АТОМНЫЕ ЭЛЕКТРОСТАНЦИИ — УНИКАЛЬНЫЙ ИСТОЧНИК ЭНЕРГИИ, БЕЗ КОТОРОГО ТРУДНО БЫЛО БЫ ОБОЙТИСЬ В НАШЕ ВРЕМЯ. НО ПРИ ЭТОМ, ЕСТЕСТВЕННО, ЛЮДИ ВПРАВЕ РАССЧИТЫВАТЬ НА БЕЗОПАСНОСТЬ ВСЕХ АЭС В МИРЕ. В ТОМ ЧИСЛЕ И НАШЕЙ, БЕЛОЯРСКОЙ — ОДНОЙ ИЗ КРУПНЕЙШИХ СТАНЦИЙ, ГДЕ УЖЕ ДЕВЯТЬ ЛЕТ ЭКСПЛУАТИРУЕТСЯ РЕАКТОР НА БЫСТРЫХ НЕЙТРОНАХ БН-600.
В ЭТОМ ГОДУ НА БАЭС ПОБЫВАЛА ИНСПЕКТИРУЮЩАЯ ДЕЛЕГАЦИЯ ИЗ АНГЛИИ. ГЛАВНЫЙ ИНСПЕКТОР ПО РЕГУЛИРОВАНИЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ АТОМНЫХ ЭЛЕКТРОСТАНЦИЙ Р. РАЙДЕР СКАЗАЛ ПОСЛЕ ЗНАКОМСТВА С ПРЕДПРИЯТИЕМ: «ТО, ЧТО МЫ ОПРЕДЕЛЯЕМ ДЛЯ СЕБЯ КАК СОДЕРЖАНИЕ СТАНЦИИ, ЭКСПЛУАТАЦИЯ СИСТЕМ ТУТ НА ДОЛЖНОМ УРОВНЕ; СПЕЦИАЛИСТЫ, ОБСЛУЖИВАЮЩИЙ ПЕРСОНАЛ ОБЛАДАЮТ ВЫСОКОЙ КВАЛИФИКАЦИЕЙ? ЗДЕСЬ И ДОЛЖНЫ ТРУДИТЬСЯ ТАКИЕ ЛЮДИ,— ЧТОБЫ НЕ ВОЗНИКАЛО СЛОЖНОСТЕЙ С АТОМНОЙ СЛУЖБОЙ, ИЛИ, ЕСЛИ ВОЗНИКНУТ,— ЧТОБЫ ОНИ БЫЛИ НЕМЕДЛЕННО ПРЕОДОЛЕНЫ.
До Нового, 1979 года оставалось двадцать пять часов. Воскресный день предстоял беспокойный: домашние хлопоты, затем, как полагается, проводы старого и встреча нового года — по-свердловски, по-московски…
В 2 часа 15 минут предновогодней ночи зазвонил телефон:
— Товарищ полковник! На Белоярке пожар… Выехали по второму номеру. Гуляев вызвал машину.
«Второй номер» — повышенная опасность. «Второй номер» объявляется при малейшем загорании на атомной станции. Но то, что начальник управления пожарной охраны не позвонил сам, а поручил дежурному— означало большую тревогу.
Я выедал на Белоярку.
В Заречном, поселке атомщиков, я не был полгода.- За это время выросли несколько новых домов, обозначились контуры будущей гостиницы. На атомной готовился пуск третьей очереди с новым реактором на быстрых нейтронах.
Ничего необычного в погруженном в темноту поселке не было, если не считать того, что на опушке соснового леса, где разместились корпуса БАЭС, иногда вспыхивало алое зарево. Тревожнее стало, когда в лучах прожекторов высветилось серо-зеленое здание машинного зала: между административным и промышленным корпусами стояли красные автоцистерны, от них и от гидранта тянулись серые, покрытые льдом линии пожарных рукавов.
…Ни старший инженер-механик С. И. Корюкалов, ни машинисты турбины В- В. Данилов и И. В. Ляшков, ни оператор реакторного отделения В. В. Мясников, никто другой из работников станции, заступая на смену 30 декабря 1978 года, не предполагал, что предстоит через два часа. Не думали они и о том, что каждое их слово, записанное на магнитную ленту своеобразного «черного ящика», будет скрупулезно изучаться не только специалистами-атомщиками, но и (в то время) старшим следователем прокуратуры Свердловской области В. Ю. Андреевым,
Из протокола допроса И. В. Ляшкова:
«Я пришел на работу в 23.30. Обошел турбогенераторы, и никаких претензий к их состоянию не было. В начале первого часа ночи я составил суточную ведомость всех трех турбогенераторов, отразил давление по водороду, по маслу и другие параметры. Приблизительно в 1 час. 45 мин. услышал резкий гул. Мы втроем — еще Корюкалов и Мясников — через две-три секунды вбежали в машинный зал и сначала увидели пламя. Оно было ярко-оранжевым, ‘ высотой примерно четыре метра…»
Любой пожар — это беда. Но когда горит атомная станция, это беда в сотни, тысячи раз тяжелее. Еще ничего не было известно о трагическом происшествии на ядерном реакторе Уиндскейл в Англии. Только спустя месяцы произойдет авария на американской станции Тримайл Айленд, в связи с нею власти штата Пенсильвания эвакуируют несколько десятков тысяч жителей города. Не был предан огласке инцидент на французской АЭС в Бюже, где пятеро рабочих получили высокую дозу облучения, Еще не прозвучал тревожным набатом Чернобыль..,
В течение четырех минут, как потом покажет расследование, на БАЭС выщло из строя большинство средств связи, отключилось освещение,
Капитан внутренней службы И. П. Ватрич замещал в те дни заболевшего начальника пожарной части. Перед уходом со службы он еще раз проверил боевое расписание караулов, осмотрел в гараже «пожарные хода» (так по старинке называют боевые машины, давно заменившие лошадей с пожарными продетками). Сообщение о том, что горит турбогенератор № 2, на долгие месяцы поставило Ватрича в центр событий, происходивших вокруг первой в Союзе опытно-промышленной атомной станции.
Иван Петрович Ватрич выбежал на улицу, встретил поднятого по тревоге заместителя главного инженера по эксплуатации И. В. Бычкова, вместе с ним, не дожидаясь вызванной машины, они поспешили к дому директора станции. Малышев уже стоял на улице, на морозе, в одной рубашке.
— Это очень серьезно,— сказал Вадим Михайлович Малышев.— Быстро на станцию!.. Я соберу народ.
За водоканалом они увидели отблески пламени. По «чистой» лестнице вбежали в главный корпус на восьмую отметку. В жилых домах считают этажи, на атомных станциях — отметки: нулевая соответствует первому, двадцатая — шестому этажу, там установлен большой щит управления. На «восьмерке» размещался прямоугольник машинного зала, в котором произошла авария.
Из протокола допроса С. И. Мохова, старшего дежурного электромонтера:
«Я сидел на рабочем месте, вдруг слышу: Масаков Геннадий Петрович, левый оператор на блочном щите управления, что-то кричит в микрофон, С ним в тот день сидел за пультом Саша Катаргин. И — хлопок… Дверь распахнулась. Я выскочил из комнаты для дежурных в машинный зал. Вижу: небо в звездах… Не сразу сообразил, что крыши нет.:.»
Металлические фермы и железобетонное покрытие, не выдержав высокой температуры, искорежились и рухнули в центре машинного зала, образовав над генератором № 2 пролом величиной с футбольное поле.
Мохов включил систему пожаротушения. Насосы поработали немного и заглохли. Система отключилась. Еще никто не знал, что огонь проник к электрокабелям, нарушил их изоляцию, вызвал серию коротких замыканий и новые очаги пожара. В первую очередь Мохов подумал, что может взорваться водород, охлаждающий генераторы,— стравил его до ноля. Перекрыл трубу. Открыл углекислоту и азот, в это время погасли все осветительные секции.
Электрики, однако, сделали все для восстановления минимума электропитания, и это позволило сотрудникам
станции что-то предпринять в первые же минуты аварии. Мохов с начальником смены В. А. Мамыкиным буквально вручную, ломиками включали лишенную дистанционного управления аппаратуру системы охлаждения реакторов.
Сейчас, когда прошло десять лет, когда произошла еще большая трагедия на Чернобыльской АЭС, особое значение придается тому, что сделал каждый в той экстремальной ситуации. А каждый сделал единственно необходимою.
— Начальником смены реакторно-турбинного цеха был Анатолий Иванович Пономарев, — говорит нынешний
директор БАЭС О. М. Сараев, работавший десять лет назад начальником реакторного цеха — Так вот, он отдал самые верные распоряжения в первые же минуты пожара. Будь они другими или промедли он, растеряйся — авария разрослась бы…
Четкие действия А. И- Пономарева, С. И. Корюкалова, 13. А. Строганцева и многих других из той ночной смены дали возможность людям не испугаться огня, быстро прийти в себя.
В машинном заде сразу же провели аварийное освобождение маслобаков второй и третьей турбин, на которые обрушилась кровля,— предотвратили мощное развитие пожара. Уже в ходе тушения принимались все меры, чтобы не допустить замораживания системы охлаждения в первом блоке. Первый реактор тоже остановили; если бы не удалось сделать это — последствия были бы непредсказуемыми. Надо было учесть и «меньшую» беду: первый блок обеспечивал отопление станции и всей северной части поселка, а прекратить подачу тепла в пятидесятиградусный мороз тоже означало катастрофу.
Пожар не был подпущен и к аппаратному отделению, которое должно было функционировать постоянно. Но в подщитовое помещение огонь по кабельным тоннелям проник — присутствие людей на щитах управления реакторами стало почти невозможным.
Из фонограммы телефонного разговора машиниста турбины Е. В. Данилова ео старшим инженером управления турбогенератором № 1 А. А. Животовым:
Данилов: Я прорвался к пусковому конденсатору, больше некуда, кругом дым… Что у вас там?
Животов: Блок работает. Водородное охлаждение «зависло».
Данилов: Понимаю… Я бы туда с удовольствием проник, да не могу…
Животов: Горит кабельный полуэтаж. Мы можем в любую минуту тоже «отвалиться»…
От аппаратного зависел нормальный режим первого блока. В машинном зале температура уже была под минус сорок… Турбогенератор № 1, покрытый изморозью и снегом, обязан был выдавать электроэнергию, необходимую для снятия остаточного тепла со второго и первого реакторов.
Из справки управления пожарной охраны:
«…Огонь и дым по кабельным тоннелям быстро распространился на верхние этажи. Этому в значительной степени способствовала насыщенность помещений технологическим оборудованием, кабелями с синтетической изоляцией, отделка помещений, полов, лестничных клеток легковоспламеняющимися материалами… В считанные минуты помещение станции от первого до последнего этажа заполнилось дымом плотной концентрации, практически исчезла видимость, создалась высотя температуру. С каждой минутой нарастала угроза уничтожения огнем пультов управления?.
Через несколько минут после начала пожара в помещениях стало темно. Вышло из строя и аварийное освещение. Переносных фонарей, что были у пожарных, не хватало. В то время многого у работников станции не хватало. Индивидуальных средств для защиты не было. Противогазы, респираторы, а тем более кислородно-изолирующие аппараты перечнем имущества; которое должно постоянно находиться под руками у дежурных по смене, не предусматривались, как и электрические фонари… Фонари, однако, нашли: одни отыскали на складе ОРСа, другие привезли за шестьдесят километров, от шахтеров Березовского.
Пожарники в кислородных масках, которыми, к сожалению, не могли пользоваться работники станции, освещая дуть фонарями, сопровождали инженеров-операторов, прорывавшихся к щитам управления, чтобы снять показания еще работающих приборов. Некоторые теряли сознание, их выносили, но через несколько минут они вновь отправлялись в заполненную дымом аппаратную — никто другой их работу сделать не мог.
Дневник боевых действий, как он называется у пожарных, еще не велся. Только после прибытия на БАЭС подкрепления из Свердловска, Асбеста и других городов начальник штаба тушения пожара из областного управления пожарной охраны подполковник А. Т. Комиссаров приказал фиксировать каждый шаг.
Докладная записка сержанта В. И. Солдатенкова:
«Мы в составе дежурного наряда приехали к месту пожара на 2-й турбогенератор. Приказ был вести линию на нулевую отметку через третьи ворота. Мы с бойцом протянули линию литер «А» вдвоем, больше людей в расчете не было».
Потребовались события в Белоярке, а затем в Чернобыле, чтобы усилить пожарные части, охраняющие атомные станции, дать им дополнительную технику, вплоть до бронетранспортеров, оснастить пожарными рукавами в достаточном количестве…
А в ту ночь…
« Начали искать электриков,—продолжает В. И. Солдатенков,— все было под напряжением… Я стал тушить, нарушая всякие инструкции. Работать было опасно: крыша обрушена, куски бетона продолжали обваливаться. Пламя сбил. На отметке «ноль» делать больше нечего — стал тянуть линию на отметку «8».
Здесь, в машинном зале, начинались основные кабельные тоннели. Пожар на более верхних отметках тушили с двух сторон. Со стороны «грязной» лестницы работал И. П. Ватрич, со стороны «чистой» — прибывший из управления пожарной охраны майор внутренней службы Ю. И. Кулев.
Представьте себе стометровый тоннель, опутанный провисающими проводами. В абсолютной темноте то и дело проскакивают искры-молнии, запаха озона не чувствуется, в легкие даже через маску прорывается удушливая синтетическая гарь…
Кстати, в рекомендациях, утвержденных ГУПО МВД СССР 24 июля 1986 года, «Тактика тушения электроустановок, находящихся под напряжением», записано: «Применение всех видов пен при тушении электроустановок под напряжением с участием людей запрещено». Эта инструкция появилась уже после Чернобыля.
А в Белоярке ответственность пожарным приходилось брать на себя. Заменяли кислородные баллоны, регенерационные патроны в противогазах и снова шли в задымленные отсеки. Кислородных баллонов не хватало. Организовали перезарядку. Ю. И. Кулев заменял баллоны в своем КИПе неоднократно: опытный боец и командир, он знал, к чему может привести кислородное голодание, и все-таки однажды потерял сознание. Очнулся на холоде в машинном зале, куда его вынес А. Т. Комиссаров. Перед ним стоял только что прибывший из Свердловска начальник управления пожарной охраны полковник Г. А. Гуляев.
С появлением Гуляева дело приняло другой оборот. Удалось пустить горячую воду на магистральные линии. Срочно были доставлены еще сорок тонн пенообразователя. Подтянули резервные силы из Свердловского пожарно-технического училища.
Гуляев сам выпускник этого училища. Позднее, в 1986 году, станет известно имя еще одного выпускника училища — Леонида Петровича Телятникова, героя Чернобыля, ставшего первым работником пожарной охраны страны,4 которому присвоено высокое звание Героя Советского Союза. В предновогоднюю ночь шестьдесят курсантов во главе с майором внутренней службы Ю. И. Черепановым были подняты по тревоге и отправлены на БАЭС для выполнения особого задания.
Однако обстановка продолжала ухудшаться. К утру пожаром была охвачена вся так называемая деаэраторная этажерка…
Из акта расследования причин аварии и пожара:
«При пожаре на турбогенераторе № 2, как выяснено при расследовании, огонь проник на кабели по ряду «Б» машинного зала и в кабельной шахте № 3 захватил электротехническое оборудование, аппаратуру и приборы тепловой автоматики и защиты… Вышли из строя панели блока щитового управления-2, блоки автоматических сигнализаторов, создалась угроза для вычислительной машины «Карат».
Через «Карат» проходила вся информация о радиационной обстановке и тепловом режиме. Выход из строя «Карата» означал потерю управления процессами в реакторах… В помещение, где огонь продолжал корежить ЭВМ, пошли пожарные.
Ю. И. Черепанов рассказывает:
— В огонь, как в разведку, надо знать, с кем идешь. Я взял курсантов четвертого дивизиона, с которыми только что закончили тему «Тушение пожаров на электростанциях», и из второго — не раз проверенных в деле. А здесь оказались условия особые. На улице мороз в 47 градусов, а внутри здания — 80 градусов выше нуля…
Из наградного листа курсанта СПТУ В. В. Барсукова:
«…Рискуя жизнью, он во главе звена газодымозащитной службы семь раз выходил на передний край борьбы с огнем. В условиях сильного задымления, под угрозой поражения электрическим током, не считаясь с усталостью, работал с пенным стволом и не дал распространиться огню…»
Отбросьте неуклюжесть этого выражения: «работал с пенным стволом» и представьте, что у вас в руках двадцатикилограммовая гиря, которую тянет назад и вниз многопудовый, напоенный водой рукав и отталкивает от себя вырывающаяся под давлением в несколько атмосфер пена… Далеко не каждый справится так, чтобы «не считаться с усталостью»!
Конечно, люди работали самоотверженно, смело. Но кто-то заблудился в ходах-выходах… Кто-то с опаской смотрел на трубы теплоносителя — не несут ли атомную заразу?.. И вот для тех, кого время от времени сменяли товарищи, опытные атомщики по просьбе Гуляева организовали «блиц-лекцию» — демонстрировали схемы реакторов, раскрыли секрет действия канальной конструкции с ядерным перегревом пара. Атомный ликбез сыграл свою роль: люди стали действовать, как и действовали — решительно, но уже без опаски.
До конца года оставалось семнадцать часов, когда все чаще стали слышны слова «разгон» и «разнос». Они были понятны только специалистам, но и кое-кто догадывался, что с гибелью «Карата» возникла угроза повреждения активной зоны. Возможность выброса была не исключена.
Опасность сознавали все, и прежде всех Вадим Михайлович Малышев, директор атомной станции. В его кабинете становилось все люднее — съезжались поднятые по тревоге представители из области, руководители различных управлений и ведомств. С прибытием заместителя председателя облисполкома Ю. Н. Кондратова окончательно сформировался штаб ликвидации последствий аварии.
Решения принимались быстро, уверенно, без лишних согласований и утверждений. Потребовались горноспасатели — и они прибыли из Дегтярска. Нужны были стройматериалы — среди ночи открывались склады. Кто-то внес предложение оградить аварийные помещения машинного зала от мороза брезентом. Вскоре на станции появился сшитый женщинами БАЭС гигантский шатер, под которым началась разборка завалов над турбинами. Каждый знал свое место и свою роль.
Именно поэтому очень скоро появилась уверенность в главном: с реакторами ничего не случится, никаких разгерметизаций не будет. И все-таки оперативным штабом было приготовлено все, что может потребоваться для эвакуации жителей поселка. Водители автобусов из Белоярки, Асбеста и Свердловска были наготове. Экипажи сотрудников ГАИ в любой момент могли сопровождать автоколонны. Приготовлен был приют для детей…
Следственная группа начала осмотр места происшествия — так будет именована авария на БАЭС в уголовном деле, возбужденном прокуратурой Свердловской области по факту пожара. Началось расследование. Такое расследование было необходимо — чтобы не обвинить зря людей. Не работники станции, а случай, который было трудно предвидеть, чуть не окончился большой трагедией.
Пожарно-техническая экспертиза пришла к выводу, что причиной пожара явилось воспламенение изоляции кабеля электропитания от короткого замыкания. Однако установить, который из двух загоревшихся первыми кабелей принес беду, не удалось. Уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления.
…До начала Нового года оставалось полчаса.
Гуляев вошел в кабинет директора, сбросил в угол негнущийся замерзший брезентовый плащ:
— Я обошел все помещения, могу доложить: пожар ликвидирован.
Из акта:
«Всего в ликвидации пожара участвовало 1242 человека, в том числе 270 человек личного состава пожарной охраны, курсантов пожарно-технического училища и курсов среднего начальствующего состава УПО МВД Свердловского облисполкома, из которых 150 газодымозащитников, а также 972 человека из числа строительно-монтажных организаций, персонала станции и др.»
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 декабря 1979 года за самоотверженные действия при ликвидации аварии на Белоярской атомной станции имени И. В. Курчатова награждено:
орденом Трудового Красного Знамени — 6 человек,
орденом «Знак Почета» — 13 человек,
медалью «За трудовую доблесть» — 9 человек,
медалью «За трудовое отличие» — 12 человек.
Указом Президиума Верховного Совета РСФСР медалью «За отвагу на пожаре» награждено 44 человека. Ордена и медали вручались по месту работы или службы.
Указы в печати не появлялись. На каждом из них стоял гриф: «Не подлежит опубликованию».
