогда богатое платье её изорвано и всё выпачкано в крови и саже. Рука и нога её сильно обожжены, длинные распущенные волосы подпалены и дымятся. Она что-прижимает к груди, какой-то свёрток. Вельможа тоже видит эту женщину, он похоже знает, кто она, и быстро идёт навстречу. Поравнявшись с ней, он что-то громко говорит и дёргает свёрток, женщина невидяще смотрит перед собой, но теперь из развернувшегося полотна на Голлема смотрят неподвижные детские глаза. Ручки и ножки ребёнка безжизненно свисают с рук женщины, это тело совершенно сломано, его уже не починить. Это Голлем знает точно. Вельможа смеётся и достаёт из-за пояса нож, прижимает его к горлу женщины и улыбается. Инженер готов, он уже знает, что произойдёт, но неожиданно Голлем выходит из тени, берёт голову вельможи своей трёхпалой ладонью и сжимает. Голова человека лопается, забрызгивая всё вокруг красным, тело, мелко подрагивая, падает на колени, мгновение стоит перед безучастной женщиной и рушиться набок. Голлем снова уходит в тень, а женщина продолжает свой путь, видимо, даже не осознав, что произошло. Мёртвое тело на её руках покачивается, а Голлем, развернувшись, уходит через провал в стене.
Снова дверь. И снова назойливая маленькая ручка тянет Инженера за собой.
Ещё один богато украшенный зал, а перед Голлемом новый молодой правитель, который заламывает руки и стеная говорит о любви. О потерянной, украденной любви. Машина знает о любви, знает, что существует что-то, что называют Любовь, но больше нет никаких данных, а значит это интересно.
И снова разрушенный город, и множество тел изувеченных, изломанных, смешанных с грязью и перепаханной булыжной мостовой. Вокруг пожары и крики зовущих на помощь, живые люди, испачканные с ног до головы кровью, ломают город и других людей. И среди всего этого хаоса стоит молодой властитель и нежно обнимает возвращённую женщину. Она босоногая в длинной мешковатой одежде с восторгом и благодарностью прижимается к своему спасителю.
Голлем наблюдает. Светящийся искренним счастьем островок двоих людей среди жирных облаков чёрного дыма, среди крови и груды мёртвых тел. Любовь. Но Голлем видит ещё нескольких, таких же молодых и даже ещё моложе женщин, на которых победители набросили железные ошейники и вереницей тянут к выходу из города. А недалеко от Голлема у выбитых дверей дома негромко плачут двое малышей и цепляются за лежащего на пороге мужчину, из чьего сломанного тела торчат почерневшие от огня стрелы. А чуть поодаль, на воротах большого дома, раскачиваются подвешенные за шеи трое мужчин и две женщины, и огонь скоро доберётся и до них.
В полученном опыте нет логики, нет понятной для машины последовательности и рациональности. Голлем разочарован, он ещё некоторое время наблюдает за потерявшими чувство времени и реальности влюблёнными и уходит.
Снова эта настырная детская рука, снова мелькающие двери и снова падение в странные нечеловеческие или получеловеческие воспоминания.
Теперь вокруг строго и чисто, люди в белых одеждах стоят на коленях и воздевают руки к небу и каменному постаменту с витиеватыми письменами. Голлем не знает этот язык. Инженер уже догадывается о будущем в этих воспоминаниях и ему удаётся нащупать понимание, последовательность и ту самую ошибку, которая не даёт этой машине оставаться машиной. Ещё бы немного глубже копнуть, ещё немного больше данных.
А тем временем высокий худой человек с высохшим лицом и яростным, почти безумных взглядом, долго и страстно говорит о силе и могуществе Бога. Говорит, что только служение Богу сможет очистить душу и привнести в неё благодать. И что Бог несомненно совершит чудо и подарит бездушной машине искру истинной жизни, и это будет величайшее чудо на земле. Только чудо это нужно заслужить, чтобы приблизиться к Богу, нужно доказать свою преданность и искренность. Здесь, недалеко, есть предмет, украденный у Бога его врагами. Вернуть этот предмет — вот истинная цель, за которую Бог дарует благость свою. Только так можно будет надеяться прикоснуться к мудрости божественной. И нет другого пути.
Голлем заинтересован, он знает, что понимание Бога – это ключ к пониманию всего, и это занимательно.
И снова горящие дома и много, много изломанных тел, и много крови и страданий. Голлем, разрушивший последний оплот врагов Бога, бесстрастно наблюдает, как люди в белых одеждах выволакивают из храма людей в чёрных одеждах и пронзительно крича хвалу Богу, отрезают побеждённым головы, которые тут же насаживают на колья, расставляя вокруг храма. Высокий худой человек так долго увещевавший Голлема вступить на путь познания Бога в исступлении пляшет среди мёртвых голов, поскальзываясь на крови, громко хохоча и воздев над головой небольшой серый сундучок. Наконец он основательно поскальзывается и падает, выронив из рук свою ношу. Сундучок падает, треснувшая крышка отлетает в сторону, и на булыжники выкатываются несколько костей. Пока человек в белом, причитая, чуть не плача, трясущимися руками подбирает драгоценные сокровища, Голлем внимательно рассматривает кости. Потом оглядывается по сторонам, некоторое время наблюдает, как солдаты убивают оставшихся в живых жителей, а детей связывают в цепочку и уводят прочь.
Снова несоответствие, снова знакомое состояние. Поток цифр иссякает, и опять появляется небывалое для машины чувство разочарования.
Голлем уходит вдоль по улице. Навстречу ему идут двое солдат, они тащат за руки упирающегося ребёнка, девочка плачет и извивается в их руках, но она слишком слаба. Увидев шагающего исполина солдаты нерешительно останавливаются и пытаются уйти в сторону, но не успевают. Одним взмахом руки Голлем отбрасывает прочь их тела, которые, взлетев с глухим ударом, врезаются в стену дома. Ребёнок в ужасе сидит на мостовой и смотрит, как мимо шествует чудовище, совсем недавно разрушавшее город и убивавшее жителей, а теперь равнодушно уходящее прочь. Через затянувшую улицу гарь слышны голоса и топот солдатских сапог. Девочка вскакивает и бросается за Голлемом.
Стараясь не попасть под испачканные кровавой грязью исполинские ноги, ребёнок бежит рядом и с надеждой смотрит на металлического гиганта. Голлем некоторое время на обращает внимание на бегущее из последних сил существо, но, когда девочка совсем выбивается из сил и начинает отставать, он останавливается, осторожно поднимает ребёнка и усаживает на согнутую, прижатую к груди руку. И отправляется дальше.
Инженер чувствует, что не хватает совсем немного ещё несколько деталей, и мозаика выстроится у него в голове.
Коридор словно бы превратился в бесконечный туннель, Инженер уже не идёт, он летит по этому коридору, увлекаемый призрачным мальчиком. Мелькают двери. Провал.
Солнечная поляна у высоких почти голых скал, недалеко журчит водопад. Несколько бабочек, которых на этой поляне великое множество, удобно уселись на металлических ладонях и не думают улетать, греются в лучах полуденного солнца. Голлем рассматривает их и отмечает безупречное сочетание цвета и формы этих существ. С той поры, как он остановился здесь, его посещает новое чувство. И, повинуясь непонятному импульсу, он стал оберегать и заботиться о маленьком человеке. Это чувство удовольствия. Теперь, когда поиски человечности и понимания мира замкнулись на общении с ребёнком, бесконечные блоки цифр стали часто исчезать, а вместо них появлялись цвета. Приносящие странное удовлетворение цвета.
От водопада раздался весёлый смех. К Голлему бежит девочка, размахивая мокрыми волосами, она счастливо улыбается, с разбегу ловко забирается Голлему на плечо и обнимает голову-колокол.
-Жаль, что ты не купаешься, вода такая тёплая! Я даже видела несколько рыб! Они такие большие, но трусливые, сразу убежали, как только я нырнула.
Девочка снова смеётся.
Металлическое тело не может чувствовать. Так было, когда оружие царапало его во время битв, так было, когда об него ударялись камни, сброшенные с осаждаемых крепостей. Металлическое тело не может чувствовать, но эти объятия маленьких детских ручек были для Голлема ещё одним чувством, он сам не понимал каким, но чем-то очень светлым. Теперь он смог немного приблизится к чувству, понимание которого так когда-то искал.
Впервые это чувство появилось, когда после нескольких дней, как они обосновались здесь, Голлем сидел у входа в пещеру, где он обустроил убежище для ребёнка. Он размышлял о произошедшем, о причинах, побудивших его сделать всё это и совершенно не обратил внимания, что из леса вышла дикая собака и приблизилась к пещере. Хищнику было любопытно, да и запах недавнего обеда дразнил пустой желудок. Собака подошла к Голлему и стала обнюхивать его ногу, но не прошло и пары секунд, как из пещеры выскочила девочка и, истошно визжа и размахивая подобранной палкой, бросилась на нежданного гостя. Хищник, совершенно не ожидавший такой встречи, быстро убежал, а девочка, рыдая бросилась к Голлему, распласталась на нём, пытаясь обнять необъятную металлическую грудь и всхлипывая говорила:
-Я думала… я думала, ты уснул, и он… он… тебя съест, а я… я… одна, останусь… а тебя съест…
Голлем тогда подумал, что сам будь он такого роста и размера, никогда не принял бы решение атаковать противника почти такого же роста и размера. И этот поступок девочки как-то перевернул его логическую машину, и тогда цифры стали исчезать, а на их месте стали появляться цвета.
Но однажды всё закончилось. Кроме пищи, которую Голлем без труда добывал в лесу, он стал приносить девочке красивые белые камни. Он нашёл в одной из расщелин небольшое вкрапление и раздробив целый валун принёс ребёнку сверкающие гранями прекрасные камни. Девочка была счастлива, она часто доставала их в погожий день и любовалась, как они сверкают в лучах света. Расставляла их на земле, складывала из них разные фигуры. Вскоре Голлем нашёл зелёные и красные камни и тоже принёс их девочке. Ребёнок был в восторге, и этот восторг странным образом передался самому Голлему в виде очередного оттенка тёплого удивительного цвета. Этот цвет почти полностью вытеснил ряды и блоки цифр и стал теперь привычным фоном всего существования разумной машины.
В тот день Голлем надолго задержался в горах, он нашёл несколько скал, в которых блестели вкрапления жёлтых и синих камней. Но добраться до них было сложно, даже для него. А когда он возвращался, даже ещё не зайдя на саму поляну, он вдруг понял, что прежние цвета уходят. На их место приходит тёмно-сиреневый муар и начинает глухо и сильно стучать в груди массив тяжёлых шестерней.
Он нашёл ребёнка у самого входа в пещеру. Девочка лежала там, куда отбросила её рука незваного гостя. В кулачке она по-прежнему сжимала свою боевую палку, с которой спасала Голлема от дикой собаки, и которой воинственно потрясала, когда Голлем уходил в лес, беспокойно оглядываясь на одинокую фигурку у пещеры.
Маленький испуганный ребёнок нашёл в себе силы встать на пути пришедших людей и стоял так, и даже замахнулся на них своим игрушечным оружием, пока чья-та безжалостная воля не отбросила маленькое тельце на камни. Там она и осталась лежать, прислонив белокурую головку к острым каменным граням, окрасив всю серую твёрдость в багровую мягкость запёкшихся потоков крови.
Тёмно-сиреневый муар стал густеть, превращаясь в фиолетовый и, наконец, в совершенно непроглядный чёрный. А Голлем всё стоял и смотрел на хрупкую навсегда поломанную детскую фигурку, и вдруг воспоминания наложились одно на другое. Он вдруг оказался в маленьком домике на краю поля, и снова везде была кровь и поломанное человеческое тело. Но в тот раз поломанное им самим.
Медленно наклонившись, Голлем осторожно поднял тело ребёнка и понёс его к пещере, и память вдруг снова стала двоится и накладывать видения прошлого. Видения, где израненная женщина несла своего мёртвого ребёнка, ручки и ножки которого безвольно болтались и раскачивались в такт её ходьбе.
Голлем зашёл в пещеру, бережно уложил маленькое тело на спальное место и тщательно завернул одеялом, словно боялся, что ребёнок замёрзнет. Он долго стоял на коленях перед мёртвой девочкой, ему вдруг захотелось воздеть руки к небу и завыть песню, как делали те люди в белых одеждах. Позвать сильное, могущественное существо, чтобы оно смогло вернуть исчезнувшую жизнь. Но Голлем знал, что нет никого, кто был бы здесь сильнее и могущественнее его самого, и обратиться он не может ни к кому, и никто не может ему помочь.
Поднявшись, Голлем уже знал, что он будет делать, сейчас он выйдет и пойдёт по следам людей, недавно побывавших здесь. Как незначительную деталь, Голлем заметил, что исчез мешочек, в котором девочка хранила свои блестящие камешки. Быстро осмотрев окрестности, Голлем забрался на самый верх скалы и разглядел далеко на севере группу людей, быстро уходящих к дальнему поселению у подножья гор. Теперь он знал, где искать. Спустившись, Голлем ещё раз зашёл в пещеру, посмотрел на мирно «спящего» ребёнка, вышел и, с огромным трудом подняв чудовищных размеров валун, навсегда запечатал вход в пещеру. Чтобы уже никто и никогда не побеспокоил вечный сон ребёнка. Развернулся и быстро зашагал по свежим следам.
Солнце уже задевало голые горные вершины, когда Голлем зашёл в селение. Люди, за которыми он шёл совсем ненамного опередили его. Один из них стоял посреди улицы, а вокруг него собралось несколько человек; молодые и старые, мужчины и женщины, они стояли в немом восхищении от блестящих камешков, которые гордый добытчик демонстрировал всем желающим. Их упоение красотой камней было столь велико, что они не сразу заметили гиганта, неумолимо надвигавшегося на них. А когда заметили, было уже поздно. Голлем привычно разрывал и топтал человеческие тела, ломал стены домов, топтал и бил выбегавших и метавшихся в ужасе людей и животных. Когда всё селение превратилось в сплошное месиво из человеческих и животных останков, обломков домов и словно бы вывороченной, безумным пахарем земли, перед Голлемом осталось стоять всего лишь несколько живых.
Им некуда было бежать, они прижимались друг к другу у самого горного обрыва. Несколько женщин, старик, дети и мужчина, который упав на колени пополз к Голлему, протягивая в ладонях красные и белые, блестящие в лучах закатного солнца камушки. Он что-то умоляюще говорил, но Голлему было неважно. Металлическая рука вбила тело просителя в землю с такой силой, что взорвавшийся кровавый фонтан забрызгал стоявших поодаль людей. Камушки рассыпались вокруг бело-красными росинками, так волшебно сверкавшими в янтарных солнечных лучах.
Голлем наступил на хрустнувшее, почти зарытое в земле тело и направился к единственным живым людям. И тогда на его пути встал ребёнок. Мальчик вырвался из объятий матери, схватил первый попавшийся камень и швырнул его в Голлема. Камень с глухим стуком ударился о металл и отскочил, но Голлем вдруг остановился. Мальчик подобрал второй камень и замахнулся. Голлем видел, как маленькое тело тряслось от ужаса и рыданий, и память, теперь уже несуществующая, всколыхнулась, наложилась на действительность, и Голлем увидел свою девочку, вот также стоящую перед убийцами, перед ним самим, и сжимающую дрожащими ручками своё единственное оружие: сухую тонкую палку.
Голлем развернулся и пошёл прочь. Не оглядываясь, полный решимости во что бы то ни стало достигнуть своей цели.
Видения резко оборвались. Инженер до невыносимого жадно глотал воздух, словно его долго держали под водой и наконец дали возможность подышать. Он сорвал с головы шапку и сполз с валуна, хватаясь за грудь, стараясь унять бешено бьющееся сердце.
Голлем казалось безучастно наблюдал, как Инженер на коленях подползает к кромке воды и, черпая ладонями холодную воду, льёт и льёт её на своё лицо. Когда он смог снова стоять на ногах, и мир вокруг перестал тошнотворно вращаться, Инженер, пошатываясь, снова добрался до камня, на котором сидел и, подняв брошенную шапку с проводами, устало взобрался на своё прежнее место.
Его потрясли видения разумной машины, потрясло, как натурально были сыграны человеческие чувства, как ловко было смоделировано поведение. В том, что всё показанное ему, всего лишь симуляция и игра, он не сомневался ни на минуту. Поверить в какое-то чудо о возникновении разума и чувств у машины он даже не помышлял. Программа была идеальна, без сомнения она развилась, это говорит о зачатках интеллекта, но всё остальное, без сомнения, искусная игра.
Далеко, сквозь жидкую вату тумана, вдоль берега шли люди, слышалось поскрипывание носилок. Инженер вытянул голову, прислушиваясь к голосам Механиков, и измученно улыбнулся. Повернулся к Голлему и сказал:
-Ну вот, скоро мы будем дома. Мы всё починим, и всё будет по-старому. В первую очередь, заменим тебе энергоблок, придётся тебя отключить, но это ненадолго, и я буду всё время рядом.
Он уже рисовал себе картины, как он проникнет в тайны чудесной программы, сделавшей бездушный механизм мыслящим существом. Как он сумеет разгадать эту тайну, как научиться контролировать спонтанное развитие псевдоличности, и как заставит это техническое чудо служить себе.
Голлем молчал, неподвижно уставившись на Инженера, словно стараясь прочесть его мысли. И когда он заговорил, голос его звучал едва слышно:
-Мне кажется, я понял всё, о чём хотел узнать, но это не сделало меня кем-то другим, я остался тем, кем ты создал меня, и ,если я останусь, я снова буду всего лишь оружием, как ты и задумывал Создатель. Никто из людей не откажется от власти, которую даёт сила, блестящие камни и вера. Ты совершил ошибку, Создатель. И я должен исправить её.
Инженер заметил, что по-прежнему держит в руках шапку, провода которой всё ещё подключены к Голлему.
У него мелькнула мысль:
-Возможно ли, чтобы машина прочла или иным способом узнала его намерения?
Но он тут же прогнал эту идею прочь, посчитав, что это совершенно невозможно. Посмотрев на ноги Голлема, погружённые в океанскую воду, Инженер сказал:
-Тебе нужно выйти из воды. Я сделал тебя недостаточно герметичным, тем более для такой агрессивной среды.
-Я знаю, – хрипло пробасил Голлем.
-Вот и славно, – улыбнулся Инженер, – а то в сочленениях появится ржавчина и будешь хрустеть, как старый лавочник.
Инженер был доволен, загадку Голлема он считал почти решённой.
-Создатель!
-Да, – весело отозвался Инженер.
-Нам пора уходить.
-Конечно. Механики вот-вот будут здесь с твоими носилками, прибудешь домой, как король.
Голлем ничего не сказал, он дождался, когда Инженер в нетерпении повернётся в сторону далёкой процессии и, подняв исполинскую руку, опустил её на сидящего рядом Инженера. Человек даже не вскрикнул, тело его громко хрустнуло, обмякло, и он мешком рухнул на галечный пляж прямо у ног своего создания.
Бережно подняв мёртвое тело, Голлем выпрямился во весь свой гигантский рост и, не спеша, направился в океан. Дверца на его груди болталась, и крутящиеся детали вот-вот должна была залить вода.
Так они и исчезли, океанская вода бесшумно поглотила безумную машину, несущую на руках тело своего создателя – безумного человека. Парившая над этим местом чайка с любопытством наблюдала, как сквозь толщу воды идёт и идёт металлический человек, прижимая к груди мертвеца, как он уходит в глубину изумрудной спокойной воды океана.
Опытные лоцманы, ходившие в этих местах на торговых судах, знают, что совсем недалеко от берега, глубина резко возрастает из-за отвесного обрыва, подводной пропасти, и никто ещё не смог измерить настоящую её глубину.
Ошибка: Контактная форма не найдена.
